18
Форд сидел, опершись спиной о скалу и вбирая тепло едва тлевшего костерка, сложенного из остатков сухих кактусов. Кругом высились черные склоны каньона Тираннозавра, и чем дольше Форд смотрел, тем необъятнее казалось густо-фиолетовое небо, усыпанное звездами.
Он уже поужинал рисом и чечевицей. Положив жестянку из-под чечевицы в огонь, подержал ее там до тех пор, пока все остатки еды не превратились в крошечные угольки — таким способом он «мыл посуду», чтобы не расходовать драгоценную воду, — палкой вытащил жестянку из огня, дал ей остыть и налил туда воды из фляги. Держа жестянку за металлическую крышку, стоймя поставил ее в костер. Через несколько минут вода закипела. Он добавил в жестянку ложку молотого кофе, помешал и снова поставил емкость в огонь. Еще пять минут — и кофе готов.
Форд пил маленькими глотками, придерживая жестянку за крышку и наслаждаясь горьковатым вкусом и дымным ароматом. Он грустно улыбнулся самому себе, вспомнив маленькое римское кафе недалеко от Пантеона, за углом, — там они с Джули, бывало, пили отличный эспрессо, сидя за одним из крошечных столиков, теснившимся среди других таких же. Как же называлось то местечко? «Тацца д’Оро»[26].
Как же оно теперь далеко…
Форд допил кофе до последней капли, выплеснул гущу в костер, а жестянку поставил рядом — утром еще завтракать. Со вздохом оперся на скалу, поплотнее закутался в свою рясу и поднял глаза к звездам. Было около полуночи, и почти полная луна медленно выплыла из-за склона. Форд нашел несколько знакомых созвездий: Большую Медведицу, Кассиопею, Плеяды. Через все небо разматывалась мерцающая пряжа Млечного Пути. Разглядывая его, Форд отыскал созвездие Лебедя — птицы, словно летящей через центр галактики и застывшей там навеки. Он читал когда-то, что там, в центре, есть огромная черная дыра, которая носит название Лебедь Х-1 и которая поглотила сто миллионов солнц, сжавшихся в одну точку. Форд подивился, насколько же все-таки дерзки люди: они считают, будто способны хотя бы отчасти постичь истинную сущность Бога…
Он вздохнул и, растянувшись на песке, задался вопросом, приличествуют ли подобные раздумья тому, кто вскоре станет монахом-бенедиктинцем. Уайман чувствовал, что события последних нескольких дней ведут его к некоему духовному кризису. Поиски тираннозавра пробудили в нем прежнюю жажду охоты, прежние стремления, которые он, как ему казалось, искоренил в себе. Видит Бог, Форд уже испытал достаточно приключений на своем веку. Говорил на четырех языках, жил не в одной экзотической стране и имел связи со многими женщинами, пока не нашел единственную большую любовь. Из-за всего этого Форд перенес страшные страдания, терзающие его и по сей день. Так откуда же бесконечная тяга к опасностям и треволнениям? Вот сейчас он ищет динозавра, ему не принадлежащего, который не принесет ни почестей, ни славы, ни денег. В чем тут дело? Неужели виной этому безумию какой-то существенный изъян в его личности?
Мысли Форда сами собой обратились к тому роковому дню в Сиемреапе, в Камбодже. День назад они с женой Джули выехали из Пномпеня и направлялись в Таиланд. На несколько дней задержались в Сиемреапе, чтобы осмотреть храмы Ангкор-Вата — это посещение достопримечательностей было частью их маскировки. Лишь на прошлой неделе стало известно о беременности Джули, и, желая отпраздновать событие, они забронировали номер люкс в отеле «Ройял Кампонг». Никогда Форд не забудет последний вечер, который провел с нею, стоя на балюстраде Нага главного храма Ангкор-Вата и глядя, как солнце опускается за пять огромных шпилей. Из монастыря, скрытого в лесу близ храма, слабо доносилось таинственное пение буддийских монахов — они пели без слов.
Свое задание Форд и Джули выполнили безукоризненно. В то утро пномпеньский агент получил от них диск с данными. Операция была завершена идеально — по крайней мере, так им казалось. Слегка настораживало лишь одно: Форд заметил, что по городу за ними постоянно следовал старый «Тойота Лендкрузер», причем началось это еще на многолюдных улицах столицы. Вроде бы, ничего серьезного здесь не было, и потом, раньше за Фордом тоже много раз следили без всяких последствий.
После захода солнца они поужинали на берегу реки Сиемреап в одном из дешевых ресторанчиков под открытым небом. Лягушки там скакали прямо по полу, а мотыльки бились о гирлянды лампочек. Вернувшись в свой неприлично дорогой номер, Форд и Джули добрые полночи занимались любовью. Они проспали до одиннадцати утра и позавтракали на террасе. А потом, пока Форд стаскивал вниз багаж, Джули спустилась к машине.
Он услышал приглушенный взрыв в тот самый момент, когда открылись двери лифта, уже спустившегося в фойе. Форд решил, что где-то сработал старый фугас — их в Камбодже до сих пор было полным-полно. Помнил, как прошел мимо декоративных пальм и через дверь фойе увидел прямо перед гостиницей столб дыма. Выбежал на улицу. Перевернутая машина фактически раскололась надвое, над ней клубился едкий дым, в тротуаре зияла вмятина. Одна шина, вся охваченная огнем, валялась в стороне, футах в пятидесяти, на нетронутой полоске газона.
Даже тогда Форд не узнал собственную машину. Он решил, что произошло очередное политическое убийство, которые были в Камбодже весьма обычным делом. Уайман стоял на ступеньках и оглядывал улицу, высматривая машину с Джули и волнуясь, как бы не сработала еще одна бомба. Тут он увидел подхваченный порывом ветра кусочек ткани, вспорхнувший по ступенькам и замерший у самых его ног. Тут-то и стало ясно, что это воротничок блузки, которую Джули надела утром…
Мучительным умственным усилием Форд вернулся к настоящему — к костру, к темному каньону, к сверкающим в небе звездам. Чудовищные воспоминания словно отдалились, будто бы те события произошли в другой жизни, с другим человеком.
Вот только непонятно: была ли это действительно другая жизнь, а он — другим человеком?
19
Байлер подъезжал к Эспаколе, огни города маячили впереди. Полицейский все еще следовал за Бобом, но тот больше не тревожился. Он даже сожалел, что в панике затолкнул бутылку под сидение, и несколько раз пробовал носком ботинка выкатить ее, однако грузовик сразу начинало заносить, поэтому попытки пришлось прекратить. В любой момент можно съехать на обочину и достать бутылку, но Байлер не знал наверняка, можно ли так поступить на этом участке дороги, и потом, ему не хотелось ничем привлекать внимание легавого. Наконец начала пробиваться станция «Старые хиты». Боб прибавил звук и стал мычать невпопад, подпевая знакомым голосам.
