скорчился от отвращения так, как умели только грозодцы. – Он владеет этим оружием гораздо лучше меня, что сейчас, что раньше.
Я несколько раз рассекла мечом воздух, как это делали Брессинджер и Вонвальт. Они говорили, что так «проверяют баланс», но я просто повторяла движение, притворяясь, будто понимаю, что делаю.
– Тебя что-то тревожит, – сказал Брессинджер, вставая передо мной. Меня долго учили тому, что коротким мечом действеннее всего драться в строю, где широкие ряды рыцарей в доспехах и с щитами соле наступают все вместе, сближаются с противником и закалывают его шквалом ударов. Я держала меч так, будто у меня был щит – прижала локоть к боку, предплечье выставила вперед, а тело слегка повернула влево. Короткий меч был колющим оружием, предназначенным для глубоких, сильных выпадов, и я своими глазами видела, сколь страшные раны он может нанести человеку.
– Я тревожусь за сэра Конрада, – честно ответила я. Мне хотелось поговорить с Брессинджером вовсе не об этом, но, в конце концов, ничто не связывало нас с приставом так, как служба Вонвальту.
Брессинджер быстро приблизился ко мне и сделал выпад – медленный, хотя знала, что он способен на гораздо более стремительные движения. Я подалась назад и отбила его клинок вниз. Довольная, что мне удалось инстинктивно парировать его удар, я так неумело нанесла свой, что Брессинджер тут же обезоружил меня. Мой меч с глухим стуком упал на траву.
Дубайн несколько секунд смотрел на меня.
– Плоховато вышло, да? – сказал он, скривив губы, как какой-нибудь лорд, которому подали неаппетитное блюдо.
Я рассмеялась над его кривляньями. Затем подобрала оружие и встала в ту же стойку.
– И почему ты тревожишься за сэра Конрада? – спросил Брессинджер. Он снова двинулся на меня и на этот раз приблизился так быстро, что я не смогла угадать, под каким углом он нападет. Я ойкнула, когда он замахнулся на меня слева, по боку, который обычно был полностью прикрыт щитом. Его меч прилетел мне по ребрам; я вскрикнула, и, хотя Брессинджер в последний миг остановил руку, чтобы не переломать мне кости, синяк я все же получила.
Он не извинился.
– У тебя не всегда будет щит, – заметил он.
– Да знаю я, – буркнула я, потирая ребра. – Я боюсь, что сэр Конрад не в себе. – На этот раз я не подняла меч, надеясь, что Брессинджер не начнет очередной маневр; однако, к моему недовольству, он бросился на меня в третий раз, словно хотел помешать мне сказать то, чего в глубине души сам боялся. Мне удалось парировать два медленных режущих удара, прежде чем Дубайн притворным взмахом успешно распорол меня от грудины до паха.
– Нема, хватит! – огрызнулась я. – Я же пытаюсь поговорить с тобой!
Но Брессинджер просто хлестнул меня клинком по мышцам руки.
– Ради всего святого! – крикнула я, бросив мой тренировочный меч так, что он воткнулся в землю, как копье. Попятившись прочь от Дубайна, я ткнула указательным пальцем ему в лицо. – Только не вздумай говорить, что это было для моего же блага!
– Ты думаешь, я ради забавы это делаю? – рявкнул Брессинджер. От гнева его грозодский акцент усилился.
– Да, именно так я и думаю! Потешайся над кем-нибудь другим!
– Я не потешаюсь над тобой, Хелена. Меньше месяца назад ты чуть не лишилась жизни. Если бы не удача и не спесь твоих врагов, от тебя в Долине остались бы одни кости. Посмотри на меня! Я владею оружием в тысячу раз лучше тебя, но стоило какому-то безмозглому олуху удачливо махнуть мечом, как даже я лишился руки. – Он с досадой указал вокруг себя. – Сеанс! Похищение! Взрыв на пристани! Дальше будет только хуже. Как думаешь, почему тебя так много учат сражаться? Только посмотри, куда катится мир, и ты поймешь, что этот навык наверняка пригодится тебе больше любых знаний, которые дает сэр Конрад.
– Да, в это мне охотно верится, особенно если вспомнить, чему меня сейчас учит сэр Конрад, – сердито пробормотала я.
– Побери тебя князь Преисподней за твою дерзость! – взорвался Брессинджер. Разговор окончательно перешел в перепалку; он швырнул свой меч на землю и тоже ткнул в меня пальцем. – По какому праву ты непрестанно хулишь нашего господина?
Я недоверчиво рассмеялась.
– По какому праву ты непрестанно защищаешь его? Да, сэр Конрад – наш господин, но ведь он же человек! Он тоже может ошибаться. И лишь потому, что он столь… небезразличен мне, я хочу, чтобы он вновь стал прежним. Неужели ты ничего вокруг не замечаешь? Кейдлека, которого послали к Извлекателю Истин и который теперь мертв? Пытки, к которым причастен Вонвальт? Того, как он зачистил Орден? Даже дитя увидело бы, что он поступает неправильно!
– Конечно, и ты – то самое дитя?
– Я не дитя! – прогремела я.
– Но ведешь ты себя именно так, – прошипел Брессинджер, подступая ко мне на шаг. – Как думаешь, что сейчас происходит? Неужели ты не заметила всех тревожных знамений? Просто невероятно, что ты осталась столь наивной после всего, что видела и слышала. Это реальный мир, Хелена, настоящая жизнь. Открой глаза! Неужели ты думаешь, что мы можем позволить людям вроде Кейдлека… – Он замахал рукой, подыскивая слова. – …месяцами мирно сидеть в уютной тюремной камере? Нанять им дорогих защитников? Устроить для них долгие публичные слушания, на которых они смогут высказать самые разные опасные идеи? А что насчет его подельников из Великой Ложи? Неужели их нужно кормить, баловать, как детей, и оберегать по букве закона, защищая от последствий их собственных действий?
– Я не могу поверить, что ты говоришь такое, – сказала я, качая головой. – Ведь это противоречит всем ценностям Совы. Всему, во имя чего тысячами гибли люди!
– «Всем ценностям Совы», – презрительно усмехнулся Брессинджер. – Сова ценит только саму себя. Так было всегда. Она существует во имя империи, экспансии – во имя убийства. Не позволяй этим… процессуальным тонкостям затмить правду. Общее право, Орден магистратов… – Брессинджер пренебрежительно махнул рукой. – Сованцы знают только одно, и это смерть. Чем скорее ты это поймешь, тем скорее познаешь, какому зверю ты служишь.
– Не понимаю, – сказала я, мотая головой. Мой гнев почти иссяк. Теперь я была просто расстроена. – Почему ты говоришь такое? Что изменилось? Неужели это из-за Долины Гейл? Ты словно стал совершенно другим человеком. Я пришла, чтобы поговорить с тобой, ибо почувствовала, что мы перестаем понимать друг друга. Мне хотелось, чтобы все стало как прежде, когда мы были близки, как брат и сестра. Мне хотелось понять, что встало между нами, и избавиться от этого. Почему мне кажется, будто ты пытаешься оттолкнуть меня? Замыкаешься в себе? Ведь ты
