Макганн похлопал коня по крупу на прощание.
– Но мне понадобится другая лошадь, свежая, быстрая и сильная. Плачу четыре соверена золотом.
– И правда, есть у меня такая. Черный жеребец, быстрый, но благородный. Очень сильный.
– Хорошо. Седлай его, я заберу коня через час. Сделаешь, как я сказал, и получишь еще больше, когда я вернусь.
Макганн улыбнулся пареньку, которому за всю его жизнь никогда не предлагали столько денег и который теперь будет гадать, кто же этот сурового вида господин, говорящий с акцентом и обвешанный оружием: за поясом два украшенных резьбой пистолета, усыпанный драгоценностями испанский меч – подарок от короля Филиппа Испанского, кинжалы и моток веревки на плече. Юноша напомнил Макганну Джо. Он дал ему еще полкроны.
– Найди девчонку и потрать эти деньги на нее. Ручаюсь, тебе без труда удастся увести ее в поля, туда, где растет клевер. Удачи, парень.
Он ехал без спешки. Торопиться некуда да и незачем. Прошло двенадцать лет, но могло пройти еще двенадцать и еще. Направляясь прочь от конюшен, Макганн ощупал крепкую пеньковую веревку. Вес женщины она выдержит. Он знал, что хромоногий бондарь привез сюда эту колонистку из Роанока. Он затащит ее в какой-нибудь амбар или лес и повесит. Кровь. Больше крови. Мир должен утонуть в крови, дабы утолить его жажду.
Единственной преградой был хромоногий бондарь. Шекспир мертв, его прикончил Слайгафф, выполнив там, в Сьюдли, еще кое-какую работенку, его свадебный подарок Эссексу, его Эссексу. Судя по тому, как идут дела, скоро вся эта вонючая страна окажется у него, Чарли Макганна, в должниках, хотя она ему даже не нужна. Он рассмеялся про себя.
Церковный колокол прозвонил шесть часов. Скоро стемнеет. Самое время собрать остальных и перекусить. За старым фермерским домом на Жерво-роуд уже следят. Они нападут сегодня ночью.
Глава 41
Шекспир стоял у задней двери дома, вглядываясь в покрытые буйной растительностью поля. Он понимал, почему Болтфут привез сюда эту женщину, но злился на него за то, что тот привел за собой Макганна и подверг опасности их семьи.
Джон заметил трех женщин, шедших ему навстречу, в руках у них были корзины с ягодами. В центре шла Кэтрин. Он ощутил, как мурашки побежали у него по спине, когда увидел ее, самую красивую женщину, из всех когда-либо созданных Господом. Он смотрел, как она медленно, словно во сне, идет по высокой сырой траве. Женщину, что шла справа от нее, он принял за ее мать. Она была меньше ростом, волосы с проседью, но это точно была ее мать, Мэри, в честь которой они назвали дочь.
Неужели светловолосая женщина, что шла слева, была той самой Элеонорой Дэйр, одной из пропавших колонистов Роанока? Что за история приключилась с ней?
Позади дома был разбит огород с площадкой для выгула кур, свинарник, три улья и небольшая лужайка. Дальше, в пятидесяти ярдах от дома или чуть дальше, слева от фруктового сада, полного красных яблок, виднелась невысокая каменная стена с калиткой. Когда женщины вошли через калитку, Кэтрин наконец увидела Джона.
Она ускорила шаг, отделившись от своих компаньонок, и направилась прямо к нему. За время долгого пути Шекспир часто думал о том, как она его встретит.
Кэтрин взяла его руки в свои и улыбнулась. Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза. Наконец, когда она заговорила, в ее прекрасном голосе зазвучал смех.
– От вас никуда не денешься, господин Шекспир. Вы будете преследовать меня до скончания века?
Он тоже попытался улыбнуться.
– А не заняться ли мне здесь торговлей, госпожа Шекспир? Буду продавать шерсть, если смогу найти пару овец.
– В этих местах нет овец, сэр.
– Зато более чем достаточно пастухов, и с большей их части в местных гостиницах и харчевнях имеют неплохой доход.
– Вы собираетесь болтать чепуху весь день, сэр, или все же поцелуете наконец свою супругу?
Джон поцеловал ее. Несмотря на то что они были не одни, это был долгий и страстный поцелуй. Шекспир закрыл глаза и отчаянно пожелал, чтобы всё и все вокруг на пару часов исчезли и он овладел бы своей супругой прямо здесь, на заднем дворе.
Он посмотрел на ее лицо. Оно было мокрым от слез. Чьи это слезы: ее или его? Но не это его заботило, главным было то, что все они находились в смертельной опасности. Макганн здесь, и вряд ли он придет сюда один.
– Как приятно видеть тебя, Джон. Мы очень по тебе скучали.
– Мы слишком долго были в разлуке. Но у меня плохие вести. – Он повернулся к сопровождавшим ее женщинам. – Госпожа Дэйр, – он поклонился, – за вами и господином Болтфутом Купером следили. У меня есть сведения, что человек, который хочет вас убить, в городе.
Лицо Элеоноры Дэйр побледнело. Взгляд вспыхнул, словно она увидела стрелу или пулю, что летит прикончить ее.
– Значит, мне нужно убираться отсюда, – только и произнесла она.
– Согласен. – Он обратился к матери Кэтрин: – Госпожа Марвелл, – снова поклонился он, – здесь есть безопасное место, куда бы мы могли спрятаться? Об этом доме убийца знает.
Родители Кэтрин останутся в доме, а остальные должны его покинуть. В вечерних сумерках они покинули дом и разошлись в разных направлениях. Дети с Джейн и малышом укроются в доме констебля, старого друга семьи, где, кроме него, жили еще двое его сыновей. Джейн попросит констебля отправить кого-нибудь в город, чтобы узнать, нельзя ли собрать вооруженный отряд, чтобы противостоять Макганну и его головорезам. Шекспир подумал, что в Масеме вряд ли найдется кто-либо, способный справиться с таким вооруженным до зубов головорезом, как Макганн.
Остальные – Шекспир, Болтфут, Кэтрин и Элеонора Дэйр – сели на лошадей и направились по Жерво-роуд. Дороги были запружены скотом, сельскими рабочими и всадниками, одни направлялись на овечью ярмарку, другие – домой.
Шекспир не хотел, чтобы его супруга ехала с ними.
– Ты нужна детям, – сказал он, но она отказалась прятаться в доме констебля.
– Как без меня ты поймешь, куда ехать?
Он пожал плечами. Кэтрин была права.
По пути он рассказал Болтфуту о судьбе Джека Батлера.
– Разрубили и закололи, – произнес Болтфут, качая головой. – Я видел такое раньше, во время войны так расправлялись с врагами специально обученные солдаты.
– Но Макганн не английский солдат.
Несколько сотен ярдов Болтфут ехал в молчании, затем заговорил:
– А еще я слышал, что так разделываются с противником при других обстоятельствах, когда нужна скорая расправа над захваченным врагом, за которого не получить выкупа. Много крови, зато быстро и действенно.
Когда до того места, куда они ехали, оставалось три или четыре мили, дорога опустела. Последний отсвет сумерек поглотил мрак.
Кэтрин остановила лошадь, Джон тоже резко натянул поводья. На фоне темнеющего северного неба мрачно возвышался остов старого аббатства. Снова пошел дождь и задул ветер. Боже, что за унылая местность! При их появлении компания бродяг бросилась врассыпную, словно крысы. Шекспир не обратил на них внимания.
Кэтрин указала куда-то в темные поля и леса позади руин аббатства.
– Там, на берегу реки, есть дом пастуха. В нем много лет жили наши родственники. В этом доме нас никто не потревожит, да и Макганну нас там ни за что не найти. А утром решим, что делать дальше.
Шекспир поехал медленно. Теперь они сошли с дороги и двигались в почти кромешной темноте. С собой они взяли смоляные факелы, но зажигать их было опасно. При свете луны, слабо пробивающемся через облака, они как можно осторожней пустили лошадей шагом: любой неожиданный уклон или выбоина – и лошадь могла оступиться. Но самую большую опасность представляли попадавшиеся тут и там камни, из которых когда-то были сложены стены аббатства и которые не успели растащить местные жители после упразднения монастырей.
Кэтрин ехала рядом с супругом, выискивая путь между развалин.
– В этих камнях сплошное тщеславие и власть.
Шекспир глубоко вздохнул, но промолчал.
– Это место было посвящено Пресвятой Деве, Матери единственного Сына Господа, но было разрушено дьяволом в человеческом обличье, дьяволом, который с легкостью отправлял на эшафот своих жен и рушил дома Господа, словно детские замки из песка.
– Я понимаю твои чувства, Кэтрин. И я искренне сожалею обо всем, что произошло между нами за эти последние дни.
– Я знаю, Джон. Мне тоже очень жаль.
В доме было темно. Кэтрин первая спешилась и подошла к двери. Дверь не была заперта, и она распахнула ее, на мгновение замешкавшись и не решаясь войти. Ребенком в этом доме она провела не одно счастливое лето. Вместе со своими кузинами она играла в полях среди развалин аббатства, купалась в реке, лазила по шатким стенам и пряталась в старом камине среди сорняков и подлеска, что прорастал сквозь древние камни аббатства, в котором монахи-цистерцианцы когда-то проводили дни в трудах и молитвах.
