Баба Таня была одинокой женщиной. Вдовой. Общения ей не хватало. Сын умер давно. И знакомство с Галей вывело её на новый уровень жизни, она обрела верную подругу на старости лет. Ведь женская дружба часто становится по-настоящему крепкой только в преклонном возрасте, когда в прошлом все эти любовные трения и интрижки, и великие страсти исчезли за давностью лет, делить-то некого уже, всё в прошлом.
Вечерело. Баба Галя возвращалась домой. Сегодня она устала чуть больше, чем вчера, убирая магазин, – духота.
Во дворе дома увидела соседей. Ева стояла с бутылкой шампанского, а Сашка-алкаш и Эдик, у неё создалось впечатление, – никак напиться решили.
Она прошла мимо вначале, потом остановилась и говорит:
– Если выпивать собрались, не светитесь! Полицаев, мать их, тьма-тьмущая, оштрафуют же, идите вон туда, на лавочку, там кусты сирени, не видно будет.
– Баба Галя, а ты к нам присоединяйся, – сказала Ева. – Я одна в мужской компании. Правда – шампанское будете?
– Если мужики не против – я за вином поднимусь. И Таньку позову, хватит сидеть, смотреть сериалы. Выпить и мне хочется, старой!
– Давай, баба Галя, – сказал Эдик. – Нам-то чего…
– И вина не жалей, – уточнил Сашка. – У тебя оно хорошее.
Компания, послушав бабу Галю, перебралась за столик, в кусты сирени.
Ева разложила закусь. Сашка занервничал. Процесс ожидания его утомил, он уже пожалел, что не накатил рюмашку дома.
Пиликает сотовый телефон Эдика.
– Ты хлеба скоро принесёшь? Картошка скоро будет готова, – беспокоится Жанна.
– Уже несу…
– Не задерживайся.
– Хорошо, хорошо… Скоро вернусь домой. С хлебом. Без меня не ешь.
Каждый лжёт в меру своей надобности. Эдик понимал, что, приди сюда Жанна, он распрощается со всей честной компанией.
– Ну, ты – артист! – сказала Ева. – Чего жене-то врёшь, никуда ты не пойдёшь, я по глазам вижу. Скажи ей честно, где ты.
– Ага, я редко вру, поэтому часто ввожу в заблуждение. Ничего я говорить не буду.
– Смотри, чтобы хуже не было.
– Чего ты к нему пристала, – влез в разговор Сашка. – Наливай лучше, не знаю, как там вы, а я заждался. Иначе сейчас с горла опрокину.
– Давай сюда бутылку, только открой вначале, – сказала Ева и разлила самогон по пластиковым стаканчикам. – А я дождусь бабу Галю с бабой Таней… И чего я с вами связалась?
5
Хоть у Серёги с этой девочкой ничего не было, он питал к ней очень нежные чувства.
Она выходила замуж.
Побывать на свадьбе – всё равно что поучаствовать в марафоне под лозунгом «Когда это всё закончится?», где нет финиша.
Серёга и Витька были приглашены на свадьбу. Друг Валерка женился первым, ибо залетел чувак! Это стало полной неожиданностью в первую очередь для Серёги, а не для родителей невесты, ибо дочь в семье, которой исполнилось восемнадцать лет, всегда может преподнести сюрприз для мамы с папой.
И понеслось! Рядом с сосватанным другом они были с самого утра. Следили за тем, чтобы он не забыл взять паспорт, букет для невесты – зарядить телефон и удалить из фотоаппарата снимки с мальчишника. Потом выкуп невесты (дружком посчастливилось не быть ни Витьки, ни Сергею), после выкупа помогали заталкивать гостей по машинам свадебного картежа – жених чуть было до ЗАГСа не сел в автомобиль с невестой, а этого делать нельзя. Затем ЗАГС. Утомительная процедура бракосочетания. После напутственного слова регистраторши – бестолковое катание по городу. Ресторан. Выпивка. Горько! Ведущая нудная, на ней, видимо, чья-то сторона сэкономила деньги. Дарение подарков. Ещё все трезвые и мнутся, не знают, что сказать молодым. Музыка отстойная, шансон, да «чёрные глаза», никакой альтернативы. Дружка красивая, но она принадлежит дружку. Молодых девушек мало, а те, кто есть – заняты, с мужьями… Обязанность для дружка и дружки – Витька и Серёга стащили туфлю у невесты – выпить водки из украденной туфли. Выпили. Окосели, а ещё не вечер. Конкурсы, тупые и глупые: «ударник труда» – попади поварёшкой по сковородке поступательным движением таза, «дырки» – женщины на коленях с карандашом в зубах делают отверстия на листах бумаги, лежащих на коленях у мужчин… Драка: Витька и Серёга набивают морду какому-то родственнику со стороны невесты, был не прав, как им казалось, – это уже не конкурс. Затем Серёга знакомится с девушкой, взявшейся невесть откуда на свадьбе, Витька крадёт со стола две бутылки водки и закусь. И они покидают втроём место торжества, утомлённые обыденностью празднества…
– Идёмте сюда, – говорит Витька, показывая на кусты сирени.
– Куда вы меня привели, – удивляется девушка.
– Это наш двор, – поясняет Серёга.
И вот друзья смотрятся немного растерянными, когда появляются за столиком. Сашка и Эдик держат пластиковые стаканчики в руках, готовые опрокинуть их содержимое себе в рот. Ева нарезает сыр.
Первым опомнился Сашка, увидев пакет с водкой в руках у Витьки, сказал:
– Чего стоите, доставайте – что там у вас? – ставьте на стол.
– Присаживайтесь, – добавил Эдик. – Будьте как дома. Хотя вы и так дома. Как зовут девушку?
– Инна, – сказал Сергей.
– Она с тобой? – спросила Ева.
– Да, со мной, – Сергей держал её за руку.
– Мы со свадьбы возвращаемся, хотели продолжить банкет здесь, – уточнил Витька.
– Это правильное решение, – сказал Эдик. – Главное вовремя уйти, чтобы тебе никто не надоел. И не с пустыми руками.
Зазвучал аккордеон.
– А вот и мы, не ждали? – баба Галя поставила на стол две пластиковые литровые бутылки вина.
Баба Таня – никто не знал, что она владеет аккордеоном – стала играть почему-то «День победы». Звуки музыки разлились по местной округе. И вокруг стала собираться пятилетняя детвора, бегавшая во дворе. За ними подходили их мамы и папы.
И вдруг всё закрутилось, завертелось в бешеном ритме, как будто время ускорило ход.
Сашка шепнул Эдику на ухо, так и не опрокинув свой стопарик, держа его в руке:
– Глянь, сколько народу сходится, бухла не хватит!
А новые лица всё прибывали и прибывали, пока баба Таня наяривала, воодушевлённая зрительской толпой.
Кто-то запел.
И каждый теперь нёс на общий стол всё, что мог принести. Кто-то закуску, а кто-то выпивку. И когда, казалось, уже нет места (стол, надо заметить, был не маленький), всё разложено и разлито, чтобы поднять первый тост, появилась Жанна. Она прервала игру аккордеона. Баба Таня потеряла аккорд, смолк голос певца, и воцарилась тишина…
– Где хлеб, Эдя? – Жанна метала молнии.
– Нету, – неуверенно ответил Эдик.
– А деньги где?
И тут баба Галя замечает, что на столе есть абсолютно всё, но никто не додумался принести хлеба.
Она вмешивается в разговор двух супругов, один из которых готов разорвать в клочья другого, и говорит:
– Жанна, хлеба нет даже у нас на столе. Ладно тебе… не хлебом единым…
…Звучит аккордеон, баба Таня заглушает свою подругу музыкой. Кто-то толкает Жанну за стол, она присаживается, ей наливают вина. А Эдика просят, мол, говори, и он неохотно, но произносит первый тост:
– Миру – мир, войны не нужно!
Все его дружно поддерживают, аплодируют, выпивают.
Сашка наливает себе ещё, не дожидаясь никого, снова шепчет Эдику на ухо:
– Я думал, застолье рухнет, а тут всё только начинается.
– Кончится у меня дома, когда останусь наедине с женой, – вздыхает Эдик. – Вечная борьба двух полов укрепляет иммунитет, хоть и расшатывает нервы… Налей-ка мне тоже, пока моя не смотрит… Как бы ни кастрировала она меня ночью, денег-то не осталось совсем.
– Зачем ты ей нужен будешь, кастрированный?
– Не знаю, Сашка. Вот ты, к примеру, никому не нужен, ты живёшь один. А я живу в паре, и мне кажется, что я тоже никому не нужен.
Уже стемнело, и они, не прячась, выпили по третьей.
Эдик закурил.
– У нас, Сашка, не дом, а притон какой-то, а мы, каждый из нас, кто здесь живёт, тусклые огни, которые загораются на всю свою мощь только в момент всеобщего празднества. Давай за это выпьем, наливай, – и он обратился ко всем собравшимся: – За типичную ситуацию, за нетипичных женщин, за типичную Россию, за атипичную пневмонию – за всё хорошее и плохое, будем!
– Будем! – поддержала баба Таня и заиграла туш.
2012 годЧёрная смерть
Почему я пью? Этот вопрос у меня всегда возникает, когда я просыпаюсь с бодуна. Ответить на него я, естественно, не могу. Понятно почему. Ибо каждый день у меня начинается плохо.
Короче говоря, сидим мы с Борисом Ивановичем, соседом, на скамейке, напротив нашего пятиэтажного дома, где проживаем уже более двадцати лет. Он проживает с семьёй. Я проживаю один. Мы все проживаем здесь, не живём – обстоятельства такие: то свет отключат, то воды сутками нет, ни горячей, ни холодной, то канализация прорвёт, воняет на весь дом… Неосуществимые мечты, безработные мысли, кризисные планы, трясущиеся руки – это у меня. У Бориса Ивановича того хуже: неизвестно от кого беременная семнадцатилетняя дочь, остановившийся завод, жена – сука и стерва, как обычно бывает в таких обстоятельствах, тёща в больнице с инфарктом. О тёще Борис Иванович говорит прямо по Чехову: она дивный, чудный, святой человек, а такие на небе нужнее, чем на земле. Я, бывало, одёргиваю его, мол, так нельзя, а он мне в ответ: моя жизнь, мои выстраданные слова, не нравятся эти слова – не лезь в мою жизнь! Да я и не лезу, он сам, блин, всё рассказывает.
