— Но ты же не вытерла.
— На первых порах мне это стоило большого труда… А знаешь что? Пожалуй, ты можешь сделать мне еще одно маленькое одолжение… Может быть, ты метнешься на камбуз, возьмешь там кипяточку и сделаешь мне чаю? Такого, как сам любишь.
— Шивилла, я боюсь за тебя…
— Не бойся ничего. Давай, будь умницей, хотя бы ты возьми себя в руки и принеси мне чай. Не волнуйся, за это время со мной ничего не случится, никуда я не денусь.
С тяжелым сердцем Лауритц отправился на камбуз. Как назло, ему вспомнилась и теперь не выходила из головы история о том, как преставился шивиллин батюшка, после чего доктору еще меньше хотелось оставлять ее одну. Но он понимал, что не сможет все время просиживать рядом с ней… Ларри повезло — сегодня на камбузе ответственным назначили Элоиза, одного из людей, которые не провоцировали у судового врача мигрень. Неизвестно, пришла ли очередь парня кашеварить, или он заработал такую «честь» своим длинным языком, в любом случае повар из него был неважнецкий.
— Здорово, док! Ты обедать будешь? — добродушно поинтересовался черноволосый.
— Нет, спасибо, — рассеянно пробормотал врач, а заглянув в кастрюлю, на дне которой, как галька, перекатывалась недоваренная чечевица, добавил: — Совсем не буду.
— Пожалуй, это был решающий довод в пользу того, плюнуть мне в общий котел или нет… Хуже от этого все равно уже не станет. Ладно-ладно, не смотри на меня с таким укором, я ж шучу.
— Элоиз, слушай, а не найдется ли у тебя для меня кипятку?
— Да ты как знал, какое у меня коронное блюдо! Момент! Сейчас все организуем…
Пока чайник закипал на огне, приятели перекинулись парой реплик ни о чем, а потом Ларри заварил чай и снова оставил горе-повара одного. Возвращаясь в капитанскую каюту с большой дымящейся кружкой, доктор столкнулся с Веселым Сэмом, который как раз выходил оттуда и прикрывал за собой дверь.
— А что это вы здесь делаете, сэр? — не скрывая недовольства в голосе, поинтересовался судовой врач. Его просто возмутила это наглость — стоило только отвернуться, как к Шивилле полез незнамо кто…и ладно, если б еще кто-то из своих, а не прихвостень Пратта…
— Уже ничего, сэр, — так же чинно ответил Самуэль, гордо подняв голову.
— А не предупреждал ли я всех человеческим языком, чтоб капитана не беспокоили?
— Предупреждали. Но мадам Гайде, между прочим, сама изъявляла желание меня видеть.
— Да, конечно… Будь моя воля, я б и тебе, и капитану твоему такое изъявил бы… — вполголоса проворчал Ларри. — С дороги будьте любезны посторониться, не видите, что ли, — человек несет горячий чай, — а Сэм скривил страдальческую гримасу…а, нет, простите, это ведь было его обычное лицо, и удалился. — Что этот черт делал у тебя? — спросил лекарь, как только вошел в каюту. — Он еще говорит, что ты сама его приглашала…
— Да, приглашала… Ничего особенного, не бери в голову. А ты что же, ревнуешь? — Шивилла попыталась улыбнуться, но шутка не особенно удалась.
— Нет, конечно. Скажешь тоже… Просто я же настаиваю на том, что тебе нужен полноценный отдых, а нервотрепки здесь и без дополнительных стараний хватает. К тому же как-то не хочется, чтобы тебя видели в таком состоянии…
Выпив самого обыкновенного чаю, Гайде впервые за долгое время уснула спокойно и крепко. Во сне она выглядела такой красивой…но это была какая-то совсем другая, не дневная красота. Шивилла была прекрасна на капитанском мостике, когда соленый ветер развевал ее золотисто-рыжие кудри, заставляя их трепетать языками костра, когда осанка была идеально прямой, а глаза сверкали решительностью и азартом. Но сейчас ее сильное, гибкое тело было расслаблено, одна рука закинута за покоящуюся на подушке голову, веки едва заметно подрагивали, а с приоткрытых губ срывалось тихое, мерное дыхание… Такая спокойная, умиротворенная…беззащитная. Да, ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы кто-то еще видел ее такой. Но если бы Лауритц проводил с ней чуть меньше времени, он бы сам заметил, что экипаж уже и без доказательств готов был поверить в существование очаровательной, но слабой девушки, которая большую часть времени притворяется стальной леди, их капитаном…
Пока судовой врач миндальничал с капитаншей, большая часть команды собралась в кубрике, и там мужики уже не стеснялись ни в выражениях, ни в догадках.
— А вот вам суп из семи…кхм…круп! — огласил Элоиз, выставляя на стол огромную кастрюлю. Аппетита это никому не прибавило, да еще и кто-то очень предсказуемо пошутил о том, что наконец-то все встало на свои места, и на кухне очутилась настоящая женщина.
— Никому не кажется символичным, — заметил Сэм, брезгливо ворочая серебряной ложечкой в миске с содержимым неказистого вида и не лучшего запаха, — что еду сегодня готовит тот, кто по совместительству еще и гробовщик?..
— Да нет, парень. С тех пор, как ты появился на корабле, я сразу уступил и сложил с себя эти полномочия, — парировал Красотка, — теперь я просто добрый и веселый мастер парусов. И кок.
— Да из тебя кок, — подал голос корабельный плотник, — как из дерьма пуля!
— Мудрые вещи говорите, — многозначительно заметил Хельмут Пратт, усевшийся во главе стола и уплетавший свою порцию так, словно бы ему напрочь отбило чувство обоняния и вкуса.
— Чего же здесь мудрого?..
— А того, что каждый человек хорош только тогда, когда он на своем месте. Из мастера парусов не выйдет хорошего кока, а из плотника — врача. Точно так же слепого не поставишь впередсмотрящим, а юнгу не сделаешь первым помощником капитана…
— К чему ты клонишь, Хельмут?
— Уж не хочешь ли ты сказать, что у нас кто-то не на своем месте?
— Именно это я и хочу сказать.
— И кто же это?
— Да хоть бы и капитан, — высказал пират смелое предположение и тут же продолжил на повышенных тонах, невзирая на поднявшийся ропот: — Погодите, я же только предполагаю! Позволительно же человеку за добрым обедом в кругу добрых друзей немножко пофилософствовать?.. Капитан — это лицо команды. Я согласен, что долгое время у нас было отличное, смазливое личико, всех все утраивало — тут и глаз радовался, и репутация хорошая была… Но всему приходит свой конец. Не кажется ли вам, что Шивилла уже не справляется со своими обязанностями? Разве что я так постарел и уже не в курсе того, что сейчас главной обязанностью капитана является лежание в кровати. Можно ли позволить управлять собой женщине, которая мало того, что баба, так еще и сама уже сделать ни черта не в состоянии? Когда мы ее вообще видели в последний раз? Команде нужен такой капитан, про которого хотя бы можно быть уверенным, что он есть.
Простые матросы побоялись отвечать, словно опасаясь, что стоит им сказать что-то не то, как на них тут же обрушится кара небесная. Заговорил только Барт Ламберт, который до этого покачивался в гамаке у стенки и делал вид, что дремлет.
— Это что же такое значит? Дядя Хельмут, подбивать команду к бунту — как не стыдно!
— Ну почему сразу к бунту… Не к бунту. А просто призываю подумать своими собственными головами. Или мирная смена власти — это тоже бунт, по-твоему? Или я где-то сказал неправду?
— О, если я начну перечислять все моменты, когда ты говорил неправду, то обрасту седой бородой, прежде чем подойду к концу списка. Возможно, сейчас ты, конечно, в чем-то и прав… Но. Не забывай о том, что Шейлу покоцали, когда она вместе с вами всеми добывала для вас всех же золотишко. Это достойно хоть какого-то уважения. И даже если она вдруг, — он на секунду смолчал, — врежет дуба, то в любом случае не видать тебе капитанства. Здесь и так хватает претендентов на то, чтоб взяться за штурвал, так что не суетись, не напрягай мозги лишний раз.
— Пользы нам от того золота, если его вот-вот отнимут… И кто же, интересно, эти претенденты? Одноглазый старик? Или рыжий доктор? Или, может быть, ты сам? — хохотнул Пратт.
— А отчего бы и нет, — блондин свесил ноги с гамака, и его лицо озарила широкая улыбка, мол, шутит он, всего лишь шутит… — Раз пошла такая пьянка… Кто у вас тут в капитаны крайний? Запишите меня тоже в вашу очередь.
— Все-то ты паясничаешь, Барт, капитан-без-корабля… А я все серьезно говорю. Может быть, уже пришло, наконец, время осуществляться старой примете о том, что баба на борту — дурное предзнаменование? Может, оно нам, наконец, предзнаменовало? Вы же обратили внимание, что Морской Дьявол захотел только ее, не тебя, не меня, а именно девчонку? Может быть, стоит от нее тихо-мирно избавиться, и тогда у нас снова наступит полоса удачи…
Правду говорят, что безделье — худший враг моряка. Стоило «Сколопендре» только увязнуть в этом болоте, как в головы людям тут же полезли непотребные мысли, такие непривычные, словно бы нашептанные со стороны, но в то же время кажущиеся такими разумными и правильными. Давно прошли те дикарские времена, когда моряк мог с радостью бросить девицу за борт, чтобы задобрить царя морского, и с чистой совестью продолжать путь. Да и Шивилла Гайде была не какой-нибудь бесправной пассажиркой, а опытной мореплавательницей, которая со сколопендровцами пуд соли съела, и даже не один. Некоторые члены экипажа знали ее еще совсем молодой и зеленой…а некоторых парней сопливыми салагами помнила она сама, и за несколько лет они успели окрепнуть и возмужать на ее глазах. Мало кому хотелось брать на душу такой грех, как предательство… Но крамольные вести ни до капитана, ни до ее приближенных в тот день так и не дошли.
