Бульшую часть того года Алиенора провела в Пуатье, управляя своими землями с мудростью и твердостью. Присутствие в герцогстве королевы в значительной мере способствовало затягиванию тех ран, что были нанесены ее земле за десятилетия чужеземного правления сначала одним, а потом другим ее мужем, и она была намерена приложить все усилия, чтобы снова завоевать любовь и преданность вассалов.
Утвердив свою власть в герцогстве, она сразу же отправилась в поездку по своим землям, желая познакомиться и подружиться с вассалами, показать им себя. Если установить централизованную власть в Аквитании не удалось силой, она сделает это любовью и мирным увещеванием. Алиенора отправилась на юг и первую остановку сделала в процветающем порту Ньор, где ее двор расположился в мощной квадратной крепости, которую построил Генрих. Местные жители устроили в честь королевы пир, на котором подавали угрей и улиток с ближайших болот и местный деликатес – маленькие пирожные, усыпанные дягилем. Алиенора обещала, что со временем пожалует городу хартию и новые привилегии, на что достойные бюргеры ответили криками радости.
Потом она поехала еще дальше на юг – в Лимож, чтобы сгладить последствия того ущерба, который нанес городу шестнадцать лет назад Генрих, приказав снести стены. Она восхитилась новыми укреплениями, даровала городу привилегии и приняла местных сеньоров. Затем королева отправилась в Перигор, знаменитый великими реками Дордонь и Везер, где обитали стаи жирных уток и серых гусей. Здесь она наслаждалась, посещая долины-ущелья под известковыми утесами, буйно разросшиеся темные леса, пшеничные поля, сады орешника, многолюдные города и деревни на вершинах холмов, могучие замки и скромные церкви – все это купалось в золотых лучах солнца. К Алиеноре приходили люди с подарками и благословениями, даже сеньоры, правившие в этих долинах, где нередко царило беззаконие, преклоняли перед ней колена и приносили присягу верности. Алиенора снова обрела цельность, ее окружала любовь подданных, которую они носили в сердце, как низкорожденные, так и знатные.
Потом королева двинулась на запад в Байонну, расположенную на берегу у подножия могучих Пиренеев, затем снова на север в Пуатье, останавливалась по дороге в замках, особняках или монастырях. И где бы она ни появлялась, всюду ее встречали толпы подданных, благословляя ее, принося ей прошения и жалобы. Алиенора читала их все, судила со справедливостью и человечностью, зарабатывая себе репутацию мудрой и щедрой правительницы. Она уезжала из Пуатье грустной и разочарованной женой, которая пыталась порвать с прошлым, а вернулась счастливой, уверенной и радостной женщиной, благодарной за обретение независимости.
Алиенора написала Генриху о своем решении расстаться с ним навсегда. Это было одно из самых трудных писем в ее жизни, но ей стало лучше, когда она изложила свои мысли на пергаменте, да что там «лучше» – она словно сбросила груз с плеч. Любовь, за которую приходилось платить высокую цену болью и унижением, не стоила того. У Алиеноры еще сохранялись чувства к мужу, но их перевешивало – по крайней мере, в настоящий момент – облегчение, испытанное ею, когда она отдалилась от брака, ставшего для нее источником мучений.
В ответ Генрих написал: «Пропасть, возникшая между нами, волнует меня, как Эдипа, но я не буду противиться твоему решению». Эдип! Господи милостивый! Неужели он теперь видел в ней только мать и ничего больше? Раны Господни, богохульствовала она про себя, да пусть он подавится этой своей шлюшкой Розамундой!
Бальзамом на сердце Алиеноры было восторженное поклонение трубадуров, наводнивших ее двор и радовавшихся возможности посвящать знаменитой герцогине песни любви и красоты. Их комплименты грели ей сердце, ведь она уже перестала быть той молодой красавицей, которой в прошлом посвящали галантные стихи. Но все же трубадуры продолжали воспевать несравненную красоту их благородной Алиеноры.
Ах, какая это была роскошь – после стольких лет того, что теперь казалось ей изгнанием, вернуться в лоно цивилизации, воспевавшей любовь во всех формах. Днем она с удовольствием сидела в беседке, обсуждая со своими сеньорами и дамами этот самый очаровательный из предметов, а вокруг стояли придворные, жадно ловившие каждое ее слово.
– В северных королевствах не говорят о любви так, как делаем это мы в Аквитании, – рассказывала Алиенора своим удивленным слушателям. – Они думают, что любовь, которую мы чтим, – это всего лишь повод для разврата. Милорд Генрих никогда не понимал нашей культуры.
– Любовь, – заявил молодой трубадур Риго де Барбезьё, – это основа счастливых отношений между мужчиной и женщиной.
– Истинное счастье достижимо, только когда любовники имеют равное положение, что случается крайне редко, – сказала Алиенора. – Но в браке нет равенства, а наш придворный код требует, чтобы влюбленный всегда выступал в роли просителя перед возлюбленной.
– Но как же тогда можно достичь равенства между мужчиной и женщиной? – спросила Торкери, наморщив свой гладкий лоб. – Этого не может произойти в мире, где к женщине относятся как к рабыне или шлюхе.
– Я благодарю Господа за то, что у нас в Аквитании иная традиция отношения к женщине, – улыбнулась Алиенора. – Торкери права. На севере женщины – всего лишь рабыни. Но здесь, благодаря нашему более свободному обществу, они подняты на пьедестал! Вы теперь понимаете, почему я хотела вернуться домой?
– К вам на севере относились без уважения, мадам? – спросила одна потрясенная молодая дама.
– Нет, конечно, ведь я королева, и в уважении недостатка не было. Но несчастье грозило тому трубадуру, который восхвалял в песне мою красоту и осмеливался вообразить себя в моей постели! Я вам говорю: они не понимают, что это безобидная фантазия.
Бертран де Борн, буйный и опасный молодой человек, одинаково хорошо владевший лирой и мечом, улыбнулся волчьей улыбкой:
– Кто сказал, что это безобидная фантазия?
– Женщина не должна опускаться до мужчины, который стоит ниже ее, – укоризненно сказала Мамилла.
– Но тогда, если браки заключаются из политических соображений, как она сможет найти любовь? – спросил Бертран. – По правде говоря, ни один мужчина не ищет любви в супружеской постели.
– Я бы возразила, – вставила Алиенора, которой очень нравился этот разговор.
– Мадам, прошу прощения, но я не верю в то, что между мужем и женой может существовать истинная любовь, – возразил Бертран. – Любовь нужно искать в другом месте. И я бы добавил, что, хотя объект желаний и не должен снисходить до скромного влюбленного, занимающего более низкое положение, такое все же случается!
В ответ на это раздались гневные крики присутствующих дам.
– Сеньор, вам недостает галантности, и вы нарушаете правила игры, – упрекнула его Алиенора.
– Но, мадам, вы же не станете утверждать, что любовь может расцвести в браке, – гнул свое Бертран.
– Я бы в это не поверил, – пробормотал Риго.
Улыбка сошла с лица Алиеноры. Словно облако заслонило солнце.
– Я верю, что брак вовсе не чужд любви, – наконец ответила она, – если муж и жена – родственные души, что случается редко – в этом я с вами согласна. Но… – Голос ее ослаб, в нем появился холодок. – Но если муж настаивает на своем главенстве и имеет право брать то, что хочет, а не добиваться этого, там любовь расцвести не может, потому что, как я уже говорила, я искренне верю: любовь должна даваться свободно в отношениях между равными.
– Но это опять возвращает нас к жгучему вопросу. Как между мужчиной и женщиной могут установиться такие отношения? – снова возразил Бертран. – В браке муж всегда голова, в галантных отношениях женщина оказывает милость, если ее это устраивает.
Алиенора вдруг рассмеялась и похлопала его по плечу:
– Ну вот вы и ответьте нам, мессир де Борн! Как насчет всех тех дам, которые снизошли и о которых вы сейчас говорили? Вы ведь, вероятно, знаете все о любви равных!
Раздался всеобщий смех, когда Бертран ухмыльнулся и кивнул, признавая свое поражение.
– Любовь? – хихикнула Торкери. – Что он о ней знает? Он думает только о необузданном маленьком дьяволе у него в штанах!
– Я возражаю против слова «маленький»! – взревел Бертран.
– Я должна была бы догадаться, – лукаво сказала Торкери под новые вспышки смеха.
Все это очень приятно, думала Алиенора, чувствуя себя абсолютно в своей тарелке и наслаждаясь такой праздной беседой. Любовь, думала она, возможно, и не самая главная вещь в мире, что бы там ни заявляли трубадуры. И в компенсацию за ее утрату найдется много чего другого. Теперь она может жить одна в мире со своим народом и спокойно смотреть в будущее. Сражение было долгим, но Алиенора одержала в нем победу.
Глава 38
Кан, Нормандия и Пуатье, 1170 год
За те два года, что Алиенора не видела Генриха, он заметно состарился. В рыжих волосах появились белые пряди, на лице – морщины, и еще он прибавил в весе. Генрих формально приветствовал ее, поцеловав в обе щеки – встреча двух суверенных монархов. Лицо короля оставалось бесстрастным. Потом он взял жену за руку и повел в Большой зал Канского казначейства. Его придворные кланялись, когда они проходили мимо.
