лучше все десять раз, прежде чем сделаете хоть что-то. Любовь способна на многое, но, боюсь, с грядущим ей не справиться.
Ван Берг чуть напряжённо поджала губы, а потом вдруг заговорила о погоде, дав понять, что на этом тема закрыта. Джил была отправлена обдумывать услышанное, чем она и прозанималась всю бессонную ночь. Даже в дороге до аэропорта она размышляла, что именно могла знать Ван Берг, и о чём в своей неизменно деликатной манере пыталась предупредить. На ум приходили миллион вещей, которые с разной степенью вероятности могли бы стать причиной таких бесед. Но Джиллиан холодела от ужаса при одной лишь мысли, что Эмилия всё поняла. Что та в два счёта разгадала безумный план и теперь отчаянно хотела если не предотвратить неизбежное, то хотя бы предупредить. Но было поздно.
Джиллиан снова посмотрела на блестевший самолёт и с трудом заставила себя вернуться к бумагам. У неё не было ни малейшего представления, каким образом Энн сумела раздобыть копию брачного договора – украла, подкупила или взломала архив адвоката семьи – неважно. Единственное, что интересовало Джил – причины, по которым Алиша так рьяно держалась за Бена. Но чем дальше она вчитывалась, тем сильнее становилось её удивление. Глотнув отвратительный кофе, что продавали в кофейне напротив, и выключив зазвонивший опять телефон, Джиллиан скептически хмыкнула.
На первый взгляд, контракт был до зевоты обычен: не драться за подушки, не воровать дверной коврик и не бить семейный сервиз. Однако дальше шли чудеса. Даже со всем своим накопленным за годы цинизмом Джиллиан назвала бы издевательством выставленные Беном условия. Это было унижение и откровенная месть, за то, что Алиша посмела заиграться в шантаж.
Рид не умел прощать. Он не собирался спускать с рук попытку манипулирования и потому превратил жизнь супруги в кромешный ад. Алиша была, как манекен: «Не говори! Не думай! Не делай!» Она ничем не владела, ничего не решала, не могла даже завести себе попугая без риска оказаться выкинутой за порог без единого цента в кармане. Бен позаботился обо всём, когда лишил жену права голоса и хотя бы ничтожной иллюзии хоть какой-то значимости в его жизни. А ещё он обязал её соблюдать ряд совершенно безумных правил.
Каждый пункт был расписан до мелочей: не более десяти минут в одной комнате, секс два раза в месяц (если, конечно, Бен снизойдёт), никаких адюльтеров с её стороны и беспрекословное выполнение команды «молчать!». Да, Алиша распоряжалась выделенной ей суммой, которая была то ли подачкой, то ли очередным оскорблением, но даже купленный на эти деньги кофе считался собственностью Бена. Так что её настойчивость в попытке сохранить этот оскорбительный брак казалась Джил странной.
Она нахмурилась и покачала головой, скользя взглядом по списку условий, пока не дошла до последнего. И перечитав его три раза, вдруг поняла, что нашла нужный ответ. Наверное, это было смешно, но Джил не улыбнулась. Быть может, во всём была виновата злая ирония жизни, или чья-то невероятная меркантильность, а, скорее, дело в упрямстве Алиши. Видит бог, они с ней и правда похожи.
Итак, вдоволь поглумившись над женой, Бен теперь пожинал плоды собственной жестокости. Всего одно условие! Условие, которое должно было стать последним унижением, а вышло безвыходным тупиком. Он дал жене единоличное право подать на развод, потому что думал, Алиша не выдержит. Верил, что ни один человек не согласится с жизнью комнатной собачонки, а значит, и она приползёт просить пощады. Джиллиан читала его ухмылки меж букв, видела в запятых презрение и отчаянно сжимала виски, понимая, что Бен сам построил себе ловушку. Всё вышло наоборот. Сама того не ведая, Алиша переиграла мужа, и теперь уже он унижался ради свободы. Невероятно, но…
Джил с силой захлопнула папку, чуть помедлила и устало прикрыла глаза.
– Что же ты натворил, милый мой Страшила… – прошептала она, а затем сжала пальцами тонкую переносицу.
Где-то вдалеке занудным электронным голосом объявили посадку на рейс до Чикаго, и Джиллиан поднялась, подхватив вещи. Итак, у неё было два часа, чтобы решить – действительно ли она это сделает. Действительно ли перешагнёт через любую мораль…
Самолёт приземлился в суетливом и перегруженном туристами аэропорту, когда закат уже гас где-то за штатом Айова. Джил никому не говорила о своём возвращении, а потому молча и сосредоточенно прокладывала путь к стоянке такси. В кармане то и дело позвякивала связка ключей, и Джиллиан с замиранием сердца ждала возвращения в квартиру. Ту самую, которую по наивности уже почти считала своей. Наверное, зря, но она никогда не забудет всего, что там было. Слишком личное, слишком болезненное, и одновременно слишком чудесное. Джиллиан не знала, что там найдёт. Быть может, ждущего Бена, который наверняка уже трижды проклял день их первой встречи, или холод заброшенного помещения. А вероятнее – ничего. Но она всё равно с опасением открыла знакомую дверь, тихо прошла в гостиную, где медленно осела на пол. И прошло, наверное, несколько долгих минут, прежде чем Джил подняла руку и потянулась к дивану, но так и не решилась коснуться.
Она не сомневалась, что Бен сделал это нарочно. Со всей своей любовью оставил своеобразное послание, которое Джил не смогла бы ни пропустить и ни проигнорировать, как делала это со звонками и сообщениями. Потому что это было приветствие, молчаливая радость и лишь толика той самой осторожной надежды в виде аккуратно разложенной на диване рубашки. Рядом стояла коробка с ещё тёплыми пончиками. И, почувствовав их аромат, Джил с силой зажала ладонью рот и застонала от ненависти к самой себе.
После этого она лихорадочно стянула костюм, закуталась в рубашку, а потом ещё долго сидела с коробкой пончиков около усыпанного дождевыми каплями окна, за которым тоскливо плескался в темноте Мичиган. Джиллиан вслушивалась в гулявший по городу ветер, поджимала озябшие ноги и думала-думала-думала. Взвешивала каждый дюйм плана, проигрывала варианты и не видела другого пути. Бен обязательно будет счастлив. Найдёт кого-то лучше, светлее, честнее, нежнее. Кого-то, кто сумеет принять правила его любви. Того, кто будет сильнее Джил. А она выжжет себя калёным железом…
На следующий день её появление в офисе Рида вышло фатальным и совершенно непредсказуемым. Джиллиан уверенно вошла в кабинет, метким броском отправила салфетку в ведро, а затем как ни в чём не бывало заняла любимое место рядом с окном. Холодная, отстранённая, в чёрно-белой броне из костюма, с тёмной помадой и скрученными в самый тугой пучок волосами. Джил выстроила вокруг себя неприступную крепость. Её бледное лицо стало ещё бледнее, а кожа истончилась почти до пергамента. И наверное, Джиллиан была похожа на куклу. Манекен с холодным пластмассовым
