Я незаметно для водителя выдохнул.
Он показал нам рынок, специально сделал крюк, чтобы Алла ещё раз полюбовалась морем — оказалось, что оно действительно рядом. Да и с квартирой Самвел не обманул, и расположение было козырным, и сама она неплохой. Пятиэтажная кирпичная «хрущевка» и второй этаж, что компенсировало отсутствие лифта. Впрочем, в нашем с Аллой возрасте отсутствие лифта не было большой проблемой.
Квартира мало чем отличалась от знакомых мне планировок — никакая прихожая, в которую хозяева сумели затолкать добротный шкаф, малюсенькая кухонька с пузатым холодильником «ЗИЛ», набором разнокалиберных столов и плитой, полуторная кровать в огромной комнате — и целая стопка раскладушек, которые сейчас пребывали в собранном состоянии. Ну и непременная стенка, из которой Самвел добыл комплект постельного белья.
— У вас тут прямо целое общежитие устроить можно, — указал я на раскладушки.
Мы уже обменялись ценностями — Самвел получил свою десятку, а я — мощный ключ, одиноко висящий на массивном кольце.
— Это на июль-август, — небрежно отозвался он. — Там люди семьями приезжают, бабушки-дедушки, тети-дяди, не считая детишек. Вот и приходится запас иметь.
— И что, они тоже за каждого человека платят? — поинтересовался я из банального любопытства.
— Не всегда, — ему явно не хотелось об этом рассказывать. — Но договариваемся.
Да понятно всё с тобой, жучара.
— Самвел, а с билетами действительно сможешь помочь? — спросил я, когда он уже собрался уходить.
Он ожидаемо напрягся, почувствовав, что выдоил нас не до конца.
— Могу, конечно, — с него можно было рисовать аллегорию обиды.
— У меня вот такой документ есть, может, с ним получится дешевле?
Я протянул ему «вездеход», который позволял получить билеты по «брони». Он внимательно изучил небольшой текст, чуть ли не обнюхал подписи — и, видимо, признал синие печати подлинными.
— С этим всё гораздо больше проще получится, — грустно сказал он. — Тут и помощь не нужна, дойдешь до горисполкома, там тебе печать шмяк-шмяк — и иди на вокзал, к администратору. Но если хочешь, то я сам всё это сделаю.
— За сколько? — в лоб спросил я, и он поморщился.
— Пятерка, — нехотя огласил он свой прейскурант. — И эту бумагу я заберу. Вам купе или плацкарту?
Конечно, оставался вариант, при котором через пару дней Самвел виновато разведет руками, сошлется на то, что козырный туз не сыграл из-за расклада, и предложит вернуться к своему первому предложению — то есть хорошенько переплатить за те же самые билеты. Но придется довериться.
— А СВ есть? — набрался я наглости.
— Есть, конечно, обижаешь. Но они дорогие, по четвертному…
Я быстро прикинул в уме, что какая-нибудь ссаная плацкарта до Москвы обойдется в шесть рублей и вспомнил, что примерно за столько собирался доехать до Шахт и вернуться обратно. Но СВ меня манил — целые сутки наедине с Аллой, что позволит обсудить если не всё, то многое, могли очень сильно повлиять на моё будущее. И я решил, что экономить бессмысленно — сгорел сарай, гори и хата.
— Подходит, — я отсчитал полтинник десятками, добавил пятерку и отдал деньги Самвелу. А потом напомнил: — Нам нужно пятого в Москве быть, но я расписания не знаю и сколько поезд идет…
— Э, не обижай, дорогой, — с моими деньгами в кармане Самвел вёл себя гораздо увереннее. — Всё помню, всё устрою в лучшем виде! Завтра ждите в гости, я к вечеру заеду.
К вечеру так к вечеру. Самвел ушел, я бросил сумку на пол и грузно опустился на кровать. На меня накатила такая дикая усталость, что захотелось лечь и умереть прямо тут. Но это было бы неправильно по отношению к моей спутнице.
— Ал, пошли на море, — сказал я. — Надо же глянуть, что тут и как. И Михаилу Сергеевичу надо позвонить, рассказать, что мы доехали. Вдруг он волнуется.
Алла тоже устала, это было хорошо заметно по её лицу. Никаких набрякших век или мешков под глазами, боже упаси — она была достаточно молода и свежа, чтобы ничего подобного с её лицом не случалось. Просто её реакции чуть запаздывали. Но она не стала упираться, а заодно ещё раз показала мне, что теперь я вхожу в её очень-очень близкий круг. То есть она не ушла с купальником в ванную комнату, а переоделась прямо при мне. Но и я тоже отказался от ложной скромности — стесняться нам и вправду было уже нечего, мы с ней стали почти как муж и жена.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Меня эта ситуация, правда, немного нервировала, поскольку ещё неделю назад женитьба не значилась в моих планах, но сейчас мне нужно было либо однозначно расставлять все точки над «i» и рвать любые отношения с этой симпатичной девушкой, либо мужественно двигаться в направлении ЗАГСа. Обижать Аллу мне не хотелось, она этого не заслуживала, а потому вариант оставался только один. Ну, Казах, предсказатель чертов! Я тебе тоже что-нибудь нагадаю, а потом подстрою так, что оно исполнится.
Вывеску «Почта-телеграф» я видел совсем недалеко от дома, в который мы заселились. Правда, местные технологии здорово отставали от привычных мне, до мобильников это поколение советских людей ещё не дожило. Но всё оказалось чуть быстрее, чем можно было ожидать — я просунул в окошечко оператору бумажку с двумя московскими номерами, на Хользунова и на Соколе, и уже минут через пятнадцать меня позвали к аппарату. Алла, разумеется, увязалась следом, не упустив случая потереться об меня в тесной кабинке, но я и не возражал. Пусть её.
— Егор, добрый вечер, — Михаил Сергеевич говорил как обычно — настойчиво, нажимая на произносимые слова, что делало их немного весомее. — Спасибо, что позвонил. Самвел уже сообщил, что вы добрались и даже похвалился, что сумел вас пристроить, — господи, и когда этот хитрый армянин успел? Он ушел от нас полчаса назад. — Решили взять небольшой отпуск?
— Да, грешновато упускать такую оказию, когда ещё окажемся на море? Летом я к родителям поеду, на родину, а там с морями туго, — как можно небрежнее ответил я. — Так что ваше предложение о солнечных процедурах после поездки нашло горячий отклик в наших сердцах.
Я даже сквозь телефон почувствовал, что мой собеседник улыбнулся.
— Это хорошо, что я вам помог. Вы помогли мне, я вам — всё честно. Да и вообще оказиями нужно пользоваться, на то они и оказии. Кстати, я так понял, что ты прибёг к помощи Самвела и для приобретения билетов?
Я немного похолодел. Мне не хотелось выглядеть в глазах этого прожженного чиновника каким-то лохом.
— Да… Что-то не так?
— Да нет, всё так. За Самвела не переживай, он человек надежный, сын моего старого товарища, мы работали вместе когда-то… тот ещё делец был, тогда в совнаркоме он только одному министру уступал по ушлости… но то дела старые и неинтересные, — оборвал Михаил Сергеевич вечер воспоминаний.
Насчет «неинтересности» я бы поспорил, но в других обстоятельствах. Что же это за товарищ, которому отец Самвела уступал в ушлости? Микоян? Каганович? Они оба, конечно, входили в Политбюро, что и было их основной работой, но одновременно много лет просидели в разных наркоматах и министерствах. Так что Михаил Сергеевич — а я уже не сомневался, что он как-то связан с союзным Советом министров и находится там в немалых чинах — мог иметь в виду любого из них. Хотя в сочетании с армянином Самвелом под описание больше подходил именно Микоян — тот самый, который «от Ильича до Ильича без инфаркта и паралича». Опознать отца Самвела без знания фамилии я даже не надеялся.
— Речь о служебных документах, которые были тебе доверены, — продолжил Михаил Сергеевич. — Официальные письма не следует передавать в посторонние руки, это базовые правила делопроизводства. Ими должен владеть только тот, кому они вручены. Так что ты зря отдал то письмо Самвелу.
Я облегченно выдохнул. Это было простое внушение — хоть и полностью заслуженное — на будущее, что, наверное, означало, что избавиться от товарища Смиртюкова мне до поры до времени не светит.
— И что делать? — я изобразил растерянность. — Я могу съездить к Самвелу и попросить его вернуть…
