– С какой настойчивостью вы сообщаете мне то, что я уже и так знаю…
Мисс Темпл кивнула на Пфаффа.
– А он знает?
– Почему это должно меня интересовать?
Губы Пфаффа сложились в терпеливой улыбке, как будто он знал, что скрывается за презрением графини.
– Я уже говорил – склеп находится в безлюдном месте, за ним легко наблюдать…
– Как вы узнали, что меня схватили? – потребовала ответа мисс Темпл. – Потому что Франческа Траппинг не привела к вам доктора Свенсона?
– Если бы мне была нужна эта девчонка, я бы никогда не оставила ее. Она для меня ничего не значит. Не больше, чем доктор.
– Но вы его пощадили. И предприняли усилия, чтобы спасти меня.
– Ничего из этого, Селеста, не изменит того, что мы с вами понимаем.
Несмотря на тон последнего замечания, мисс Темпл откинулась на спинку сиденья и улыбнулась, показав мелкие белые зубки. И Вандаарифф, и графиня сохранили ей жизнь, хотя им следовало ее убить, потому что каждый надеялся использовать ее против другого. Какими же они были дураками.
– У вас такая отвратительная улыбочка, – сказала графиня. – Как у ласки, собирающейся высосать куриное яйцо.
– Я не могу ничего с собой поделать, – ответила мисс Темпл. – Я взволнована, хотя вы не сказали мне, что мне делать, когда мы прибудем на место.
– Ничего. Просто молчите.
– А если не стану?
– Я вам перережу горло и все испорчу. И тогда что я скажу кардиналу Чаню?
Графиня приподняла бровь, ожидая, пока ее слова будут поняты.
– Кардинал Чань?
– А как еще вас удалось бы вызволить? В обмен на шоколадный торт?
– Вы отдали Чаня Вандаариффу?
– Когда кто-то уже владеет вещью, точнее сказать «возвратила»…
– Но где он был… как вы это сделали… он бы никогда…
– Боже мой, мы приехали. Постарайтесь отдать должное самопожертвованию кардинала. Помните: почтительное молчание, смиренное горе, неброская привлекательность.
Графиня ущипнула мисс Темпл за щеки, чтобы на них появился румянец, а потом слегка подтолкнула ее, чтобы Селеста вышла из экипажа. Графиня вышла следом, взяла женщину за руку, и они отправились по покрытой красным гравием дорожке. Пфафф остался в экипаже. Навстречу им шел мужчина в богатой украшенной униформе, он нес на руке, прижимая к груди, огромный кивер из медвежьего меха, будто только что снес голову медведю. Он щелкнул каблуками и кивнул графине.
– Миледи.
Графиня сделала изящный книксен.
– Полковник Бронк. Приношу извинения за нашу задержку.
Полковник осмотрел мисс Темпл скептическим ледяным взглядом и сделал им знак своей рукой, сверкнувшей золотым позументом, следовать за ним.
– Прошу вас. Ее величество не должна никого ждать.
Глава 5
Усыпальница
Чань игнорировал выстрелы. Это Свенсон должен был заниматься теми, кто был позади них. Малейшая потеря концентрации, и Фойзон его убьет: он не должен обращать внимание на то, что происходит вокруг, как хирург не должен прислушиваться к стонам пациента.
В правой руке Чаня была раскрытая бритва. В левой он держал черный плащ, достаточно длинный, чтобы запутать клинок противника или, метко бросив его, ослепить Фойзона. У противника имелось два метательных ножа, ими можно было колоть, и они были достаточно тяжелы, чтобы сломать клинок бритвы. Фойзон не пытался оттеснить Чаня широкими взмахами – он использовал один нож, чтобы пробить защиту Чаня, а вторым собирался его убить. У Чаня было меньше возможностей. Бритва может пролить много крови, но, чтобы вывести из строя такого человека, как Фойзон, требовалось добраться до его горла. В противном случае второй нож найдет свою цель.
Наблюдателю показалось бы, что мужчины не двигаются, но для Чаня их бой был шквалом угроз и парирующих защитных действий, которые проявлялись в едва заметном смещении центра тяжести, напряжении пальцев, ритме дыхания. Мастерство значило меньше, чем умелое использование ситуации и обстоятельств: второй клинок, подвернувшийся под руку стул, толчок – кардинал все это был готов использовать и не сомневался, что противник ответит тем же. Он не был праздным хлыщом, заботящимся о «дуэльных правилах».
Быстрый, как пуля, Фойзон сделал выпад, пытаясь ударить Чаня ножом в лицо. Чань взмахнул плащом, рассчитывая запутать клинок…
И тут обоих сбил с ног ревущий шквал пламени и обломков. В воздухе засвистели осколки стекла.
Чань поднялся и отбросил плащ, продырявленный взрывом. В полутора метрах от него Фойзон пытался в дыму отыскать свои ножи. Кардинал ударил его кулаком в глаз, и Фойзон свалился на пол без сознания.
В ушах у Чаня звенело. В портиках мелькали тени солдат. В любую секунду они могли заполнить зал торгов. Он почувствовал какое-то движение у своих ступней – это брыкала ногами Франческа Траппинг, ее закрыл своим телом и шинелью доктор Свенсон. Чань поставил девочку на ноги и поднял Свенсона за воротник, не уверенный в том, жив ли доктор или нет. Доктор похлопал Чаня по руке и надсадно закашлялся – пыль и копоть покрывали его лицо и волосы.
Чань не видел Селесты Темпл.
Вокруг везде лежали трупы, взрыв содрал с них белые саваны. В дыму и пыли с учетом того, что там было много трупов женщин и детей, было невозможно обнаружить тело маленькой женщины с каштановыми волосами. Эта мысль поразила его. Тело… Трупы были везде. Никто больше не двигался.
Он не спас ее. Без колебаний Чань поспешил к ближайшему сводчатому проходу, таща за собой девочку и упиравшегося доктора Свенсона.
Кардинал выбил окно, выпихнул через него своих спутников, а потом потащил их в конец аллеи к низкому кирпичному зданию. Он точно знал, где они находятся.
Девочка плакала.
Чань схватил два фонаря, зажег их и направился к скользким каменным ступенькам, спускавшимся вниз. Он торопливо протянул один из фонарей доктору.
– Держитесь за руки, здесь скользко, – хриплым голосом предупредил Чань.
Слева была стена, а справа – темный и дурно пахнущий ручей. Наконец они добрались до места, где ступеньки были относительно чистыми, и Чань сделал знак спутникам сесть.
– Мы в канализационной трубе. Теперь нас никто не увидит.
Свенсон ничего не сказал. Девочка вздрогнула. Чань поднес фонарь к ее лицу.
– Тебе больно? Ты меня слышишь? Что с твоими ушами?
Франческа кивнула и отрицательно покачала головой: да, она слышит, нет, она не ранена. Чань посмотрел на Свенсона – его лицо все еще было покрыто пылью – и чуть не уронил фонарь.
– Боже мой! Почему вы ничего не сказали?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});