Нам открыли ворота, и носильщиков пропустили во владения Катли. Настоящее цветочное царство – бесконечные цветочные клумбы, сложные композиции, ухоженные цветущие кустарники… Я смотрела на все это многообразие, пока носильщики не остановились. Зен помог мне выйти.
Оказавшись, наконец, вне носилок, я подавила желание потереть онемевшую от долгого сидения попу и окинула сонным взглядом особняк Катли. Это не простой трехэтажный деревянный дом при Северной башне, в котором живут Айлин, обслуга башни и теперь Треден, но и не многоярусное сложное нечто вроде дворца Хауна. В архитектуре я мало смыслю, но на вид это что-то похожее на греческую постройку: прямые линии, колонны, переходы...
Я долго смотрела на дом; я теперь вообще на все долго смотрела, потому что мне вернули дар видеть хорошо.
«Зен прав, — подумала я. — Они сами сделали меня сильнее».
Расправив плечи, я начала уверенно подниматься по ступенькам.
Я зря переживала: смарагд нашелся быстро. Я завернула его в платок, когда раздевалась в банях, и в том же платке он и остался; мои вещи все до единой доставили в дом Катли. Зажав зелененький смарагд в руке, я вопросительно посмотрела на Зена.
— Рано, — произнес он. — Сначала надо вернуть силы.
Я надела цепочку с подвеской-смарагдом, еще разок ласково коснулась камня, своего помощника, и вспомнила о том, что в Мэзаве не варила и не пила противозачаточного отвара, ведь тогда бы я себя саму подставила. Что, если я забеременела от Зена? У нас ведь весьма бурные соития тогда, после «форматирования», случились.
О смарагде забылось, о великих планах тоже. Медленно опустив руку, я подняла на Зена взгляд и смерила прокурорским взглядом.
— Ты знаешь, что я до смерти боюсь забеременеть. И все-таки взял меня! Зная, что я не пью отвар!
— Лучше я, чем другой.
— Надо было напугать меня сразу!
Зен посмотрел на меня так, как, бывало, смотрел раньше, во времена, когда нас тесно связывали узы ненависти и недоверия.
— Поздно спохватилась, — мягко, тихо, но однозначно неодобрительно промолвил он.
— В смысле?
— Когда ты в самом деле боялась этого, то каменела от моего прикосновения, даже самого невинного. Каменела и тогда, когда я смотрел на тебя. Вот тогда ты боялась. До смерти боялась. Но не сейчас.
Произнеся это, желтоглазый преспокойно пошел к выходу из комнаты.
— Стоять! — рявкнула я, и соскочила с кровати, на которой в беспорядке лежали вещи, в которых я искала смарагд. — Как это я не боюсь? Да для меня беременность это крах, крах всего, шок, ужас!
Он не обернулся и не остановился. Мне пришлось обогнать Зена и преградить ему путь. Я требовательно посмотрела в его глаза; они имели прохладное, даже циничное выражение.
— Ты сделала выбор, — отчеканил он. — Тогда, в Утхаде.
— Только потому что пила травки.
— Травки! Самой-то не смешно? Мнишь себя умной, но и самый дремучий мэнчи в Ниэраде знает, что после случки может появиться ребенок. Они для этого и придуманы, случки, пользования, ритуалы… Тот же Тред никогда не трогал декоративок, которых покупал, потому что знает, что может получиться ребенок. Ни возраст, ни болезни, ни травки – это не защита. Защита, это когда ничего не происходит.
— Но…
— Самки животных и те к себе не подпускают самцов, когда не время для потомства, — отрезал он, и, обойдя меня, вышел.
Я осталась одна в комнате, расстроенная и раздосадованная. Он прав: стопроцентных гарантий нет, залететь можно всегда, но… Нахмурившись, я отвернулась от двери и пошла к кровати, прибирать вещи.
Уборка всегда мне помогала успокоиться, разобраться в мыслях, но не в этот раз. В Ниэраде все было проще, понятнее, четче, а здесь мои ориентиры размылись, и размылись из-за Зена.
Уже к утру от головной боли и следа не осталось. Я хорошо выспалась и, когда Катли пригласила меня в сад позавтракать вместе с ней, решила проверить, как дела с ведунством, не пропали ли мои способности после того что со мной сотворила Великая матерь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Погода стояла ясная, но мы устроились в беседке, и яркое солнце нам не мешало, наоборот, помогало – демонстрировало окружающую красоту во всех красках. Причем у нас была возможность любоваться не только на зелень, цветочки, птички и всяческие садовые причуды, но и на мужчин.
Их было несколько. Стоя в отдалении, на полянке, они разминались, подставляя солнцу свои безволосые торсы. Издалека это напоминало то что-то похожее на йогу, то какие-то гимнастические упражнения. Новоприобретенное острое зрение позволяло мне видеть все детали.
— Нравится кто-то? — спросила Катли.
Я подавила ехидный смешок (длинноволосые тоненькие мальчики, похожие со спины на девочек, точно не в моем вкусе), и, притворившись смущенной, посмотрела на девушку.
Когда я первый раз увидела Катли, она была ярко накрашена и обмотана тяжелыми тряпками, которые здесь по недоразумению называют платьями. Но в своем доме мэзе не нужно прикрывать платком волосы, носить вычурные наряды и обвешиваться гремящими-блестящими аксессуарами, только, разве что, если надо принять гостей. Так, я могла видеть ее без всей этой мишуры, как и она меня.
В Мэзаве те же стандарты, что и в Ниэраде: мэза должна быть светловолосой и, в идеале, светлоглазой. Катли этим стандартам соответствует – она белокожая сероглазая блондинка, но, в отличие от матери, лицо у нее не миловидное. Как и у Зена, у Катли острые, резкие черты – тот же узкий длинноватый нос, те же впалые скулы, те же углы челюсти и подбородка… Но Зен со всем этим привлекателен, а Катли – нет. Мне она даже чем-то напомнила длиннолицую Вандерию.
Если бы Зен встал рядом с Катли, сразу бы бросилось в глаза их сходство, несмотря на то, что у Зена шевелюра темно-русая, а Катли – светло-русая.
— Не робей, — улыбнулась мне Катли. — Если кто-то нравится, говори смело. Или тебе еще не надоел твой имперец?
Я снова прикинулась смущенной, а сама мысленно добавила еще один пункт в список сходств двойняшек: зубы. Что у Зена, что у Катли зубы крупные, ровные и белые.
— Он не имперец, — возразила я.
— Но был им… Очень рослый мужчина, крупный. Странно, что он не был воином или всадником в Ниэраде.
Какая-то тень пробежала по лицу мэзы, после чего она улыбнулась мне снова и пододвинула ближе чашку с йогуртом, в который добавили мелко нарезанные фрукты. Смарагд уютно устроился на моей груди, так что контакт с кожей был. Решившись, я нырнула в мысли Катли через ее глаза и обнаружила, что все ее мысли заняты... Зеном.
Зен впервые появляется перед ней, эффектный, в черном, являя собой абсолютную угрозу. Катли испугана.
Зен идет за мной, сверля взглядом собственника. Недопустимо! Катли возмущена.
Зен входит в дом вместе с волком. Дикость! Катли удивлена.
И снова по кругу эти три врезавшиеся в голову Катли картинки: Зен и я, Зен и волк, просто Зен…
Обомлев, я вынырнула обратно и осушила разом стакан чая; чай был горячий, и я обожгла рот, однако проглотила все. Катли с подозрением на меня глянула, и я невнятно (с обожжённым-то ртом!), ответила:
— Горячо…
— Так ты не торопись. Пить хочешь? Тебе, может, воды или молока принести? Или вина?
— Никакого вина! — ответила я, и, оторвав от лепешки на тарелке кусок, торопливо сунула в рот, чтобы избежать разговора.
Прожевав хлеб, я с трудом его проглотила и начала есть йогурт; Катли же стала намазывать на булочку подтаявшее масло. Дальше мы ели в тишине, изредка перебрасываясь ничего не значащими фразами.
Катли думает о Зене, Катли увлеклась собственным братом… Черт! Я-то надеялась по минимуму использовать свои способности! Ладно, я избавлю ее от этого противоестественного желания, потом, как-нибудь. И буду надеяться, что не так уж много женщин обратят на Зена внимание… Хотя кого я обманываю?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Глава 26
Распорядительница явилась вечером, чтобы проверить, как я себя чувствую и не трачу ли бестолково благодать. К тому времени мы с Зеном обсудили, что делать и как поступать, если вдруг у меня не получится пролезть в ее голову. Я помнила о том, как сложно и энергоемко было управлять Вандерией, и потому нервничала перед встречей; да еще и надо было притворяться одухотворенной (течной!) мэзой.
