Зен вздрогнул и шумно вздохнул.
Я сглотнула и, повернув голову, посмотрела вбок. Картина была четкой, абсолютно четкой без единого помутнения и раздвоения. Но ведь я не смотрю через очки… И почему я лежу? Почему под головой ковер? Почему спина болит, и в голове тупо ноет? Что случилось? Как Треден? Бани… что мне дала Распорядительница? Я упала снова, бахнулась головой? Где я?
Снова повернув голову к Зену, я просипела испуганно:
— Зен, что случилось?
— Я тебя вернул, — хрипло ответил он.
— Откуда?
— Из кошмара.
Я ничего не поняла, но по привычке ему поверила.
Мы лежали на кровати, обнявшись. Моя голова болела, не сильно, но эта слабая монотонная боль выматывала, и, по-хорошему, мне надо было выспаться, а не выяснять, что случилось.
Я рассказала Зену обо всем, что со мной происходило, ничего не утаив, даже исповеди Распорядительницы. Мой волк отреагировал спокойно; иного я и не ожидала. Даже больше: это он меня поразил, заявив будничным тоном:
— Я знаю своего отца.
— Что?
— Я же не слепой, — усмехнулся Зен. — Еще когда был мальчишкой, увидел в городе всадника. Меня тогда поразило, как он легко он тяжеленный камень поднял. Это у них была такая ярмарочная забава, у ни-ов: после торгов собираться в кружок и выделываться. Этот камни большие легко поднимал, и швырял далеко. Здоро-о-о-овый мужик был, крепкий. Произвел впечатление.
— Чем? И как ты понял, что он твой отец?
— Его боялись не потому, что ни-ов, а потому что могучий. Я к нему ближе подобрался, и приметил, сколько общего в наших лицах – слеплены как по одному образцу. Ну и рослость мне от него, и кость крепкая. Только он крупнее был и плотнее, с животом. С возрастом совсем раздобрел, опух, как тесто, раскраснелся лицом. Мастерство пропил, сила ушла, гуи ему больше не доверяли. Умер бесславно: перепил и обожрался, а когда его нашли, уже был мертв.
— Вот уж точно бесславно… Раз вы так похожи, почему ты к нему не подошел, не показался? Он бы мог рассмотреть сходство и забрать тебя к себе, воспитать.
— Я бы подошел. У меня те же мысли в голове появились… да только боги уберегли. На той площади собачонка бегала, тявкала громко. Ему не понравилось. Взял валун да пришиб ее.
Я обмерла, живо представив эту картину. Мне, взрослой женщине, плохо стало, а Зен мальчишкой был, мальчишкой, впервые увидевшим отца.
— Что ты почувствовал? — прошептала я.
— Сразу восторг пропал, благоговение слетело одним махом. Я не так уж мал был, знал уже, что такое смерть, видел – и людскую, и животных. Тред учил меня охотничьему промыслу, и вбил в голову, что убивать надо только из необходимости и милосердно. А этот собаку убил просто так, из раздражения. — Усмехнувшись недобро, Зен продолжил: — Я потом в лесу часто видел его ловцов, и по возможности им ловлю портил. За собачку мстил.
Я промолчала. Собачку жалко, и мать Зена тоже, учитывая, что ей пришлось вынести с тем ублюдком… И, как ни крути, наследственность у Зена так себе: отец жестокий, мать коварна... Не потому ли мне тогда показался Кетней, напомнить об этом?
Кетней… О нем-то я не рассказала!
Зен заметил, как я напряглась:
— Что, ищешь во мне дурные черты?
— П-ф-ф. Твои дурные черты я давно уже разглядела. Мой отец так-то тоже не святым был. Слабак и изменник…
— Ты не в него, — усмехнулся Зен.
— Конечно, я в бабушку, — отозвалась я, а мысленно отметила, что Зен похож на мерзавца-папашу не только внешне, если судить по рассказам, но унаследовал еще и это звериное, отпугивающее, самцовое, что заставляет других поджимать хвосты.
Мне стало не по себе. Мягко высвободившись из объятий Зена, я встала с кровати и стала искать, чем бы прикрыться. Мы разделись и легли, чтобы со стороны казалось, что занимались ритуалом; мое неудобное шуршащее красное платье валялось вдалеке, на полу, и казалось с такого расстояния лужей крови. Так и не найдя, чем прикрыться, я была вынуждена подойти к этому платью и надеть его. Пока я спешно и нервно одевалась, Зен оставался в кровати.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Одевшись, я посмотрела на него и наткнулась на внимательный взгляд.
— Что не так, Ира? — спросил желтоглазый.
Я не смогла ответить сразу и откровенно, а это однозначно дурной признак. Я ведь доверяю Зену всецело, так откуда сомнения? Он всегда будет меня защищать, он похож на своего отца только внешне и энергетикой, а воспитал его Треден… Это глупость, соотносить его жестокого папочку с ним самим. Но ведь и мамочка Зена тоже не ангел…
— Я видела Кетнея! — выпалила я быстро, чтобы как можно скорее разобраться с правдой. — Когда Распорядительница напоила меня вином, и мне стало дурно, я вышла в сад и увидела его. Он шел на меня, а потом схватил ледяными руками и намекнул, что ты не от Слего, а от того всадника. Не смотри на меня так! Я не знаю, что это было и почему… не понимаю. Я уже ни в чем не уверена…
Зен тоже поднялся, и, как был, обнаженный, пошел ко мне.
В тысячный раз я отметила про себя, что он крупный и сильный.
«Такой, как папочка, — оживился ядовитый голосок подсознания. — Что, если он и тебя бить начнет потом, когда пройдет новизна отношений? Что, если он целиком, не только внешне, пошел в него? А если в мамочку? Он ведь не просто сильный, он еще и коварный и хитрый. Вон как с Ванде играл…»
— Ты ведунка, — негромко произнес Зен. — Это было видение. Шариан иногда курил особые травы, чтобы увидеть что-то значимое, найти ответ на вопрос. — Подойдя, он посмотрел на меня пристально сверху вниз. — То, что ты увидела, ответ на твои же вопросы. Значит, ты все еще меня боишься.
— Я просто боюсь… — призналась я. — Всего… Я выдохлась и ослабела. Когда мы летели в Мэзаву, все было определенно. Сейчас – нет. Как я могу идти к цели, если совершенно не понимаю, с кем и с чем имею дело? Этот ваш мир по-прежнему для меня загадка. Ты погляди на меня, погляди! Я зоркая теперь, с гладчайшей кожей без единого шрамика и пятнышка! Что они со мной сделали? Что еще сделают?
— Что мы с ними сделаем, — возразил Зен.
Я хотела махнуть рукой и спросить, «А что мы можем?», но тут в голове щелкнуло. Мы можем. Многое можем. Мы уже много сделали – сбежали из Ниэрада, выжили в лютую стужу, подчинили Ванде, вырастили гуи… даже то, что я сейчас стою с головной болью и осознаю, где я, с кем я, и в чем моя цель, о многом говорит. Что бы эта Великая стерва… то есть матерь ни сделала со мной, Зен сломал ее установки.
— Думаешь, что ослабела? — продолжил он. — Нет, ты стала опаснее. Они дали тебе права мэзы, дали тебе зрение. И, — он хитро подмигнул мне, — они посмели тебя тронуть. Не хотел бы я быть на их месте.
Я не смогла ничего произнести в ответ, только смотрела на него.
Да, у меня оставались еще следы недоверия к Зену, оставался страх. Но если копнуть глубже, это страх не именно перед Зеном, а страх перед миром, который его произвел. Страх перед Цитой, которая упорно продолжает меня пугать, давить, ломать, чтобы сделать такой, как все здесь. Но этот же страх сыграл мне на руку, разрушил установки Великой матери, которые она каким-то непостижимым образом вбила мне в голову.
Я не родилась здесь, я не приму царящих здесь законов, я всегда буду им сопротивляться, потому что изначально другая.
— Ты моя жизнь, — произнес Зен, глядя в мои глаза. — Я за тебя умру, за тебя убью.
Как с таким мужчиной можно бояться чего-то? Я не верила, что еще какую-то минуту назад всерьез сравнивала Зена с папочкой.
— Волчина мой… — выдохнула я, и подалась к нему. Он обнял меня, зарылся носом в мои волосы, и я услышала тихий упрек:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Никакого больше вина, Ирина.
— Ни в коем случае, — согласилась я, и осознала, что есть еще одна железная установка в моей голове, которую не изменить никакими внушениями и прочими манипуляциями: мне нужен Зен и никто другой.
Глава 25
Треден выглядел изможденным, но при нашем появлении его глаза вспыхнули радостью. Он начал было приподниматься, но мы с Зеном в один голос его остановили и бросились к нему. Оказавшись по обе стороны от его постели, мы долго его рассматривали.
