Бледный, даже серый, он был слаб, но того, чего я так боялась, не случилось – его тело работало, ничего не отказало, его не парализовало. Не знаю, как с ним работала Врачевательница, но она свое дело явно знает.
— Тред, — выдохнула я, и взяла его тяжелую руку в свою. — Прости, что не пришли сразу. Мы…
— Знаю, — ответил он медленно, с трудом, и улыбнулся (это тоже далось ему с трудом). — Не пришли… значит… не смогли…
— Не говори, если тяжело, — сказал Зен, и поправил подушки, чтобы ему было удобнее.
— Мне… это… того… велено… говорить… вставать… чтобы скорее…
— Прийти в себя? — закончила я за него.
— Ага.
— Что тебе нужно? Что принести? Тебе удобно здесь? — спросила я, и огляделась. Комната, в которую поместили мужчину, была маленькой, не особо светлой и не особо уютной, но, по крайней мере, это была не холодная и не сырая «камера» в башне.
— Удобно… Меня хорошо… кормят. Ира… Зен… — он посмотрел на нас поочередно. — Эта мэза… Рас-по…
— Распорядительница? Мы знаем, кто она. Все знаем.
— Си...тара… это имя ее… Добрая… была… как и Слего… Зен, Слего это…
— Ни-ов двенадцатого ов-вена, картограф Хауна. Ира рассказала.
— Что еще… Ира… рассказала?
— Все. Тред, не пыжься, расслабься. Это не имеет значения.
— Как-как… как… — Треден наоборот, напыжился и забурчал, как жаба, — как это… не имеет значения? Ситара… твоя… мать!
— И что? — невозмутимо отозвался желтоглазый.
— Ситара уже не та девочка, которую ты знал, Тред, — добавила я. — Здесь над ней хорошо поработали, знатно промыли мозги. Кем бы она ни была в прошлом, сейчас она Распорядительница и мать пятерых дочерей. О существовании Зена она не знает или отрицает. Честно говоря, не знаю, что ей внушили и что рассказали, но вряд ли бы мэзавцы рассказали ей правду о том, что сделали с Зеном. Ты лучше вот что скажи, Тред: почему тебя удар хватил, когда ты ее увидел? Приходила ли она к тебе, говорила ли что-то?
Треден вздохнул, собрался с силами и рассказал: удар его хватил, потому как еще на лестнице, когда он Айлин ловил, у него сердце щемить стало, но это случилось не впервой, так что он внимания-то и не обратил. А потом в комнате он увидел Ситару, которая почти не изменилась, хотя прошло почти тридцать лет. Вот его и «бахнуло».
Я выдохнула про себя: значит, никакой другой причины не было, никаких новых фактов нас не ждет и Тред действительно просто перенервничал.
Имперец добавил, что Ситара приходила к нему, просила старуху, которая колола его иголками (предполагаю, что это Врачевательница), вылечить его, а потом спрашивала, как он спасся. Мы с Зеном в свою очередь тоже спросили, как так вышло, что после того приключения Треден вернулся в Ниэрад и жил как ни в чем не бывало. Он ответил, что соврал про богов: мол, в лес на охоту ушел, потом услышал богов, упал, а далее ничего не помнит. Ему поверили, да и как не поверить, ведь в тех местах постоянно «гудит»?
Да и у нас оснований не верить Треду не было. Убедившись, что его и Ситару никакие тайны не связывают, кроме уже раскрытой, мы посидели с ним еще, поухаживали, поставили его в известность, что теперь я вроде как мэза, и попросили об одной очень важной вещи: не волноваться.
Тред только усмехнулся: как же, не волноваться, с вами-то? Я предложила ему переехать со мной в дом Катли, но наш болезный добряк неожиданно отказался:
— Не надо… Мне здесь… хорошо… окно… в сад выходит…
— Может, тебе хоть Млада привести? С ним быстрее на поправку пойдешь.
— Не-е… Пусть с вами... Млад, Арта... ими занимайтесь.
— Но кто же будет заниматься тобой? — озадачилась я. — Мы, конечно, будем часто приходить, но не сможем постоянно за тобой приглядывать.
Бледный и серый Треден вдруг порозовел.
— Есть… кому глядеть…
Мои брови приподнялись, а мужчина, продолжающий краснеть, добавил:
— Ходит ко мне… одна… пышечка…
— Айлин! — поняла я.
— Хвалит меня… все говорит… что герой… что тебя спас… Подушки мне… того… похлебки... этого… так и сяк…
Речь нашего любимого Тредена стала совсем неразборчивой, и мы с Зеном понимающе переглянулись. Привыкший обо всех заботиться, он растерялся, когда заботиться начали о нем. И кто? Симпатичная женщина его лет и примерно того же склада характера, как и у него, сердобольная и чувствительная.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я, конечно, Айлин мало знаю, и недолго, но хорошо помню, как она растирала мне руки и как успокаивала в ту ночь, когда я узрела Кетнея и чуть не поседела полностью. Что-то царапнуло мне память, какое-то смутное неприятное воспоминание о ней, и я решила навестить и Беляночку, чтобы поблагодарить за заботу о нашем драгоценном Треде.
Дама нашлась не сразу, наверняка была занята многочисленными делами в башне. Я сказала одному из мальчишек-прислужников, чтобы госпоже Айлин сообщили, что в саду ее ждет мэза Ирина, и какое-то время провела там с Зеном. Мы ходили вместе по дорожкам и вполголоса обсуждали ведовство и механизм видений. Как только я услышала, что скрипнула дверь, и увидела, как Беляночка спешит ко мне, пихнула Зена в бок, чтобы он отошел.
— Мэза, — выпалила запыхавшаяся Беляночка, и поклонилась мне. — Вы хотели меня видеть? Простите, что заставила ждать! Простите и за то, как я вела себя… надоедала вам… я никогда больше не посмею омрачить ваших мыслей ничем, не побеспокою…
Я не поняла, о чем речь, но, судя по ее словам, вела я себя в том забытье примерно так, как вели себя мэзочки в Утхаде.
— Айлин, — вздохнула я, и взяла ее пухлую мягкую руку в свою. — Это мне у вас нужно просить прощения. Я была сама не своя тогда. Простите и забудьте, что я говорила вам.
— Мэза, что же вы… как же вы… в вас пела благодать… это священно! Это я виновата, я вела себя неподобающе!
— Мэза должна являть собой чистоту и доброту. Я тогда была недоброй. Но это прошло. Я была у Тредена и счастлива оттого, что он поправляется. К сожалению, я не могу приглядывать за ним, у меня иные обязанности. — (Беляночка серьезно кивнула). — Но я буду вам бесконечно благодарна, если вы за ним приглядите. Естественно, за вознаграждение.
— Я буду счастлива помочь вам! Безо всякого вознаграждения!
— Спасибо, Айлин, — улыбнулась я женщине, и не стала настаивать на вознаграждении, чтобы ее не обидеть.
Северную башню я покинула под вечер; к тому моменту я успела не только проведать Треда, но еще и напиться чая с Айлин, да и Зен время с пользой провел – побыл с Артой и забрал Млада.
Когда мы вышли на улицу, где нас ждали носильщики, у меня уже глаза слипались. Я залезла в носилки и, утомленно прикрыв глаза, стала думать о Ситаре. Почему она не увидела в Зене черт своего мучителя? Или все имперцы для нее на одно лицо, страшное лицо? За исключением Тредена, конечно же. Ладно, с этим разберемся… Я выглянула из-за решетчатой створки на улицу; слышно было, как цокают когти Млада по мощеной улице.
Дочь Ситары и сестра Зена, Катли, жила неподалеку от храма Великой матери, где меня и «отформатировали». Ее дом стоял на склоне, в отдалении от других построек, и был по меркам столицы маленьким – так она сама говорила.
Столица… Свея Ноглана… Мне ее показывали, но так как я была тогда не в себе, то мало что помню. Однако то, что я могу видеть из окна сейчас, мало напоминает город отца Хауна или городишко возле Утхада. Там камни, теснота, вонь… здесь – простор, зелень, свежесть. Храм Великой матери белой громадой возвышается неподалеку, и от него расходятся лучами улицы. А в частности та улица, на которой живет Катли, зеленее прочих, зеленее и укромнее.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Носильщикам наверняка стало тяжелее меня нести по склону, и меня начала грызть совесть: расселась госпожа доморощенная на подушках!
Как же противен их уклад! Секс они называют ритуалами, похоть – благодатью, поцелуй у них символ подчинения… И мне придется долго еще притворяться, делать вид, что я мэза. Но самое главное – найти смарагд. Все мои вещи должны быть в доме Катли, и мне придется перерыть их все. Если, конечно, смарагд не забрала Распорядительница или Великая матерь. Кстати… известно ли им о ведунстве, знают ли они о ценности смарагда для ведунов?
