Он швырнул перчатки в бак, сбросил халат, отправившийся в корзинку с бельем для прачечной, окровавленные инструменты сложил в ящичек для стерилизации. Все должно быть сделано по правилам, как бы он ни спешил.
Гомес зашивал тело.
– Спасибо. – О вежливости Рихард тоже никогда не забывал. – Денек нынче чудесный, правда ведь?
– Точно, док. – Гомес в мыслях был уже далеко, смакуя оставшийся на тарелке вишневый торт.
Не выпуская из рук холодильную камеру, Рихард спустился на лифте и через запасной выход прошел на стоянку. Его уход из больницы никто не заметил.
Прежде чем завести свой «мерседес», он достал из кармана переносной телефон: «Доктор Вандерманн. Можете начинать. Я еду».
Через пустую стоянку он добрался до ворот, миновал их и затормозил. Дальше пути не было. Улица от тротуара до тротуара заполнилась толпой евреев-хасидов в длиннющих черных плащах и котелках. Некоторые держали над головами плакатики: «В этой больнице убивают евреев». Так, понятно, демонстрация протеста из-за неудачной операции, сделанной Мойше.
Толпа ритмично топала, размахивала кулаками, вопила. Подход к отделению Неотложной помощи был расчищен полицией, но ему-то что с того.
– Сержант! – охваченный яростью, крикнул он в окошко. – Послушайте, сержант!
Полицейский, следивший за демонстрантами, искоса взглянул на него, но не стронулся с места.
– Сержант!
– Ну, что случилось? – он нехотя подошел к машине.
– Мне необходимо немедленно отсюда выбраться.
– А я что могу сделать? У них есть разрешение на митинг.
– Я врач, и у меня срочная консультация.
– Не знаю, в администрации сказали, что эта парковка по выходным не используется.
– Ошиблись они, понимаете, ошиблись.
– Ничем не могу вам помочь.
– Но речь идет о жизни пациента!
– Вечно у вас, докторов, одно и то же: о жизни, о смерти… – Махнув рукой, полицейский двинулся прочь.
– Но поймите же, мне надо немедленно ехать на Манхэттен.
– Вот и поезжайте. В метро, как все.
И, не желая тратить время на этого склочника-иностранца, сержант вернулся на свой пост.
– Опять от этих чертовых евреев жизни нет, – проворчал водитель.
– Что? – Эллен с трудом оторвалась от собственных мыслей. Осмотрелась. Улица перегорожена толпой мужчин сплошь в черном.
Таксист попробовал проехать по переулку. «Тоже никак. Вот только там свободно». Они подъезжали к отделению Неотложной помощи.
На счетчике было два с мелочью, она сунула пятерку и не потребовала сдачи. Со всех ног кинулась в больницу.
– Мне надо видеть доктора Вандерманна. Незнакомая дежурная включила компьютер, потом протянула ей анкету:
– Заполните и сдайте мне, я вас вызову.
– Да нет же, – нетерпеливо поправила ее Эллен, – я не пациентка. Я хочу переговорить насчет больного, который сегодня поступил.
– А с чем его привезли?
– Не знаю… вот потому мне и нужен доктор Вандерманн.
– А где он сейчас?
– Я об этом вас и спрашиваю.
– Успокойтесь, мисс, я не о докторе Вандерманне спрашиваю, а о пациенте: куда его поместили?
Эллен тяжело вздохнула. Понятно, слишком уж она разволновалась, не может толком объяснить, что ей необходимо.
– Пациента привезли сегодня утром, доктор Вандерманн сам его доставил. Вот поэтому мне и хотелось бы с ним повидаться.
– Ах вот что, ну, теперь понятно. Фамилия пациента?
– Джелло. То есть, фамилия Бивгейн, Джелло Бив-гейн.
Дежурная набрала несколько строк на компьютере. Нахмурилась.
– В списках поступивших такого имени нет.
– Но я совершенно точно знаю, что примерно час тому назад его сюда привезла «скорая».
– «Скорая»? Час назад? Минуточку. – Она полистала какие-то бумажки на столе. – Так, вот это, – и не глядя на Эллен, дежурная протянула ей бумагу со штампом.
На ней стояло: «Свидетельство о смерти. Штат Нью-Йорк».
Эллен чуть не рухнула прямо на стойку. По всему телу вдруг закололо, защекотало, словно кровь, отлив от лица, пульсировала в каждой жилке.
– Вам нехорошо? Она молчала.
– Это ваш родственник? – в голосе дежурной чувствовалось ненаигранное сочувствие.
Эллен закусила губу, сдерживая рыдания. Покачала головой:
– Нет, просто знакомый.
– Вы, видно, очень с ним дружили? Эллен кивнула. И едва слышно произнесла:
– А где… ну, вы понимаете… – Слово не выговаривалось, хотя вертелось на языке.
– В морге.
Она медленно отошла от столика дежурной.
Резкий звонок – телефон стоял прямо у двери операционной – вывел их из полудремы. Рон вскочил, покосившись на Милта. Опять звонит, а ни одной сестры поблизости. «Милт, послушайте», – хрипло прошептал Майкелсон.
Тот не возражал. «Да?» С минуту он держал трубку, внимательно слушая. «Это Милт Шульц, доктор Вандерманн… А они все там, внутри».
– Где он, Господи? – умоляюще шептал ему Рон.
Милт только отмахнулся.
– Метро? – переспросил он. – Ну да, экспрессом, линия Д, остановка есть прямо рядом с клиникой… Как до Бродвея доберетесь, пересадку сделайте, станция «Лафайет»… да-да, шестая линия, которая по Лексингтон идет… Только вот что, доктор, по выходным там интервалы большие.
Он повесил трубку, обернулся. Рон с выражением ужаса накинулся на него, прошипел:
– Какого хера он там мудохается?
– Сам не пойму, что такое случилось. Только едет он сюда не машиной, а в метро.
Как заведенная, Эллен медленно брела пыльными подвальными коридорами больницы. Было неясное ощущение, что все это ей уже приходилось видеть. Когда-то она тут вроде бы побывала, только не вспомнить, когда.
Свернула направо, в глаза бросилась крупная надпись «Морг».
Дверь была открыта. У входа сидел служитель и, чавкая, поглощал вишневый торт. С набитым ртом взглянул на нее, не отрываясь от тарелки.
– Я насчет Джелло, – выдавила она из себя.
– Чего?
– Джелло.
– Какого еще джема? Дерьмо собачье этот джем, а вот когда вишни кладут настоящие, – он повертел на вилке кусочек торта, – то это в аккурат для меня.
Эллен чуть не охватил приступ истерического хохота. Какой-то сплошной абсурд, не прекращающийся с той самой минуты, как она переступила порог больницы.
– Сегодня утром вам доставили…
– Ну и что?
– Можно посмотреть?
– Что, на мертвяка полюбоваться заявились? – Гомес, опять приступивший к своему пиршеству, с любопытством на нее поглядывал.
– Понимаете, этот человек… то есть он был… – голос ее задрожал. – В общем, я очень его любила. Можно на него взглянуть?
Он пожал плечами, отложил вилку – какое-то дурацкое нынче выдалось воскресенье! – и повел ее вдоль стены из нержавеющей стали, напоминавшей какой-то огромный секретер. Выдвинул ящик внизу. Грохот железа о железо гулко отозвался под сводами, в лицо Эллен ударило холодным воздухом. Она еле распознала очертания тела, прикрытого испачканной белой простыней.
