– Уж что-что, а хорошее развлечение мне всегда по душе.
– Это не просто хорошее развлечение, но и нежное. Настолько нежное, что я научу тебя одному фокусу.
– Какому?
– Научу, как быстро и легко замариновать курицу.
– Там ничего не сказано про маринование, – отозвался Эли. В его голосе прозвучал страх и что-то вроде отвращения.
– Может, и нет. Подожди минуту. – Она встала и зашла в кладовку. Здесь, к ее удивлению, царил сущий хаос. Эйбра тотчас вспомнила о том, что в доме побывала полиция.
Ничего не сказав, она взяла бутылку с готовым коктейлем «Маргарита».
– Я думал, мы будем пить вино.
– Будем. Это для курицы.
– А где текила?
– Не в этот раз, – улыбнулась Эйбра. – Обычно текила используется для супа с тортильей на основе куриного бульона. Но для твоего блюда пойдет и коктейль.
Она взяла большой пакет, сунула в него курицу и полила содержимым бутылки. Закрыв пакет, несколько рад энергично его встряхнула.
– И только?
– Да, только и всего.
– Да, это действительно задание для «чайников». Я бы справился.
– В следующий раз справишься. К твоему сведению, этот маринад годится и для рыбы.
Они сели за стол. Эли продолжил нарезать чеснок, стараясь не отхватить себе пальцы.
– Сегодня здесь весь день была полиция. Они получили ордер на обыск. – Эли поднял глаза и добавил: – Ты, наверное, уже в курсе.
– Да, я слышала, что у тебя сегодня была полиция. Я так и думала, что обыскивают твой дом. – Протянув руку над столом, Эйбра коснулась кончиками пальцев его руки. – Мне очень жаль, Эли.
– После того как они ушли, я заглянул в пару комнат и привел их в порядок. Но мне стало так паршиво из-за этого разгрома, что я решил заняться чем-то другим.
– Успокойся, прошу тебя. Я сама все уберу.
В ответ Эли покачал головой. Он надеялся прибирать сам по паре комнат за один раз, чтобы вернуть дом в нормальное состояние. Теперь он несет ответственность за Блафф-Хаус и все, что в нем находится.
– Все могло быть гораздо хуже. Они могли загадить, захламить твой дом. Но они действовали аккуратно, я раньше видел обыски. Слава богу. Они не стали сваливать вещи в одну кучу.
– Замечательно, славные ребята, но все равно это несправедливо и неправильно.
– Несправедливые и неправильные вещи происходят каждый час, каждый день.
– Какая печальная и циничная точка зрения.
– Реалистичная, – поправил ее Эли.
– Я не согласна, черт побери! – вспыхнула Эйбра. Давно копившееся возмущение вырвалось наконец наружу. – Это всего лишь оправдание собственного бездействия.
– У тебя есть предложения относительно того, как вести себя, когда тебе предъявляют законным образом выданный ордер?
– Спокойно отнестись к документу – это совсем не то, что спокойно относиться к тому, что происходит в жизни. Я не адвокат, но меня воспитывала мать-юрист, и я понимаю, что для получения ордера им пришлось надавить на судью. Готова спорить, что давил на него этот самый коп из Бостона.
– Тут с тобой не поспоришь.
– Он должен ответить за это. Ты можешь подать на него в суд за то, что они пытались на тебя давить. По идее, ты должен быть на них зол.
– Я и был зол. Я разговаривал с моим адвокатом. Если он не раздумал, мы будем говорить с ним о судебном иске.
– Почему же ты сейчас так спокоен?
– О господи, Эйбра! Я взялся готовить курицу по рецепту, найденному в Интернете, потому, что меня разозлил приход полиции, и мне нужно было чем-то себя занять, чтобы не сойти с ума от устроенного в моем доме бедлама. Мне еще безумия не хватало!
– Мне тоже. Только не говори мне, что несправедливость – это в порядке вещей. Система создана не для того, чтобы людям постоянно отвешивали пинки и удары. Я не настолько наивна и знаю, что такое случается, и довольно часто. Однако я достаточно гуманна, чтобы не желать кому-то несправедливости. Мне нужно выйти на воздух! – едва ли не выкрикнула она и вышла из дома через дверь, ведущую на террасу.
Подумав, Эли отложил в сторону нож, рассеянно вытер руки о штанины и вышел вслед за ней.
– Бесполезно, – вздохнула она и, махнув рукой, принялась расхаживать по террасе. – Все бесполезно.
– Ты о чем?
– О том, что мне не помогли даже два шоколадных печенья.
Эли был! наслышан о чудодейственной силе шоколада, якобы снимающего любые стрессы. Сам он предпочитал в подобных случаях пиво.
– Откуда ты узнала об обыске?
– Во время утреннего занятия йогой, от одной из моих учениц. Она обожает сплетничать, сплетни – ее религия. Настоящая стерва. Я же стервозных баб на дух не переношу. От них исходят негативные вибрации, – добавила Эйбра и даже встряхнула руками, как будто стряхивая эти самые вибрации. В ее собственных глазах она пуп земли, такая праведная, ей до всего есть дело. О том, что происходит в твоем доме, она рассказывала так, будто туда прислали спецназ арестовать матерого преступника. Преступника, с которым я имею несчастье состоять в близких отношениях. Послушать ее, она беспокоится за всех жителей нашей округи и, конечно же, за меня, как будто ты можешь задушить меня, разбить мне голову или… Эли, прости… – недоговорила она. – Наверно, я это зря. Это было глупо. Глупо, бесчувственно и стервозно, хотя, как было сказано, я ненавижу бессердечных стерв и человеческую глупость. Мне следует подбодрить тебя, поддержать морально, а вместо этого я цепляюсь к тебе, зачем-то задираю, говорю всякие гадости и глупости. Я больше не буду. Наверно, мне нужно уйти и унести с собой мое гадкое настроение.
В глазах Эйбры промелькнули досада и ярость. Было видно, что она зла на саму себя. Дувший с моря ветер овевал ей лицо, путая волосы, отчего казалось, будто они исполняют некий безумный танец.
– Знаешь, моя семья и мои друзья, которых я оставил, не говорят о таких вещах. Нет, они все ходят вокруг да около, втянув голову в плечи, как будто мои проблемы – это какой-то слон! Да что там слон, тираннозавр! Иногда мне казалось, что он проглотит меня с потрохами. Но они все ходили вокруг него на цыпочках и отказывались сказать даже лишнее слово. «Не надо расстраивать Эли, не надо, чтобы он об этом думал, а то вдруг он впадет в депрессию». Из-за этого волей-неволей впадешь в депрессию. Ведь каково Эли, знать, что они не могут или не хотят рассказывать о своих собственных чувствах. Что там они на самом деле думают, кроме избитых фраз типа «все будет хорошо, мы твой надежный тыл». Нет, оно, конечно, приятно, когда к тебе хорошо относятся, но нежелание говорить вслух об этом жутком тираннозавре, нежелание делиться истинными чувствами – от этого порой хотелось выть.
– Они тебя любят, – перебила его Эйбра. – Они переживают за тебя.
