— Не бойтесь его, — кахоли отвлекла гостей от изучения создания за своей спиной. — Он заперт. Не причинит вам вреда.
В подтверждение ее слов чудовище шлепнуло ладонью по невидимой преграде, отделявшей его от остальных, и тут же запотевшей от его дыхания.
— Что это? — Филара непроизвольно спряталась за спину Ральдерика, стараясь не смотреть на принюхивавшееся существо.
— Мой Зверь, — ответила беловолосая, оборачиваясь через плечо к прильнувшему к прозрачной стене чудовищу.
Если товарищи и думали, что гаже выглядеть просто невозможно, то их ждало неприятное открытие. Зрелище сплющенного лицом об разделявший барьер монстра легко доказывало, что они ошибались. Возможно и еще как.
— Вы хотите что-нибудь узнать, — отстраненно повторила женщина.
Гости всё еще были напряжены, старались держаться вместе и были готовы бежать или обороняться, однако определенная доля скованности всё же исчезла.
— Что-то конкретное? — поинтересовалась кахоли. — Или не важно что?
— То есть вы согласны с нами поговорить? — высунулась из своего укрытия Филара.
— Спрашивайте.
— Расскажите всё по порядку, — попросила Эрлада, медленно приближаясь к собеседнице. — Всё, что знаете. Если у нас возникнут вопросы, мы их зададим.
Девушка подошла почти вплотную к постаменту, хрустя покрывавшими пол осколками, и смело взглянула незнакомке в равнодушное лицо.
— Вы же человек, да? — осторожно начал Гудрон, заставляя себя последовать за супругой. — Нам говорили, что кахоли — человек. Это так?
Женщина едва заметно кивнула.
— Тогда почему вы живы?! — кузнец с ужасом слушал собственные слова и не мог заставить себя замолчать. — Ваша игра закончилась почти шестьсот лет назад! Вы должны были давным-давно умереть и сгнить! Почему вы молоды?! Как такое может быть?! Как…
Договорить он не успел, потому что рот ему банально заткнули.
— Не обращайте внимания, — натянуто улыбнулся Ральдерик, удерживая челюсти друга плотно сжатыми. — Он немного не в себе. Не хотел вас обидеть. Прошу за него прощения.
— Не нужно, — перевела на герцога взгляд седая. — Он прав. Я давно должна была умереть.
— Вечная жизнь? — предположила Филара, всё еще стоя у входа в зал. — Кахоли получает вечную жизнь, так? Ради этого и проводится Намбату?
Зверь заволновался сильней, его хрипы стали громче и чаще.
— Всего-то?! — фыркнула Эрлада, и гендевец пожалел, что руки у него уже заняты ее непутевым мужем. — Столько народу гибнет таким изощренным путем только ради этого?! Как банально… Я, можно сказать, разочарована.
— Может быть, ты заткнешься?! — рыкнул на нее дворянин со всей возможной убедительностью.
— Нет, — всё так же спокойно ответила женщина. — Вы ошиблись.
— Тогда…
— Долгая жизнь и молодость — не цель. Это плата. Плата кахоли за игру.
— В смысле? — нахмурилась светловолосая колдунья, забывая о страхе и подходя ближе.
— Я не могу умереть. Пробовала. На меня не действует время, я не меняюсь. Только поседела, но за почти шестьсот лет это пустяк. Еще я не могу покинуть это место, не могу отсюда выйти. Мне не нужны ни пища, ни вода. Догадываюсь, что то же самое относится и к воздуху. Вы никогда не пробовали провести шестьсот лет практически в полном одиночестве в пустом каменном зале? Всё еще считаете, что это может быть целью?
— А что тогда ей было? — осторожно поинтересовался Ральдерик, отпуская друга.
— Я, — беловолосая поднялась с кресла. — Была ткачихой в большом городе. Молодая и впечатлительная. Любила. Очень сильно любила одного человека, — чудовище взвыло и ударило кулаками по невидимой стене. — А потом он погиб. Глупо. И мне было очень плохо. И я подумала, что готова на что угодно, лишь бы его вернуть. Знаете такое чувство, когда думаешь «Пропади все пропадом! Пусть весь мир горит синим пламенем!»? Когда согласна на любые жертвы, лишь бы он жил. Глупое, глупое, опасное чувство. Понимаете, о чем я?
— Да, — просто ответила Филара. — Понимаю.
Женщина задержала на ней взгляд чуть дольше.
— Да. Понимаете, — кивнула она, немного помолчав, и продолжила. — А потом я вдруг стала точно знать, что мне делать. Прийти сюда и объявить Намбату.
— Откуда вы узнали об игре? — перебил ее Ральдерик.
— Ниоткуда, — кахоли стояла и смотрела на то, как ее Зверь мечется за прозрачной преградой. — Я никогда и ни от кого о ней прежде не слышала. Просто сначала я была готова на всё, абсолютно всё, а в следующий момент меня посетила мысль: «Он будет жить, если я сделаю то и то. Прибуду на Варменик и начну турнир». Так я и сделала.
Чудовище снова ударило кулаками по стене. Столько бессильной злобы и отчаяния было в этом жесте, что гости невольно подались назад. Лишь его хозяйка стояла вплотную к невидимой клетке и равнодушно наблюдала за его терзаниями.
— Вы знали, что будет происходить? — спросил иролец, ища глазами давно не дававшего о себе знать кота.
Тот был найден спокойно блуждающим по залу и с любопытством изучающим местное убранство. Общество огромной уродливой твари его не смущало.
— Что люди будут гибнуть и всё такое?
— Я об этом не задумывалась. Мне было наплевать. Догадывалась.
— И как? Помогло? — осведомилась Эрлада.
— Да, — не оборачиваясь, отозвалась беловолосая. Существо заревело. — В тот момент, когда игра закончилась, он снова стал жить. После объявления о начале игры я уже не могла покинуть это место. Но мне любезно предоставили доказательства того, что моё желание исполнено. Чтобы я видела, что получила то, что хотела. Мне показали его жизнь, каждый ее миг. Я сидела здесь и смотрела, год за годом, день за днем, минута за минутой. В деталях. Я видела его свадьбу…
То, что начало твориться с существом, сложно описать словами. Оно рычало, стонало, плакало и всё сильней билось о невидимый барьер. Уже всем телом, головой, разбивая кулаки в кровь, всё яростней и отчаянней. А женщина стояла вплотную к искаженному болью и безумием гигантскому уродливому лицу, не обращая внимания на колотившиеся возле нее ладони, на остававшиеся после ударов алые сопли и куски кожи, на изломанные ногти, старавшиеся доцарапаться до нее, и продолжала говорить, холодная и отстраненная.
— … и то, что было после. И как рождались его дети. Как они взрослели. Как он умирал от старости в кругу любящей семьи. Я не хотела на это смотреть. Я не хотела ничего этого знать. Но мое мнение никого не интересовало. Я закрывала глаза и затыкала уши. Это не помогало. Я вырезала их острыми камнями — они появлялись заново. Я пыталась себя убить, но каждый раз безуспешно. Перерезала горло — заживало. Бросалась с высоты — то же самое. Мне не давали умереть. Даже когда шанса выжить не было, когда я была уверена, что в этот раз у меня всё получится, моё тело снова собиралось в единое целое. Иногда на это уходила пара дней, но результат всегда был один. Это было… больно. Больно лежать на полу, кашляя кровью, когда все кости сломаны, голова грозит взорваться, а перед глазами то, как его сын встал на ножки и делает первые шаги.
Товарищи потрясенно молчали и слушали. Не известно, что было страшнее: корчившийся в муках ревевший Зверь или его лишенная эмоций хозяйка.
— Даже в те моменты, когда я была на грани смерти, даже тогда меня заставляли смотреть, — продолжала кахоли. — Потом, когда он умер, я надеялась, что всё это прекратится. Но я ошиблась. Мне пришлось проводить до гроба его детей и внуков. Самое забавное, что он за всё время обо мне ни разу не вспомнил. Так… глупо.
Чудовище, тяжело дыша и оставляя за собой кровавый след, обессилено сползло по стене на пол. Женщина приложила ладонь к прозрачному барьеру там, где находилась его разбитая голова.
— Потом всё прекратилось, и я осталась здесь одна. Нечего делать, не с кем говорить. Наверное, я сошла с ума. Еще тогда, в самом начале. Когда он женился. Иначе не могло произойти. Сидеть и ждать было… страшно…
Седая девушка замолчала, успокоительно поглаживая разделявшую ее с существом преграду.
— Кто это? — немного хрипло спросил Гудрон, указывая на лежавшего бесформенной вздымавшейся кучей хрипевшего Зверя.
— Вы знаете, — проговорила женщина, не оборачиваясь к посетителям. — Иногда человек что-нибудь делает, а потом приходит в ужас. «Я не знаю, что на меня нашло», «не понимаю, я был сам не свой», «чем я в этот момент думал?!». В нормальном состоянии он бы никогда так не поступил, однако по какой-то причине всё же поступает. Я называю это «зверем». В каждом из нас живет такой. Он прячется, растворенный в нашей личности, и большинство даже не догадывается о его существовании. А он сидит и ждет шанса показаться. Стоит немного расслабиться, немного дать слабину, как зверь прорывается. «Он был таким тихим милым мальчиком, я его с рождения знала. Не верю, что он мог жестоко убить собственную сестру». «Что на меня нашло?! Я не мог так поступить! Почему я это сделал?!». Вы понимаете мою мысль?
