Филипп проснулся и высвободил руку, затекшую под весом тела Дотти.
Первая ночь этого года.
Синеватый свет струился сквозь занавески в комнате, наполняя ее странным холодным свечением. Накануне Дотти вывернула содержимое сумки на комод. Она искала зажигалку. Она курила, когда ей становилось мрачно на душе. Курила все больше и больше.
Дотти вновь к нему прижалась. Он почувствовал запах сигарет от ее волос, холодный и терпкий, от которого у него закружилась голова.
Она открыла один глаз и спросила:
— Ты не спишь? Что-то не так?
Он погладил ее по волосам, чтобы она вновь заснула.
— Нет-нет, все в порядке. Просто пить хочется.
— Хочешь, я принесу тебе водички?
— Нет! — раздраженно отозвался он. — Я в состоянии сам принести себе воды. Спи, засыпай!
— Я просто так сказала…
— Спи-спи…
И он уставился в темноту широко открытыми глазами.
Жозефина. Что сейчас делает Жозефина?
Без десяти пять утра…
На следующий день в половине первого зазвонил телефон Гортензии. Песня Теаг Drop группы Massive Attack…
Она откинула густые спутанные волосы, скорчила гримаску, подумала спросонья, кто это в такую рань, они ведь только что уснули. Ее лицо расплылось от удовольствия, когда она посмотрела на Гэри, на его длинную руку на своем животе, вновь сунула голову под подушку. Она и слышать ничего не хотела… Спать, спать, опять уснуть… Вспоминать о неслыханном наслаждении прошедшей ночи, проводя пальцами по коже возлюбленного… «Мой возлюбленный, мой чудесный возлюбленный! — Она свернулась клубочком, вспоминая, как он наконец, наконец уже… — Так вот что вращает миром! А я-то прожила двадцать лет и даже не знала, надо же! Теперь все изменится, все будет по-другому!» Человек, который увлек ее в глубину сумерек, сейчас спал рядом с ней. Раньше казалось, что она знает его очень давно и очень хорошо.
Ну вот, раскудахталась, как молодая курица.
Телефон все звонил, она посмотрела на циферблат часов с Микки-Маусом, которые подарил отец на восьмилетие… Половина первого!
Мигом выпрямилась на кровати. Половина первого в Париже, половина двенадцатого в Лондоне. Это мисс Фарланд!
Бросилась к телефону.
Тихо промурлыкала: «Алло! Алло!» — натягивая майку, стараясь при этом не разбудить Гэри.
Вышла на цыпочках из комнаты.
— Гортензия Кортес? — пролаял голос в трубке.
— Yes, — прошептала Гортензия.
— Paula Farland on the phone. You’re in! You are the one! You won!
Гортензия упала на колени посреди коридора. Победа! Она победила!
— Are you sure? — спросила она, сглотнув слюну, горло как судорогой свело.
— I want to see you at my office today, five o’clock sharp!
Ровно в пять в ее лондонском офисе!
В Париже половина первого. Ей едва хватает времени собрать вещи, прыгнуть в «Евростар», вскарабкаться на восьмой этаж здания на Бонд-стрит, показать нос секретарше, открыть дверь, и — барабанная дробь: «Here I am!»
— Ok, miss Farland, five o’clock in your office!
— Call me Paula!
Она побежала на кухню.
Ширли и Жозефина чистили морковь, лук-порей, сельдерей, репу и картошку, чтобы приготовить овощной суп. Ширли объясняла Жозефине, что крупные картофелины нужно есть с соленым маслом, а мелкие круглые хороши для жарки или для пюре.
— Здравствуй, дорогая! — сказала Жозефина, оглядывая дочь с головы до ног. — Как спалось?
— Мама! Мама! Я получила эти витрины! Получила! Мисс Фарланд позвонила, я уезжаю! У меня встреча в пять часов в ее кабинете в Лондоне.
Супер, гениально, офигительно, мегакруто, юпи-юпи-ай, I am a big boss!
— Ты уезжаешь в Лондон?! — хором спросили опешившие Ширли и Жозефина. — Но…
Они обе чуть не спросили: а как же Гэри? И вовремя удержались.
— Как-то ты больно поспешно уезжаешь! — сказала Жозефина.
— Мам! Меня ждут витрины! Видишь, я была права! Я была права! Я могу взять с собой остатки кролика в горчице на ужин? У меня не будет времени купить продукты, а ожидать, что парни оставят полный холодильник…
И она пошла в свою комнату — собрать вещи в тишине и покое.
— Навостри уши! Мы имеем право послушать сцену! — предупредила Ширли.
— Ни секунды на месте не усидит! В кого она такая? — посетовала Жозефина. — А ему-то сейчас каково, бедняге!
— Он знал, на что шел. И вполне понимал, что сделать из нее маленькую скромную домохозяйку не получится.
— Это мне приснилось или твой мобильник звонил? — спросил Гэри, приподнявшись в постели и опершись на локоть.
Гортензия посмотрела на него и подумала: «Как же он красив! Ну как же он красив!» Ей захотелось начать всю ночь сначала.
— А! Ты проснулся! — ответила она невинным голоском.
— Или я сплю с открытыми глазами, — усмехнулся Гэри.
Гортензия открыла платяной шкаф и начала запихивать вещи в сумку.
— Что это ты делаешь? — спросил он, усаживаясь на постели.
— Сумку собираю. Уезжаю в Лондон…
— Прямо сию минуту?
— У меня встреча ровно в пять с мисс Фарланд. Ох, пардон! Она велела мне отныне называть ее Паула.
— Ты выиграла конкурс?!
— Да!
— Мои поздравления, — сказал он мрачно, вновь принимая лежачее положение и поворачиваясь к ней спиной.
Гортензия обескураженно посмотрела на него.
— О нет! — тихо простонала она. — О нет! Только не обижайся, не дуйся! Мне и так тяжело от тебя уезжать. — Она присела на кровать и обратилась к его спине. — Постарайся меня понять. Это моя мечта, мечта, которая стала реальностью…
— Очень рад за тебя… Может, по мне не скажешь, но я весел, как зяблик! — пробормотал он, уткнувшись носом в подушку.
— Гэри… Ну пожалуйста! Я хочу совершить в жизни что-то великое, я хочу двигаться вперед, побеждать, стремиться все выше, это все для меня…
— Все? — иронически переспросил Гэри.
— Гэри… Сегодняшняя ночь была… потрясающая! Даже больше, чем потрясающая. Я никогда не думала, что… Я боялась, что с ума сойду от наслаждения, от счастья…
— Ну спасибо, дорогая, — перебил ее Гэри. — Я крайне польщен, что оказался на высоте.
— У меня никогда так не было, Гэри, никогда в жизни…
— Но при этом ты сваливаешь в Лондон и пытаешься собраться так, чтобы меня не разбудить.
Она по-прежнему разговаривала с его спиной. И его спина была в дурном расположении духа.
— Это невероятная удача, Гэри. И если я не поеду…
— Если ты не примчишься по первому свистку мисс Фарланд…
— Если я не поеду, другая или другой может украсть у меня это место!
— Ну тогда езжай, Гортензия, беги, лети, прыгай в «Евростар», простирайся у ног мисс Фарланд… Я тебя не держу. Я все отлично понимаю. Все логично… Вполне в твоем духе.
— Но я ведь не ухожу от тебя к другому!
— Променяла меня на две сраные витрины в «Харродсе»! Самый вульгарный магазин в Лондоне! Ну что ж, это моя ошибка. Обычно я с девушками более дальновиден…
Гортензия посмотрела на него, чувствуя, как отнимаются руки-ноги. Нет, он не мог так сказать! Сравнить ее с другими девушками! Он проводит такие ночи со всеми? Да никогда в жизни! Эта ночь была уникальной. Для нее. И для него, конечно, тоже. Невозможно, немыслимо, чтобы это было не так.
— Но это не значит, что я хочу зачеркнуть все, что мы пережили этой ночью, ты и я, мы оба…
— Что ты имеешь в виду под «оба»? — сказал он, внезапно обернувшись.
— У нас полно времени, Гэри, не будем торопиться…
Он посмотрел на нее и широко улыбнулся:
— Да я тебя не держу, дорогая Гортензия. Езжай. Я буду смотреть, как ты собираешь вещи, буду смотреть без стонов и зубовного скрежета, а если ты что-то забудешь, я тебе подскажу… Видишь, я даже готов помочь…
— Гэри, хватит! — возмущенно топнула ногой Гортензия. — Это моя жизнь, и я только-только начинаю ею управлять. Здесь и сейчас. Именно в этот момент. Моя мечта исполняется… И я сделаю это вопреки всему…
— Это как раз то, что я уже понял. Исполнение мечты. О, как красиво, я такого еще не видел! Рукоплещу.
Он несколько раз вяло хлопнул в ладоши, словно в насмешку.
— Я же не назло тебе это делаю, Гэри… Но мне нужно ехать! Поехали со мной…
— Таскать твои сумки и украшать твои витрины? Благодарю покорно! У меня есть чем заняться.
Гортензия призадумалась. Она не собиралась падать перед ним на колени. Не понимает? Тем хуже для него. Она уедет. Одна. Она привыкла быть одна. Не умрет. Ей двадцать лет, и вся жизнь впереди.
— Ну хорошо! Оставайся здесь. И дуйся себе на здоровье. Я завоюю «Харродс», я завоюю Лондон, завоюю Париж, завоюю Нью-Йорк, Милан, Токио… И сделаю это без тебя, раз ты не можешь не обижаться!
Он опять похлопал с выражением сарказма на лице.
— Ты великолепна, Гортензия, великолепна! Склоняюсь перед великим мастером…
Ей показалось, что он хочет ее унизить, что он смеется над ее желанием добиться успеха, сваливает ее в ту же кучу, что всяких конформистов, карьеристов, маленьких сучек, готовых на все, I want to be a star, I want to be a star, тех, кто мечтает о получасе славы, обжимаясь с потным ВИПом после презентации. Он отвел ей роль нищей простолюдинки в поисках работы и тем самым перенес себя в категорию творцов. Тех, кто прославляет Человека, всюду пихают эту самую большую букву и лезут туда, куда не просят. Он раздавил ее своим презрением. И все ее существо воспротивилось, такого она вынести не смогла.
