Жена Билли не делала никаких попыток утешить его. Все, кто пришел на похороны, несказанно удивились бы, сделай она это. Лицо Коры было таким же непонятным, как и утро. Она не проявляла никакого сожаления по поводу смерти своего деверя.
И только Морис, который в двадцать пять лет стал точной копией молодого Джона Лэйси, шагнул к отцу и обнял его за широкие, вздрагивающие плечи.
— Не расстраивайся так, папа, — неловко пробормотал Морис, и отец с сыном обнялись, чего никогда не случалось раньше.
Элис изо всех сил старалась не расплакаться, потому что это были бы слезы жалости к себе самой, а не к Джону. Это были бы лицемерные слезы. Ей было жаль, что Джон умер такой ужасной смертью, но ее первой и самой сильной реакцией стало чувство вины за то, что она не смогла предотвратить несчастье.
Дочери Джона пришли на похороны исключительно ради своей матери. Элис придавала большое значение условностям. Для нее было важно, что подумают люди, в особенности соседи. Однако пока что никто из соседей не догадывался, что Джон Лэйси, о чьей смерти в Сифорте сообщила местная газета, был тем самым Джоном Лэйси, который жил когда-то на Эмбер-стрит.
«Туда ему и дорога, — думал Дэнни Митчелл, пока гроб опускали в могилу. — Наша Элис должна быть рада, что наконец-то избавилась от него».
Бернадетта Митчелл думала примерно так же.
Уцелел единственный клочок бумаги, который принадлежал Джону Лэйси. Все остальное погибло в огне: неоплаченные счета, договоры, старые отчеты об аудиторских проверках, все до единого письма, которые получал Джон Лэйси, и копии его собственных писем, фотографии Клэр и их детей.
Уцелевшая бумага хранилась в банке. Это был документ, свидетельствующий, что Джону Лэйси принадлежал фригольд на участок земли, расположенный на углу Бентон-стрит и Крозиер-террас. Элис, как законная супруга покойного, теперь стала владелицей этого участка, о чем и сообщил ей письмом банк.
— Он мне не нужен, — вздрогнув всем телом, сказала она, показывая письмо отцу.
— Тогда отдай распоряжение очистить его. Там, должно быть, творится бог знает что. А потом продай, — посоветовал Дэнни.
Что она будет делать с деньгами? Доходы от трех салонов копились в банке, но никто из ее детей не собирался брать оттуда ни пенни. Маив с Мартином отказались, когда она предложила выкупить для них закладную на дом, а Микки Лэвин с негодованием отверг предложение купить для них с Орлой дом. Кормаку вполне хватало своей стипендии в университете, и у нее было чувство, что Фиона не позволит ей оплатить ремонт старого дома Горация Флинна, хотя дом находился в ужасающем состоянии: водопроводные и канализационные трубы временами издавали пугающие звуки.
К чему задавать себе столько хлопот и копить деньги, которые не на что истратить? Она была по горло сыта вопросами клиенток о том, почему она до сих пор живет на Эмбер-стрит, а не купит себе милый домик в престижном районе.
— Потому что я счастлива там, где живу, — неизменно отвечала она, ощущая себя при этом скучной и лишенной воображения.
Фиона искала кого-нибудь, кто приглядывал бы за детьми, чтобы она могла пойти работать. Элис могла бы продать три своих салона и наняться к ней бабушкой на полный рабочий день.
«Нет, мне мало этого, — говорила она себе. — Конечно, я могу быть скучной и лишенной воображения, но я должна быть кем-то, не просто матерью или бабушкой, не просто женой. Я должна сохранить в себе хоть что-то свое, особенное».
* * *
После смерти брата Билли Лэйси завел привычку заходить к своей невестке по дороге домой. Элис была ближайшей родственницей брата, которого он лишился, нашел и снова потерял, навсегда.
Он без конца повторял, что не может понять, почему Джон ушел из дома на Гарибальди-роуд.
— Он лежал в постели, когда я вернулся домой прошлым вечером, а на следующее утро его уже не было, и ни записки, ничего. Я думал, что он счастлив у нас. Он выглядел счастливым. Коре нравилось, что он у нас. Он мог жить в нашем доме до конца своих дней.
Элис не стала говорить ему о том, что прошлым вечером она прогнала Джона. Она уже достаточно винила себя сама, и поэтому не хотела брать на себя еще и вину Билли.
— Ты была когда-нибудь в этой столярной мастерской? — спросил Билли.
— Один раз.
— Мне следовало сходить туда. Это недалеко. Я не должен был позволить ему опуститься до такого состояния, ведь он был моим братом.
— Не упрекай себя, Билли. Джон знал, где ты живешь. Это он бросил нас всех, включая тебя. Это он должен был поддерживать с тобой отношения, а не ты искать встречи с ним. — Как Элис хотелось самой последовать этому разумному совету и не винить себя! Она показала Билли письмо из банка.
— Ты не станешь возражать, если я взгляну на то место? — Лицо его просветлело. — Я могу даже навести там порядок, если хочешь.
«Он почувствует себя оскорбленным, если я откажу ему». — Элис сделала вид, что с благодарностью приняла его предложение, хотя ей было в высшей степени наплевать на столярную мастерскую. Билли же воспрянул духом и решил немедленно отправиться в Сифорт.
— По дороге я зайду за Морисом. Мы можем сделать эту работу вдвоем.
Смерть Джона имела, по крайней мере, одно хорошее последствие: Билли и его заблудший сын воссоединились.
Железные решетчатые ворота запирались на висячий замок и цепь. Мужчины разглядывали сквозь решетку то, что осталось от когда-то процветавшего бизнеса Джона. Здание, в котором он жил, сгорело почти до фундамента. Стен не было, от крыши сохранился только обгоревший каркас, и черные балки выделялись на фоне серовато-синего неба — пожалуй, снова собирался дождь.
Двор был устлан толстым слоем пепла и сажи, перемешанных с разным мусором, включая обрывки черного рубероида, которым когда-то была покрыта крыша. В лужицах черной воды отражалось хмурое желтое небо. Вдоль стен было сложено несколько досок, сильно поврежденных огнем. Во дворе стоял ржавый фургон со спущенным колесом.
— Нам нужно где-то раздобыть ключ, чтобы отомкнуть замок, — сказал Билли.
— Да, работенка предстоит нелегкая, если мы хотим привести здесь все в порядок, — откликнулся Морис.
— Но ведь ты не против, а, сынок? В конце концов, тебе все равно больше нечем заняться.
— Я не против, и мне действительно больше нечем заняться. — В голосе Мориса звучала горечь. Справка из тюрьмы не помогала в поиске работы. Морис не работал с тех самых пор, как вышел из тюрьмы, хотя и не прекращал попыток устроиться куда-нибудь.
— Я не то хотел сказать, сынок.
— Я знаю, папа. Я был набитым дураком, когда полез в тот газетный киоск. Я сделал это только для того, чтобы произвести впечатление на одну девчонку — даже не помню теперь, как ее зовут. Знаю, что оправдываться бесполезно. Я был уже взрослым. Мне следовало быть умнее, но это ее братья подбили меня на то дело. — Морис сухо рассмеялся. — На словах у них все выходило так легко и просто.
Они зашагали назад в Бутль.
— Знаешь, — произнес через некоторое время Морис, — мы можем кое-что сделать с этой мастерской.
— Например?
— Пока не знаю точно. Помнишь то место, где я работал, — строительную компанию? Что-нибудь в этом роде.
— Для начала нам понадобятся деньги, сынок. — Билли забренчал монетами в кармане. Это все, что у него оставалось до пятницы, когда он получит зарплату.
— Ты можешь взять заем в банке, чтобы начать дело. Мне-то они не дадут, — поспешно сказал Морис. — Учитывая мою отсидку. Но они могут дать заем тебе. В конце концов, помещение-то и участок у нас есть.
— Кто сказал, что у нас есть помещение с участком? Элис хочет его продать.
— Она не станет его продавать, если мы расскажем ей о своих планах, — убежденно заявил Морис. — Только не тетя Элис. Во всяком случае, когда мы развернемся, то сможем платить ей за аренду. А когда-нибудь, возможно, вообще выкупим участок.
— О каких таких своих планах? — озадаченно спросил Билли.
— О планах открыть собственное дело, папа. — Второй раз за неделю Морис обнял отца за плечи. — Интересно, этот фургон на ходу?
* * *
Кормак вошел в салон в афганском халате, который выглядел так, словно его драла на части свора голодных собак, в хлопчатобумажных штанах красного цвета и шлепанцах на босу ногу — и все это несмотря на то, что на дворе стоял ноябрь и было очень холодно. Его длинные волосы были схвачены на затылке лентой. Он напоминал огородное пугало.
Элис раздирали радость от встречи с сыном и страх, что клиентки узнают его. Она быстренько спровадила его на кухню.
— Фиона сказала, что тебя можно ждать со дня на день. — Она сгорала от желания обнять и расцеловать сына, но Кормак держался так, что она не решилась на это. — Ты голоден, милый? Может, мы пойдем домой и я приготовлю тебе что-нибудь поесть?
