Горан производил впечатление человека, по-настоящему восхищенного умениями похитителя. И вовсе не потому, что он не испытывал сострадания к жертвам. Это не было демонстрацией недостатка человечности с его стороны. Альберт был объектом его исследования. Понять механизм, управляющий его умом, — это был захватывающий дух вызов.
— Лично я, однако, считаю, что Альберт действительно присутствовал в комнате во время резни, устроенной Фелдером. И я бы исключил все манекены и трюки. А знаете, почему? — Криминолог на мгновение насладился выражением неуверенности на их лицах. — По расположению кровавых пятен на стене, выстроившихся по контуру его профиля, Крепп выделил «постоянные изменения» — именно так он их обозначил. А это означает, что Альберт, будучи препятствием между летевшими брызгами крови и стеной, не стоял на месте, а передвигался!
Роза Сара от удивления даже открыла рот. Добавить было уже нечего.
— Мы — реалисты, — заявил Стерн, — и, если Альберт лично знал Рональда Дермиса, когда тот был еще ребенком, тогда сколько лет ему должно быть сейчас? Двадцать, тридцать? Теперь ему не меньше пятидесяти или шестидесяти лет.
— Правильно, — поддержал его Борис. — И, учитывая размеры отпечатка, образовавшегося на стене комнаты убийства, я бы сказал, что он ростом в пределах метра шестидесяти.
— Один метр шестьдесят девять сантиметров, — уточнила Роза Сара, которая уже произвела замер.
— Теперь у нас на руках частичное описание внешности человека, которого следует искать, а это уже кое-что.
Горан снова взял слово:
— Берман, Рональд и Фелдер: они похожи на волков. А волки всегда действуют в стаях. В каждой стае есть вожак. Именно об этом и говорит нам Альберт: он — их лидер. В жизни трех этих типов был такой момент, когда они вместе или порознь повстречались с ним. Рональд и Фелдер знали друг друга лично, они выросли в одном приюте. Но можно предположить, что им не было известно, кто такой Александр Берман… Единственный объединяющий их элемент — Альберт. Вот поэтому он в каждом преступлении оставляет свой фирменный знак.
— И что теперь будет? — спросила Роза Сара.
— Вы это и сами можете домыслить… Две. В списке отсутствуют еще два трупа девочек и, соответственно, два члена стаи.
— Но ведь есть еще шестая девочка, — уточнила Мила.
— Да… Но Альберт оставил ее для себя.
Мила около получаса стояла на тротуаре возле дома, не осмеливаясь позвонить в дверь, — искала подходящие слова, чтобы как-то оправдать свое появление. Она почти отвыкла от межличностных взаимоотношений, и даже простейшие шаги к сближению ей казались невозможными. А между тем девушка все так же мерзла, стоя на улице, не в состоянии решиться на этот шаг.
«Обещаю, что после следующей машины синего цвета я пойду».
Уже проехало девять автомобилей, и движение заметно поубавилось. В окнах квартиры Горана, находившейся на третьем этаже, горел свет. На улице, сырой от талого снега, звучал концерт в исполнении ударявшейся о металл капели, кашляющих водосточных труб и сиплых потоков сточных вод.
«Ладно, пора».
Мила шагнула из тени, укрывавшей ее от возможных любопытных взглядов соседей, и быстро приблизилась к двери. Это был старый многоэтажный дом с широкими окнами, длинными карнизами и дымоходами, до сих пор украшавшими его крышу, в котором в середине XX века размещалось промышленное предприятие. В округе было множество подобных сооружений. Вероятно, весь этот квартал был перепланирован стараниями некоего архитектора, преобразовавшего старые производственные лаборатории в кондоминиумы.
Мила позвонила в домофон и стала дожидаться ответа.
Прошло несколько минут, прежде чем она услышала недовольный голос Горана:
— Кто это?
— Это Мила. Извини, но мне нужно поговорить с тобой. Я бы предпочла не делать этого по телефону. Там, в Бюро, ты был слишком занят, и я подумала…
— Поднимайся. Третий этаж.
Последовал короткий электрический сигнал, и щелкнул замок двери.
Роль лифта исполнял подъемник. Чтобы воспользоваться им, потребовалось вручную закрыть раздвижные дверцы и привести в действие рычаг. Мила медленно поднялась мимо других этажей на третий. Единственная находившаяся на лестничной площадке дверь была приоткрыта специально для нее.
— Заходи, садись, — донесся из глубины квартиры голос Горана.
Девушка вошла в холл. Это было просторное помещение со множеством выходящих в него комнат. Пол был сделан из грубых досок. Чугунные батареи отопления окружали колонны. Ярко-красное пламя камина придавало помещению янтарный оттенок. Мила, закрыв за собой дверь, пыталась понять, где же Горан. Вскоре она увидела, как тот молниеносно возник на пороге кухни.
— Через минуту буду.
— Делай как тебе удобно.
Мила огляделась. Квартира криминолога в противовес неизменной небрежности его внешнего вида была в абсолютном порядке. Нигде ни пылинки, и вся эта чистота, казалось, подчеркивала заботу этого человека, которой он пытался привнести немного гармонии в жизнь своего ребенка.
Немного погодя она увидела вошедшего в комнату Горана со стаканом воды в руке.
— Сожалею, что вторглась вот так внезапно…
— Ничего страшного, обычно я довольно поздно ложусь спать. — Затем, указывая на стакан с водой, он добавил: — Я укладываю Томми. Это не займет много времени. Садись или налей себе что-нибудь: как раз там дальше стоит передвижной бар.
Мила кивнула и проследила за тем, как он направился в одну из комнат. Чтобы как-то избавиться от охватившего ее смущения, девушка собралась налить себе водки со льдом. Стоя рядом с камином, она заметила, как криминолог вошел в полураскрытую дверь комнаты сына. Сидя на кровати ребенка, он что-то ему рассказывал и одновременно рукой поглаживал по плечу. В полумраке комнаты, освещаемой только светом ночника в форме клоуна, Томми был похож на некий объект, лежавший под одеялом, очертания которого возникали лишь при нежном прикосновении к нему отца.
Дома Горан казался абсолютно иным.
Неизвестно почему, но Миле вспомнилось, как она впервые еще ребенком отправилась встречать отца в его контору. Каждое утро, уходя из дома в костюме и галстуке, на работе он полностью преображался. Становился строгим и серьезным, таким не похожим на ее самого доброго в мире папу. Мила вспомнила, как тогда едва не растерялась.
С Гораном все наоборот. Девушку охватила безмерная нежность при виде его в роли заботливого отца.
Для Милы такое раздвоение было не доступно. Ей присуща только одна ипостась. В жизни девушки не было несоответствий. Она никогда не переставала быть полицейским, разыскивающим пропавших людей. Ибо она это делала всегда: и в свое свободное время, будучи в отпуске, и когда ходила в магазин за покупками. Изучать лица незнакомых людей вошло у нее в привычку.
У пропадавших детей, как и у всех остальных, была своя история. Но в какой-то момент времени она прерывалась. И Мила шла по следам их маленьких, затерянных во тьме шагов. Девушка никогда не забывала их лиц. Могли пройти годы, но она всегда была в состоянии их вспомнить.
«Ведь дети среди нас, — думала Мила. — Иногда достаточно просто поискать их среди взрослых, в которых они превратились».
Горан рассказывал сыну сказку. Миле больше не хотелось нарушать своим взглядом интимность сцены. Это зрелище было не для ее глаз. Томми был той частью жизни Горана, которую ей пока не удавалось постичь.
Некоторое время спустя криминолог вошел и с улыбкой объявил:
— Уснул.
— Не хотелось тебя беспокоить. Но я подумала, что это очень важно.
— Извинения уже приняты. А теперь давай выкладывай, что случилось…
Горан сел на один из диванов и предложил ей занять место возле него. Пламя в камине отбрасывало на стену пляшущие тени.
— Это снова повторилось: меня кто-то преследовал.
Криминолог нахмурил лоб.
— Ты уверена?
— В первый раз — нет, а теперь — абсолютно точно.
Девушка рассказала обо всем произошедшем, стараясь не упустить ни одной детали. Машина с выключенными фарами, отражение луны на кузове и тот факт, что преследователь, будучи замеченным, предпочел убраться восвояси.
— Но почему кому-то нужно преследовать именно тебя?
Он уже задавался подобным вопросом, когда, сидя в ресторане, Мила поведала ему о своем ощущении, будто некто шел за ней по пятам на площади у мотеля.
— Мне никак не удается найти этому сколько-нибудь подходящее объяснение, — после непродолжительного размышления пришел к заключению Горан.
— Я не думаю, что с этого времени потребуется направлять кого-либо вслед за мной, чтобы попытаться застать моего преследователя с поличным.
— Теперь безо всяких сомнений ты об этом знаешь, поэтому он больше этого не повторит.
