они общались. Каким-то невероятным образом умудрялись держаться за собственное родство. Возможно, просто потому, что больше было не за кого.
– Ты знаешь почему, – спокойно откликнулась Джил и привычно уставилась на завешанную дипломами стену, где знаки отличия перемежались фотографиями маленьких пациентов.
– Катись к дьяволу, – коротко отрезала Оливия и, стремительно оттолкнувшись, подошла к шкафчику, где принялась перебирать какие-то бумаги.
– Доктор Лайм, – с нажимом произнесла Джиллиан и взглянула в висевшее на стене зеркало, поправив деловой пучок. Сложно поверить, но ещё вчера она представляла собой нагромождение спутанных волос, обкусанных губ и восхитительных синяков под глазами. А сегодня макияж спрятал лицо, одежда – тело, а душу – цепи решений, до которых оставался один перелёт до Чикаго.
– Нет. – Оливия с усилием смяла в кулаке какую-то упаковку и зажмурилась. Вздохнув, Джил попробовала другой способ, мягко и нежно протянув:
– Олли…
– Нет.
– Пожалуйста, мне действительно надо…
– Я сказала, нет, Джил, – отчеканила та и круто развернулась, с ненавистью уставившись на сестру.
– Последний раз, и обещаю, что больше не приду.
Оливия громко и не очень воспитанно фыркнула, а потом потёрла лицо руками.
– Врёшь… Как всегда, врёшь, – пробормотала она. – Каждый раз одно и то же, а мы всё обсуждаем и обсуждаем. Тебе нужно лишь пережить синдром отмены и станешь нормальным человеком. Прекрати сажать свою психику! Я больше не пойду на это.
– У меня был перерыв. Два месяца.
– Так почему подсела снова?
– Развод прошёл… не очень гладко, – прикрыв глаза, медленно произнесла Джил и судорожно вздохнула, борясь с накатившей дурнотой. Боже, вспоминать об этом до сих пор было сложно.
Сестра промолчала, бросила взгляд на судорожно переплетённые пальцы, и её красивое тонкое лицо брезгливо скривилось.
– Нет, – наконец произнесла она.
– Пожалуйста…
– Я сказала – нет. Ты не стоишь того, чтобы рисковать ради тебя карьерой.
– У меня нет времени проходить через ломку, – Джил упрямо наклонила голову. – Я… это тяжело.
– Ничего, – Оливия ехидно хмыкнула. – Помучаешься ещё разок, зато, может, станешь умнее и не сведёшь себя в могилу…
– Так, может, я именно этого и хочу! – неожиданно заорала Джиллиан, перебивая. – Сдохнуть и нахрен закончить это дерьмо вместо жизни…
Она осеклась, когда почувствовала, что щёку обожгла дикая боль, и отступила. Похоже, раздавать пощёчины – это семейное. Но, несмотря на иронию происходящего, ожог прикосновения вынудил испуганно посмотреть на взбешённую сестру и лишь чудом не шарахнуться в сторону, захлёбываясь паникой. Однако та отвернулась и сосредоточилась на чьих-то медицинских картах, так что уже не видела ни побледневшего лица, ни разом затрясшихся рук.
– Замолчи! – процедила Оливия. – Хватит мной манипулировать. Ты слишком труслива, чтобы гордо шагнуть в окно, Джил. Всё, на что способна – сыпать пустыми угрозами, но больше я на это не поведусь.
Три пластиковые папки с громким хлопком рухнули на пол, вынудив Лайм выругаться и присесть на корточки, чтобы поднять своевольных беглянок. Джиллиан торопливо опустилась рядом, взяла одну из них и неожиданно прошептала:
– У меня ничего не осталось, Олли. Я теперь никто. Так какая разница, доведу я себя до предела сейчас или сойду с ума лет через пять? – Язык едва ворочался, и потребовались три долгих секунды, чтобы взять себя в руки и сделать глубокий вдох. – Я подпишу что угодно. Любую бумагу. Что вынудила, угрожала, давила на тебя… Но пожалуйста, мне нужно довести до конца последнее дело, а без стимуляторов я не справлюсь. Не сейчас. Обещаю, это в последний раз…
– Ты наркоманка! – прорычала Лайм и с грохотом опустила папки на стол, перестав имитировать подобие деятельности. – А я тебе в этом потворствую. Господи! Отец бы не одобрил…
– Отцу всегда было плевать. Пожалуйста… – быстро бормотала Джиллиан и шагнула вперёд, чтобы заглянуть в глаза сестры. – Мне нужно пережить несколько недель… А потом я приеду к тебе, обещаю! Пройду твои идиотские терапии, выпью все положенные лекарства!
– У меня здесь психиатрическая клиника, а не центр наркологии! – огрызнулась Оливия.
– А для меня ещё есть разница? – скованно улыбнулась Джил и взглянула расширенными зрачками прямо в сердце. Сестра зажмурилась, но тут же обессиленно покачала головой.
– Когда всё закончится, Джил? Когда ты уже исчезнешь из моей жизни? Я устала от тебя, твоих проблем и абсолютно ненормальных решений.
– Скоро, – прошептала она, стыдливо опустив взгляд.
Джиллиан знала, что неуместна и излишне настойчива, понимала – никто, кроме неё, не обязан возиться с головоломками запутавшейся в себе женщины. Но, борясь хотя бы за иллюзорное ощущение контроля над своей жизнью, она была готова на всё.
– Иногда я тебя ненавижу, – после паузы тихо произнесла Оливия и быстро начеркала своим угловатым почерком на бланке с рецептом.
– Только иногда? – хмыкнула Джил, забирая столь вожделенную бумагу. – Я ненавижу себя постоянно.
***
Освещённое ржавыми закатными лучами серебристое брюхо авиалайнера маячило в окне терминала, и Джил лениво наблюдала, как под ним торопятся машинки обслуживания. Она никуда не спешила. Спокойно забрав из гостиничного номера вещи, Джиллиан отправила их в первый ближайший мусорный бак и приготовилась лететь в Чикаго с пустыми руками, но неподъёмным грузом внутренних метаморфоз. Теперь она сидела в зале ожидания и коротала время до вылета, разбираясь с бумагами. Переложив поудобнее документы, Джил взяла в руки первую папку и задумалась. Нет, она не сомневалась в том, что делает, но…
– Любовь – лучший растворитель для всякого дерьма, – тихо сказала прошлым вечером Ван Берг, пригубив слишком горячий чай. А Джиллиан, услыхав вырвавшееся словечко, подняла удивлённый взгляд. Эмилия тихо фыркнула. – Не смотрите на меня так.
– Просто не ожидала, – пробормотала Джил, а Ван Берг посмотрела в чуть расширенные зрачки и вздохнула.
– Знаете, кого вы мне напоминаете?
– Не имею ни малейшего представления.
– Капризную розу, что отказывается цвести, пока за ней ухаживают. Её накрывают стеклянным колпаком и заботливо огораживают ширмой от ветерка, но в ответ получают лишь пару новых колючек. Однако стоит налететь холодным сквознякам, и вот уже трепещут первые распустившиеся лепестки, а воздух пронизан сладким ароматом. Но что дальше? Цветы опадут, листья завянут, и милой розе придётся ждать, когда вновь придут руки, что накроют колпаком, согреют теплом и укутают от слишком резких ветров.
– Я не хрупкое избалованное тепличное растение, – немного резко отозвалась Джиллиан. – И никогда не была сильна в ботанике.
– Знает ли роза, какое удобрение ей нужно? – философски спросила Ван Берг, разводя руками. – Конечно, нет. Это задача тех самых рук. Но они не будут приходить вечно, если вы будете цвести не для, а вопреки.
– А может, я не хочу, чтобы они приходили, – прошептала Джил и стиснула хрупкий фарфор. – Не хочу стеклянных колпаков, ширм и ведра навоза.
– Тогда вы очень неправильный цветок, – рассмеялась Эмилия и вздохнула. – Но я в это не верю. Джиллиан, мы с вами знакомы уже пять лет. И я знаю этот взгляд фатальной решимости. Он преследует меня с того самого утра, когда вы появились на моём пороге. Никогда до этого моя тактичность не позволяла лезть в ваши дела, хотя, быть может, оно того стоило. Однако в этот раз я хочу предупредить – подумайте дважды, а
