вас не родной. Акцент славянский – мне ли не знать. Да и рассуждения… очень типичные. То есть или Россия, или что-то рядом. Не переживайте так. Вон, Томас, на самом деле, вовсе не Браун. И, к слову, совсем не Томас.
– Я догадался…
– Он откуда-то из Казахстана. Родители его вывезли, когда там начались… беспорядки.
Да уж, хорошо сформулировано. Беспорядки. Скажи уж, местные кочевые гоблины, охренев от собственных амбиций и даваемых всевозможными союзничками гарантий безнаказанности, устроили резню. Гордыня – тяжкий грех. Жестоко наказуемый. Неудивительно, что в ответ русские, психанув, танковыми клиньями разрезали страну на ломтики, навели порядок и выселили их в резервации. Благо тогда Россия уже почувствовала свою мощь и восстанавливала контроль над бывшими провинциями, безжалостно давя (часто в прямом смысле) национал-сепаратистов всех мастей.
– Вот как…
– Не переживайте, меня никогда не волновали национальные вопросы. Просто не стоит пытаться укорять меня предками. Я думаю, мы друг друга поняли?
Лисицын медленно кивнул. Со своей точки зрения и уровнем информированности американец был кругом прав. Хотя бы потому, что видел перед собой пытающегося качать права наемника, ничем, по сути, не отличающегося от других. А Камнефф (или Камнев, как оно звучало первично), посмотрел на него, удовлетворенно кивнул и закончил мысль:
– Не обижайся, парень. Это – жизнь. А она порой может подкинуть расклады и покруче. Мне однажды пришлось иметь дело с человеком, который предпочел службе великой, но быстро вырождающейся и обреченной империи перспективу встать во главе пусть маленького, но собственного государства. И ты знаешь, у меня язык не повернется сказать, что он был неправ…
Настроение ему вечерний разговор испортил напрочь, и потому, когда утром колонна все же выдвинулась на маршрут, он лишь мрачно вертел баранку, не обращая внимания на подначки сестры. Охотники еще стояли – Камнефф никуда не торопился, а у экспедиции были нерешенные задачи. И погонщики в лице британцев, которые уже открытым текстом и довольно громко возмущались постоянными задержками. Так что грузовик с оклемавшимися вроде бы засранцами в голову колонны – и вперед! Тем более, если верить карте (порядком устаревшей, но все же), не так и много им оставалось.
Также внимательно эту карту изучившая сестра еще утром спросила его, как они поедут. Лисицын, погруженный в свои мысли, даже не услышал ее, но настырная девчонка повторила вопрос раз, другой, третий… В конце концов, пришлось вздохнуть и объяснить:
– До развилки прямо.
– А дальше?
– Без разницы. Дорога расходится… И снова сходится.
– То есть туда ведут две дороги.
– Совершенно верно.
– Какая из них лучше?
– Обе хуже. Дорогу на дачу помнишь?
– Ну… да.
– Представить хуже можешь? Нет? А они есть.
Машка замолчала, силясь представить дорогу, которая будет хуже, чем путь к ненавистной картошке. По всему судя, выходило так себе, хотя за последние дни насмотрелась на африканские трассы, и это должно было дать пищу для размышлений. А Лисицын вновь задумался. Развилка… Там начинались места, где ему уже приходилось бывать. И нельзя сказать, что воспоминания о прошлом визите были приятными.
Шли ходко, несмотря на периодические остановки – все же оклемались орки не все и не совсем. Впрочем, интенсивная терапия, проведенная дедовскими методами и основанная на применении внутрь слабого раствора марганцовки и кормлении рисом, делала свое дело, и во второй половине дня потери времени на пробег до кустиков снизились до приемлемых. Ну и еще один, не такой очевидный плюс – выпучивать глаза от натуги им теперь долго не придется.
А часа в четыре пополудни, когда они выехали на открытое место, вновь лопнуло колесо «Урала». Не везло идущей головной машине на острые железки. Впрочем, и ничего удивительного в том не было, идущий первым всегда принимает на себя большую часть неприятностей. Бакомбо это знал – не зря там, у рухнувшего моста, постарался снять с разбитой машины все, что можно, включая и колеса, так что в кузове сейчас их был неплохой запас. Ехавшим там оркам пришлось изрядно потесниться, отчего они непристойно ругались на своем языке, включая туда подслушанные русские, английские и французские слова. Но сейчас этот запас пригодился, и водитель с парой орлов, которым не повезло попасть в поле зрения Бакомбо и назначенных добровольными помощниками, принялся менять колесо. Остальные же, включая практически всех членов экспедиции, начали осматриваться. И Лисицын, выйдя из машины и посмотрев направо и чуть вверх, моментально увидел нечто, приковавшее к себе внимание.
Эту штуку и захочешь – ни с чем не перепутаешь. Во-первых, подобные в России еще со времен Союза очень любили показывать по телевизору. А во-вторых, на одной такой (ну, почти такой) Лисицыну приходилось бывать вместе со следователем в качестве эксперта. Там, помнится, некоего не вполне дружащего с головой умника утопили за крысятничество. Самая обычная буровая установка – в Африке постоянно что-то ищут, в том числе нефть. И, что характерно, иногда даже находят. Впрочем, здесь и сейчас явно не тот случай.
Установка торчала над деревьями, как вбитый неведомым великаном металлический кол что-то около полусотни метров высотой. Стояла она, судя по оплетающим ее лианам, давненько. Краска тоже местами сползла, обнажив ржавый металл, но, сколь помнил Сергей, запас прочности в такие конструкции закладывается колоссальный, а потому уронить ее своими силами природа не сможет еще долго.
Зато прилегающие блоки Африка не пощадила. Крыши проржавели насквозь и частично обрушились. Стены перекосило, местами плиты, из которых они были собраны, вывалились, обнажив заполненные непонятными, тоже проржавевшими конструкциями, нутро. Более всего это походило на скелет полуразложившегося железного динозавра. Лезть туда не хотелось, да и не нужно было – к чему? И так ясно, что все мертво и заброшено.
– Ч-черт! – пробормотал Лисицын себе под нос.
– Что случилось? – удивленно спросила Маша.
– Ничего хорошего. Сейчас увидишь.
– Да что увижу-то?
– Смотри на придурков, которые нас сопровождают – поймешь.
Во время службы Сергей узнал много нового и интересного. В частности, он хорошо помнил, что говорил когда-то по поводу и без их комвзвода: «Запомни, если предмет движется, отдай ему честь, если нет – покрась его». И была в этом определенная житейская мудрость. Проще говоря, солдат должен быть под контролем и при деле, иначе он обнаруживает, что появилось свободное время, и начинает использовать его по своему разумению. Очень часто – неправильно, а главное, когда не нужно. Так вот, Бакомбо хоть и учился в России, а здесь получил не самый малый чин, эту истину то ли не понимал, то ли не мог реализовать. И в результате его вояки ухитрялись вляпаться во что-нибудь с завидной регулярностью.
Так получилось и сейчас. Прежде чем кто-либо успел
