— Ы-ы, — печально вздохнул Толстяк. — Вот всегда так. Только раскроешь хлебало пошире, как тебя по нему «хрясь» с размаху, да еще и по скальпу добавить не забудут.
— Чем стонать об этих воротах, лучше подумай, как нам попасть за них.
— Сказать чего надо, понятное дело. Как-никак, у нас тут аж двое длинноухих, да и вот она, — гоблин мотнул башкой в сторону Лиссы, — тож не промах по части разновсяких наречий.
— Хочешь казаться большим кретином, чем выглядишь?! Всем известно, что еще в прошлую Эпоху гномы перестали заклинать двери голосовыми паролями.
— Ы-ы, так ведь Франка же сказала, что дверь как раз из тех времен, а может, и древнее…
— Может, и так. И создали её гномы, назвавшие гору на языке, которого никто из нас не знает. Поэтому, — зло улыбаясь, добавила дарко, — молитесь всем своим богам, чтобы они открывались простым пинком. Иначе мы не попадем внутрь и до Страшного суда.
Не знаю, кто последовал этому совету — я сейчас точно не был способен вспомнить даже самую короткую молитву. А ругательства и проклятья, которые бормотал Толстяк рядом со мной, навряд ли счел мольбой даже ихний Сидящий на небесах. Зато все дружно пришпорили коней, хоть на горной тропе это не казалось разумной мыслью. Но мысль, похоже, сейчас была одна на всех. Быстрей, быстрей, еще быстрее — бешеным стуком билось в висок и откликалось в перестуке подков по камням. И неважно, что там, впереди — тайна, несметное богатство или смертельная опасность. Мы прошли долгий путь, и никто не повернет на последней миле. Только вперед… пока черная нить на сверкающем щите не превратится в щель между створками ворот!
* * *
— Лошади в эту щель точно не пролезут!
— А ты?
— Ужмусь, ы-ы!
В последнем своем заявлении гобл, похоже, был не очень уверен — и поэтому, соскочив с лошади, направился к воротам и взялся за створки, явно вознамерившись расширить проход между ними. «Гоблин, разрывающий пасть мифриловым вратам» — картина, на мой непритязательный вкус, вполне достойная кисти живописца или же, учитывая специфику, зубила скульптора. Раунд эпической битвы затянулся почти на две минуты и сопровождался ыканьем, кряхтением, ехидными замечаниями дарко, а закончился громким неприличным звуком, после чего Толстяк плюхнулся на порог и принялся излагать свое виденье родословной древних строителей ворот, а заодно и недавних открывателей.
— Мы могли бы оставить коней внизу, в долине, — предложила Марти. — Там есть вода и растительность.
— И вернувшись, найти груду обглоданных костей?
— Зеленый, ты знаешь поблизости хорошую конюшню? — осведомилась дарко. — Нет?! Тогда заткнись. Волчьих стай здесь нет, а от одиночного хищника табун в две дюжины голов отобьется.
— Ты уже забыла про тварь, что идет за нами?
— Ее не слышно со вчерашнего дня. Может, она убралась прочь из-за дракона. Если нет… вряд ли она жрет десяток лошадей за раз. При самом плохом исходе мы потеряем трех-четырех, это не смертельно.
— Не, но…
— Кончай базар, Толстяк, и начинай расседлывать лошадей! К остальным это тоже относится. С собой берем оружие и еду… Зеленый, учти, «еду» — это значит немного жратвы, суточный запас, не больше! Давайте, живее, живее…
— Вещи оставлять здесь? — спросила Францеска. — Или затащим в пещеру?
— Здесь! — после короткой паузы велела Линда. — Один черт, ближайшие полгода в этих краях дождя не предвидится… а из пещеры нам, возможно, придется удирать экстренно.
— Как-как?
— Очень быстро.
Я снял седло с вороного и уже подошел ко второй лошади, когда вдруг скорее почувствовал, чем увидел какое-то движение за левым плечом — и, резко повернувшись, едва не расшиб нос… Венге. Удивительно — неужели я, наконец, хоть чему-то научился?
— Почему ты позволяешь ей командовать?
— Она опытнее и… — какой-то болван — возможно, я сам — намертво затянул ремень, так что мне пришлось прерваться и следующие пять секунд изобразить «гоблина у ворот», с поправкой на однорукость. — …знает явно больше меня. Как и все остальные, впрочем.
— Она — дарко. И не нравится мне.
— Мне — тоже, — это была не совсем правда, но для детальных пояснений у меня не было ни слов, ни времени. — Поэтому я бы хотел, чтобы ты присматривала за ней… и еще кое за кем.
— За гоблином?
— Нет. — Осторожно выглянув из-за лошадиного крупа, я убедился, что в нашу сторону не смотрят и, наклонившись к самому уху вампирки, прошептал: — За Лиссой.
— Почему?
— Просто сделай это, ладно? — попросил я. — Вопросы и ответы на них будут потом.
В какой-то миг мне показалось, что уж теперь-то ледяная корка все-таки треснет и сквозь неё прорвется обычное человеческое любопытство. Но мгновение прошло, а вампирка молча отошла к своим лошадям.
Наверно, это было и к лучшему — повтори она свой вопрос, я бы не сумел дать на него сколь-нибудь толкового и внятного ответа. Сейчас же у меня впервые за последние дни появилось ощущение прикрытой спины.
— Закончили?
У Сальватано, решил я, темноэльфийская часть с каждой минутой все больше подминала человеческую составляющую. Или наоборот, ехидно заметил внутренний голос. В конце концов я никогда не видел, как ведут себя в подобных ситуациях темные эльфы, зато нервных женщин встречал заметно больше, чем хотелось бы.
— Франка, Марти — отгоните лошадей вниз и догоняйте нас. Мы пойдем внутрь… гоблин идет последним.
— Ы-ы, а если я застряну, кто меня подтолкнет?
— А ты не застревай!
В руке у Францески неожиданно появился предмет, по виду совершенно не подходящий к тонкой светлой фигурке. Мачете — длинное, с пятнами ржавчины на клинке и следами грубой ковки.
— Или я вскрою твое пузо и выпущу дерьмо, которым ты набит. — Полуэльфка ловко крутанула мачете вокруг запястья. — Спорю на две сотни, после этой операции ты станешь очень тонким и стройным.
— Эй-эй, — гоблин отпрыгнул назад, хотя «опасной близостью» и не пахло — Францеска крутила мачете ярдах в трех от пуза Толстяка. — Держи свою зубочистку подальше!
— А ты держи свой живот втянутым, вот как сейчас, а пасть — закрытой на замок. Как, договорились?
— Да что ты вообще…
— Хватит! — вмешалась китаянка, становясь между гоблом и Сестричкой. — Линда, утихомирь своих. У нас и так нервы на пределе, нечего лишний раз испытывать их на прочность. Если мы, зайдя внутрь, будем чаще коситься друг на друга, чем смотреть по сторонам, ни к чему доброму это не приведет. В этой пещере уже сгинули несколько сотен гномов, и одна Инари знает кто еще!
Я вздрогнул. Вдоль арки над воротами шла надпись — рунная, но явно не на привычном гномском — и при словах китаянки эти руны вдруг словно вспыхнули изнутри. Никто другой этого не заметил — то ли я один смотрел в ту сторону, а может, и мне просто почудилось… но холодок по спине скользнул. Надпись могла означать все, что угодно: «Добро пожаловать» или «Плата за вход: три фунта золотого песка с носа», но и «Оставь надежду всяк, сюда входящий» тоже имелось в списке вариантов. Гномы — народ упрямый, и кто знает, до чего именно мог прогрызть земную твердь ихний «Крот»? Ладно, если просто в спальню к очередному барлогу… а то ведь, говорят, что в некоторых местах и преисподняя не так уж глубоко, как принято надеяться.
— Кейн, ты что, заснул? Твоя очередь.
Я мотнул головой, пытаясь отогнать дурные мысли на манер мух, и, развернувшись боком, начал протискиваться в щель. Навстречу мне дул ветер — не очень сильный, но вполне ощутимый ветер из-под горы, с чужим, непривычным запахом.
* * *
Не знаю, бывал ли кто-нибудь из моих спутников прежде в гномских городах. Я — так уж точно нет. Мой опыт по части гномских жилищ был одномоментен и уходил корнями в детство. Когда мама взяла меня с братцем Филом к своей сестре, жившей в Мэриленде, мне было семь, а Филу как раз стукнуло двенадцать. Так вот, в городке Фредерик среди прочих достопримечательностей имелся и гномский магазин, свежезакрытый хозяевами после введения советом округа очередного налога на нелюдей. Уходя, гномы старательно заделали все возможные входы-выходы, но, разумеется, уже через месяц большей части этих преград не стало — хорошей доске всегда найдется место в хозяйстве, дюжине отличных гвоздей — тем более. Однако в ходы под магазином взрослые предпочитали не соваться — зато для местных ребятишек они оказались в самый раз. Правда, уже и мне нужно было здорово нагибаться, чтобы не бороздить макушкой своды узких подземных коридоров. Филу же и вовсе приходилось вставать на четвереньки — а ползти так с огарком в руке удовольствие сильно ниже среднего.
Сейчас же я был на треть выше себя тогдашнего и в здоровой руке намертво прописался «Громовой Кот» — так что мысль о коридорах под гномий росточек радовала меня еще меньше, чем братца Фила. Оставалось лишь надеяться, что, сделав двери под троллиный рост — на глаз ярда четыре в верхней точке створок — неведомые строители не забыли проложить к ним тоннель соответствующих размеров.
