Очень скоро, карта Егора приобрела вид московского метро — паукообразного, красно-сине-коричневого. Вот только вместо «узелков» станций и развязок, были черные «узелки» фугасных подрывов и обстрелов, с чередой человеческих трагедий…
Потягиваясь и зевая, Егор сидел на скамейке, грелся на солнце, вдыхал, как казалось, уже весенний, дурманящий воздух. Перебрав «игрушки», и сложив их обратно в ящик, Егор скрестив руки на груди, смотрел перед собой.
Напротив расположения саперной роты, в земле торчала железная конструкция с воронкообразной емкостью сверху, сквозь конструкцию было видно часть забора из гофрированного профлиста с калиткой, а за ним трубчатый каркас тепличного вида, сквозь который ходили саперы, попадая на территорию расположения роты. За теплицей располагались продовольственный и вещевой склады.
«Вид — неважнетский… так себе…» — думал Егор.
Мимо теплицы расхаживал бригадный начвещ, периодически попадая в «прицельную рамку» калитки и стоек железной конструкции. И так было всегда. Майор Груздь напоминал трамвай, двигающийся по одному и тому же маршруту: «продовольственный склад-столовая», периодически заезжая в деревянный нужник, как в депо.
— Не хватает кондуктора, объявляющего остановки, — хмыкнул Егор.
Неожиданно, проходя мимо, Груздь остановился и покосился в сторону Егора, торопливо и занято перешагнул в створ теплицы, направляясь в калитку, изменив свой привычный маршрут движения.
«Черт, — подумал Егор, — услышал что ли?»
Когда Груздь подошел ближе, Егор крикнул:
— Товарищ майор, предупреждаю вас о нарушении делимитационной границы! Вы нарушили сухопутную границу саперной роты!
На это Груздь ничего не ответил.
— А, вот ты где! — словно только заметив, сказал Груздь Егору. — Бис, дай пару человек, перенести продукты в столовую? — сказал он.
— Нет людей, — отказал Егор.
— Как нет? Совсем никого?
— Совсем, — добродушно улыбаясь, сказал Егор.
Из палатки послышались голоса, и наружу вышли двое. Они посмотрели на офицеров, и скрылись на заднем дворике.
— А эти?
— Эти с разведки вернулись, отдыхают сейчас… Кстати, почему вы, товарищ майор, в очередной раз выдали только половину доппитания для саперов? Где остальное?
— Кушать, все хотят! Солдат дашь, будет и остальное!
— Не дам, — отрезал Бис. Егор никогда не давал саперов для решения тыловых вопросов. — Это не специфическая задача для моего подразделения — помогать тылу. Мое дело: мины, фугасы, взрывные устройства… И не надо манипулировать жратвой: положенно — отдайте!
— Ну, ладно… значит, не дашь?
— Нет!
— Мне что, начальнику штаба позвонить?
— Звоните, — зевая, ответил Егор, заведомо зная, что он ответит начальнику штаба.
Груздь молча развернулся. Егор смотрел в след взволнованно улепетывающему начпроду:
«Надо заминировать тропинку, чтобы не ходил здесь! — Егор обрадовался этой мысли; ему вдруг показалось, это должно быть весело, что-то вроде тренировки, и легкого, не обременяющего досуга. По крайней мере, на фоне повсеместного уныния и ничегонеделания, это занятие, сразу пробудило в нем интерес и детскую неподдельную радость, как от новой игрушки. — Кажется, есть идея!»
После недавней спецоперации осталась мина МОН-50, вспомнил Егор. Егор разобрал ее, сковырнув пластиковые замки-защелки складным саперным ножом, с черной, рифленой рукояткой, когда потребовалось пластичное взрывчатое вещество. Нет, конечно, разбирать мины не было его увлечением. Напротив, Егор не любил заниматься такими вещами, но «монка» была миной безобидной, как собака-болонка.
«Мина пехотная, управляемая, направленного поражения, с сектором поражения, примерно, 54 градуса на дальности по горизонту до 50 метров. — Рассказывал саперам на занятиях по подрывному делу лейтенант Бис. — Но мне всегда хочется и приятно думать, что он градусов 60. — Высота сектора поражения — от 15 сантиметров до 4 метров на предельной дальности… Зеленая или коричневая, с мягкими внешними линиями… приятна на ощупь, красива с виду. Имеет убойную начинку, состоящую из шариков или роликов, чье количество колеблется от 489 до 540 штук в каждой, они залиты эпоксидным компаундом на выпуклой стороне корпуса… Не мина… Бомба! — любил повторять Егор. — Время боевой работы мины неограничено. Элементов самоликвидации, неизвлекаемости и необезвреживаемости — не имеет, но и это поправимо. Все зависит от того, кто ее устанавливает… Сапер — творец вольный, как художник или писатель, но дисциплинированный. — Часто повторял Бис. — Установка мины — наука точная; а как работа — не только опасная, но и творческая, и только профессионализм — есть предрасположенность к выражению и раскрытию у глухой «железяки» глубоких, особенных свойств, стремление создать шедевр, совершенство! Безопасное удаление от мины — в тыльную и боковые стороны определено наставлением в 35 метров… И все-таки боевая практика показывает, что уже на расстоянии 12–15 метров — осколков корпуса, летящих в тыл и во фланги, можно не опасаться!»
Вторая любимая мина Егора, после МОН-50, о которой, Егор мог говорить часами, была ОЗМ-72:
«ОЗМ-72… это просто фантастическая штука! — рассказывал Егор на недавнем занятии с саперами. — Что ты можешь сказать о ее тактико-тактических характеристиках, а? — спросил Егор у одного из саперов.
— Ну… это… — вспоминал сапер, — осколочная заградительная мина… противопехотная выпрыгивающая… кругового поражения.
— Хорошо! — похвалил Егор сапера. — Ты, — Егор тркул пальцем в другого, — продолжай…
— Рядовой Польщиков, — назвался тот, — масса мины — 5 килограммов, количество готовых осколков — 2400 штук… масса взрывчатого вещества — 660 граммов…
— Ну, а самое главное? — спросил Егор. — Кто скажет?
— Чувствительность — 1–17 килограммов? — выкрикнул кто-то.
— Нет!
— Материал корпуса — сталь?
— Нет!
— Радиус сплошного поражения…
— Да! Радиус поражения сколько? — спросил Егор.
— 25 метров.
— Точно. Каждый сапер, обезвреживая мину, вспоминает ее радиус поражения, думая и надеясь на то, что в случае чего ему все-таки удастся укрыться. Но я вам скажу не удасться! Опуская технический вариант — 25 метров, я скажу так: с вероятностью поражения 20 процентов радиус поражения превышает 30-ти метровый рубеж. Вот представьте… Конечно, это невозможно, но попробуйте… пофантазируйте! Поставьте себя на месте противника, прокладывающего проход в противопехотном минном поле… Представили, как лежите на земле. А я буду рассказывать… Почва влажная и мягкая, но не маркая… плотная, с необильной короткой растительностью. Ты лежите и неосознанно разговариваете с ней, вроде, как сам с собой, но с ней… А она молчит… мучительно, таинственно… Ты настолько близко припал к земле, что чувствуете ее особенный свежее-сырой запах… Представили? Он напоминает запах крови… Тяжелый такой, мрачный… Ну, согласитесь, разве земля может пахнуть чем-то другим? Ничем другим она пахнуть не может, по сути! Ничем на свете она не пропитана так обильно, как кровью! Кровь в земле, кровь на песке… Это же извечная Римская тематика! Кализей… несколько тысяч беснующихся, одурманенных, бушующих, как клокочущее штормовое море зрителей — жаждущих этой самой крови. Жаждущих крови на песке… жаждущих смерти гладиаторов!.. Ты на минном поле. У тебя холодные ноги и такое же ледяное сердце. Оно не остановилось, нет… оно бьется, оно одержимо невыносимым страхом смерти. Как бьется в агонии твой неистовый мозг, который, несмотря на твое внешнее хрупкое спокойствие, бешено молотит, накручивая внезапные картинки гибели: «Ты на минном поле, друг!» — говорит оно вам.
В твоих руках щуп… саперный… Двадцать первый век! Посмотри в окно — летающие над землей экспрессы, а мы с зубилами и молотками… Ну, что мы можем? У тебя только щуп! С такой же гениальной простотой, с которой он выполнен, в твоих руках могла бы оказаться и вилка, и ложка, и нож, в конце-то концов… и простая шариковая ручка. Но в твоих пыльных ладонях, в твоих пальцах, с темной ниточкой грязи в ногтях, деревянное пропитанное потом и отшлифованное бархатной шкурой-кожей ладони древко саперного щупа. Ты колете землю под углом тридцать градусов — осторожно и медленно, словно гнусный маньяк с вожделенной страстью, засаживающий иглу в грудь жертве, приближая ее к сердцу. Ты режешь ее, почву. Она молчит, она терпит. Ты нервно впихиваешь иглу в ее сырое тело, чувствуя острием щупа, как разрываются мышечные волокна, протыкается хрупкая материя, плоть земли… Она стерпит!
…И вот, ты, в предвкушении столкновения с чем-то тотальным, неизведанным и опасным, чье твердое, и в то же время мягкое металлическое тело, податливо примет на себя твой натиск, и нервы, взвинченные запредельным страхом постараются мгновенно оттолкнуть твою руку, как ошпаренную кипятком от неизбежного. Неизвестности…
