«Вот жулики! — раскрыл Яшка рот. — Они, оказывается, заодно! Хорошо, я не стал играть, а то стоял бы бледный, как ремесленник. Нет, я сразу заметил: что-то тут неладное…»
Возбужденный всем увиденным и похваливая себя за то, что не соблазнился выигрышем, поплелся Яшка по базару.
— Есть иголки!
— Кому чеботы? Кому чеботы?
— Картошка, картошка! Есть картошка!
— Портсигар из чистого серебра!
Яшка пробирался сквозь толпу. Кто-то наступил ему на йогу, кто-то предлагал купить бритву. А он шел и думал: торгуют ли на базаре хлебом? Увидел, наконец, обрадовался. Круглолицая, с подкрашенными губами, в цветастом платке женщина держала «кирпичик» хлеба. Пробрался к пей Яшка, оробел, но, собравшись с духом, спросил:
— Почем хлеб, тетя?
— По деньгам, племянничек, — ответила та ему в тон.
Хотел обидеться Яшка, но мало ли какие люди бывают, может, она шутница, — проговорил:
— Я взаправду спрашиваю.
Но торговка почему-то озлилась, рявкнула на весь базар:
— А ну проваливай дальше! Тоже мне — покупатель нашелся! Видели мы таких, жулье проклятое!..
Сгорая от стыда и бормоча что-то в оправдание, Яшка отошел. Но торговка не успокаивалась и продолжала кричать:
— Ишь, сразу смывается!..
«Глупая тетка, — ворчал Яшка про себя, — не видела ты настоящих жуликов…» Однако подходить к торговкам опасался и со стороны прислушивался, как другие спрашивали о цене. Оказалось — пятьдесят рублей просят за буханку. Дорого, купи две буханки, и половины денег нет.
Яшка прошел через весь базар. Возле пустых деревянных ларьков толклась группа подростков. К Яшке подскочил один из них, спросил:
— Слушай, парень, ты понимаешь по часам? — и, не дожидаясь, когда Яшка сообразит, что от него хотят, продолжал: — Там один чудик продает мировые часы. Швейцарские! На семнадцати камнях! Просит пятьсот рублей, а им цена восемьсот, если не больше. Слушай, ты купи их, он за триста отдаст, а я сбегаю домой, возьму деньги и дам тебе за них пятьсот. Мировые часики!
Новый знакомец обхватил Яшку за плечи и повел к ребятам, которые шумно о чем-то спорили.
— Не дрейфь! — шепнул он Яшке и громко крикнул: — Эй, неси свою шарманку. Вот парень понимает толк в часах. Триста рублей, говорит, больше они не стоят, — подмигнул Яшке.
Долговязый, с плутоватыми глазами парень приложил к Яшкиному уху часы и тут же спросил:
— Ну что? Ход какой — слышишь?
— Тикают, — проговорил Яшка.
— «Тикают»! Сразу видно — понимает! Семнадцать камней, швейцарские. Фирма «Павел Брулле».
— Брось, немецкая штамповка, наверное. Им нужно два камня: один — снизу, а другой — сверху, — проговорил Яшкин знакомец, а на ухо ему шепнул: — Бери.
Но долговязый будто и не слышал подковырки, ему хотелось продать часы Яшке.
— Ну, берешь? Да у тебя, наверное, и денег-то нет?
— Бери, — шепнул Яшкин знакомец. — Бери! Они восемьсот рублей стоят. Я тебе сейчас пятьсот притащу за них, и ты двести рублей заработаешь.
Нет у Яшки трехсот рублей, а сказать об этом почему-то стыдно. Если б за двести согласился…
— Бери!.. Бери!.. Бери!..
— Да у него ж денег нет! А то какой бы дурак не взял за триста такие часы? Хочешь, на спор за двести отдам?
Закружилось, затуманилось в Яшкиной голове, обмякли ноги: какое счастье подвалило! Было двести, и вдруг сразу станет пятьсот рублей! Тогда можно жить, можно купить не одну буханку, а и кое-что к хлебу…
— Бери!.. Бери!.. — уже шепчут ему и остальные.
— Нет у него денег, — презрительно сказал долговязый и сделал вид, что уходит: нечего, мол, даром время терять с такой мелкотой.
И видит Яшка — действительно уходит, уплывает счастье. Крикнуть ему: «Стой! На двести! Мы не таковские, не трусы! Будешь знать, как на спор!»
— Бери!.. Бери!.. Бери!..
Колотится сердце, подступает к самому горлу. Откашлялся Яшка, крикнул:
— Давай!.. За двести…
Вся ватага снова прихлынула к Яшке, смотрят с нетерпением, как он силится — вытаскивает из-под подкладки деньги. Тянет их, а они не даются. Мать посоветовала спрятать подальше. «Дальше положишь, — говорила, — ближе возьмешь». Где уж тут ближе… Яшка рассердился, рванул подкладку — вот они, наконец, хрумкнули в руках. Протянул долговязому:
— Бери!
Взял тот деньги, не считая, сунул в карман, отдал Яшке часы.
— Носи на здоровьечко! Культурненько жить теперь будешь — с часами.
Долговязый издевался, но Яшка не обращал внимания, искал своего знакомца. Нашел, кивнул ему: «Ну, что же ты? Давай неси свои пятьсот». А тот вместо того, чтобы кинуться домой за деньгами, показал Яшке язык.
— Сейчас — спешу! Они ж стоят, дурачок!..
Приложил Яшка часы к уху — правда стоят. Похолодел весь: обманули жулики проклятые… Оставили без копейки… Обманули, сматываются. Вон как улепетывают, трусы…
— Эй, подожди!.. — закричал Яшка.
Но его никто не стал ждать. Ватага быстро скрылась в переулке, будто растаяла.
Брызнули слезы из Яшкиных глаз. Вокруг пальца обвели! Какой дурак, какой растяпа!..
Яшка занес руку, хотел трахнуть часы о землю, да вовремя раздумал: что это даст? Денег все равно не вернешь. Посмотрел на циферблат — секундная стрелка вроде прыгает. А может, Яшке померещилось. Да все равно — что толку от них, зачем они ему?..
Повернулся и поплелся в толкучку.
— Пирожки! Пирожки! Кому горячие пирожки?
— Ряженка! Яички!
— Картошка, картошка! С пылу, с жару! Пока горяченькая, пока горяченькая!
— Огурчики солененькие!
Крутится, вертится толкучка, много вкусных вещей вокруг, да Яшке не пробовать их: прошляпил деньги. Глотнул слюну и отвалил в сторону от продуктовых рядов.
— Продаешь, что ли, парень.
Идет Яшка, ничего не слышит.
— Эй, оглох что ли? — толкнули Яшку в плечо. — Сколько просишь? — и уже выковырнули из Яшкиной руки часы, рассматривают, прикладывают к уху какие-то дядьки. — Хочешь тридцатку?
Пришел Яшка в себя, обрадовался: тридцатка возвращается! А что с нею делать? Буханка хлеба стоит пятьдесят рублей…
— Пятьдесят… — неуверенно попросил Яшка и подумал: «Надо хоть за тридцать отдать, пока идут, остановятся, ничего не дадут за них».
— Ну, что ты, парень! Сорок? Ну, по рукам?
— Мне хлеба надо купить, — проговорил Яшка.
— Ладно, бери полсотню.
И в Яшкиной руке, в которой он только что держал часы, теперь лежали засаленные бумажки денег. Не стал Яшка пересчитывать их, метнулся к продуктовым рядам.
«Надо скорей купить поесть да сматываться с этого базара», — решил он. Выбрал тетку постарше, подошел, как можно ласковее спросил, сколько стоит хлеб. Не погнала, как та, первая, ответила:
— Прошу пятьдесят, отдам за сорок.
— Ну, давайте.
Купил Яшка буханку хлеба, сунул в вещмешок. Приятно потяжелела сумка, забросил за плечо. На десятку взял вареной картошки и подался опять на вокзал.
ЧЕРЕЗ ПОЛЬШУ…
Толкается без цели Яшка по вокзалу, по станции, не знает, что делать, как быть. Домой возвращаться ни с чем не хочется и дальше ехать уж, кажется, некуда: недалеко за Ковелем, говорят, польская граница. Рассказывают знающие люди — в Бресте можно больше толку добиться, чем в Ковеле. Да где тот Брест, как туда добраться?
Ходит по станции, вдоль эшелонов с ранеными, расспрашивает. Нет, никто не знает такого госпиталя. А что, если рискнуть — поехать дальше?
На станции творится что-то невероятное. Такого количества поездов, военной техники, людей Яшке ни разу видеть не приходилось. Казалось, во всем этом скоплении трудно разобраться и трудно навести порядок. Но чья-то невидимая рука разбиралась и направляла грузы по назначению. Один за другим приходили поезда, эшелоны с людьми пополняли свои запасы на продпункте, отправлялись дальше, а на их место тут же прибывали другие.
Яшка уже знал, какие поезда идут на запад и какие — на восток. Порожняку и раненым солдатам, понятно, на фронте делать нечего, поэтому он больше присматривался к составам, груженным военной техникой. Проситься у военных, чтобы взяли его в попутчики, он не стал, заранее знал — ничего не выйдет, за границу его никто не возьмет.
План созрел такой — пробраться незаметно на платформу, залезть под брезент и не вылезать.
Улучив момент, Яшка так и сделал — юркнул под брезент. Места оказалось достаточно, Яшка мог не только лежать, но и сидеть. Он снял вещмешок, положил рядом, поджал под себя ноги и стал ждать, когда поезд тронется.
Под брезентом было темно, и сначала он ничего не видел. Но постепенно глаза пообвыкли в темноте: свет пробивался к щель между брезентом и полом платформы, просачивался он и сквозь брезент, как сквозь густое сито. «От дождя тут, конечно, не спасешься, — подумал Яшка. — Этот брезент, наверное, только для маскировки».
