– Какой еще врач?
– Ну этот, который на сердце оперирует. Вандерманн. Она опять к нему ушла, вот что.
– Минуточку, Бен, минуточку. Ты, значит, видел этого Вандерманна собственными глазами?
– Конечно.
– И было это утром в воскресенье, у входа в парк?
– Точно.
– Значит, ты ошибся. У него в воскресенье утром была операция, пересадка сердца.
– Да брось ты, я еще с ума не сошел.
– С ума ты не сошел, а вот зрение – уж ты не спорь – не то, что прежде.
– Да он же в двух шагах от меня прошел!
– Исключено. Я сам виделся с ним в воскресенье утром, и было это на Манхэттене.
– Ты? – Бен не верил собственным ушам.
– Да. Только это большой секрет; ну короче, ему-то и предстояло этому япошке, который концы отдал, поставить новое сердце.
– Неужели я правда обознался?
– Да, выходит, что так, ошибка вышла, и не первая за это время. – Милт снова опасливо покосился на дверь. – Вот что, давай уматывай скорее отсюда и возвращайся к Эллен.
В первый раз за все время их разговора на губах Бена мелькнула улыбка.
– Ты настоящий друг, Милт.
– Вот именно, а поэтому ты мне тоже окажешь услугу: придешь в гости, как всегда по субботам: карты, жаркое – ну, что тебе объяснять.
– Осчастливил так осчастливил.
– А почему я должен в одиночку страдать?
– Ну хорошо, считай, что договорились.
– Отлично! – Милт взглянул на часы. – Ладно, мне пора. Меня Дон Арнольд ждет в Антлантик-Сити. Сегодня первый раз на сцену выходит, вот и разнервничался.
– Так ты же подал заявление об уходе?
– Ну, Дона надо поддержать, мы с ним приятели.
– Привет ему от меня.
– Обязательно, тем более что он о тебе все время спрашивал.
Едва за Милтом закрылась дверь, как снизу донесся пронзительный голос Мэрион:
– Отец, к столу!
– Иду, – отозвался он. – Только вот газету долистаю.
Что угодно, только бы оттянуть ежедневно повторявшуюся процедуру, когда Мэрион обращалась с ним, словно с неразумным младенцем.
Он еще раз пробежал страницу с некрологом. Лучше, чем всегда. Из четырех самых знаменитых покойников троим перевалило за восемьдесят пять лет.
Бен прочел и имена, набранные совсем мелким шрифтом. Его всегда изумляло, сколько же за день мрет народа.
А что это такое? Он поднес газету поближе к глазам, поправил очки. Крохотная заметочка: «Все, чья жизнь озарена присутствием Джелло Бивгейна, скорбят о его кончине. Похоронное бюро Карлуччи, Бенсонхерст-авеню 1722, сегодня в 17.30».
– Суп остывает! – не унималась Мэрион.
– На хер твой суп, – буркнул себе под нос Бен и вытащил из кармашка часы.
Провел ладонью по подбородку: ну и щетина! Скинул тапочки и босиком побежал в ванную.
Эллен хорошо видела, что мистер Карло Карлуччи далеко не в восторге от того, что ему, как он выразился, предстоит «организовывать» погребение Джелло. Деньги не ахти какие, чему тут радоваться. Эллен с самого начала выбирала все, что он для себя обозначил как «экономический класс»: на рекомендованный им гроб – «настоящая вишня с латунными прокладками, обивка из шелка, матрас новейшего одобренного специалистами образца» – и не взглянула, предпочтя самый простой, кленовый. Мало того, никаких трат на кладбище: у нее нет денег приобретать землю, ставить временное надгробие. Обычная кремация после траурной церемонии.
– Как вы понимаете, мисс Риччо, – холодно объяснил ей мистер Карлуччи, – у нас кремация не производится, так как мы являемся католическим похоронным бюро.
– Ах, ну конечно, как я не подумала. – Со школы ей столько раз твердили, что католическая церковь прежде отлучала тех, кто для себя или для близких выбирал крематорий, и лишь в последнее время здесь наметились небольшие послабления. – Как вы думаете, мистер Карлуччи, может, мне обратиться в другое бюро?
– Нет необходимости, – тут же отреагировал он. – Мы имеем договор с фирмой «Нептун» именно на тот случай, если среди клиентов окажутся предпочитающие подобного рода услуги.
– Спасибо вам, – с облегчением проговорила Эллен, ведь у нее просто не оставалось сил, чтобы начинать все заново еще где-то. Но непременно нужно, чтобы устроили торжественную прощальную церемонию, иначе она себе этого не простит. Он не какой-нибудь оборванец без имени, которого можно швырнуть в общую яму. Он заслужил, чтобы его проводили по-человечески.
Ритуала она совсем не знала, ей вообще редко приводилось бывать на похоронах: мама, тетя Мари – вот и все. Заведение Карлуччи на Бенсонхерст-авеню она выбрала, потому что название напоминало ей о похоронной конторе Риццо у них в Амстердаме. По крайней мере, никаких сюрпризов тут не должно быть.
Как пожелал бы быть похороненным сам Джелло, она не имела ни малейшего понятия, как и о его вероисповедании да, в общем-то, и о настоящем его имени. Ладно, она постарается все сделать как можно лучше по итальянскому католическому образцу, если, конечно, не заломят столько, что ей и за год не расплатиться. Джелло на нее не посетует, если что, он же знал, что чувство ее к нему было настоящим.
В бюро она приехала за полчаса до назначенного времени, хотела проследить, чтобы мистер Карлуччи и его сотрудники не выставили за двери тех из БВГ, кто придет проститься.
При входе висело объявление «Служба по Джелло в часовне Д». По узенькому коридору, где тяжело пахло ладаном, она добралась до нужного зала. По стенам часовни Д, как повсюду в церковках при похоронных бюро, были развешаны изображения святых, претерпевающих свои муки, этакие подражания Эль Греко. Посетителю самому предоставлялось, глядя на эту живопись, проникнуться скорбью или пламенной верой. В общем-то, не так уж это и важно, поскольку в помещении стояла полумгла, так что лишь очень постаравшись можно было разобраться, какие детали особенно подчеркнуты.
Впереди, под необъятных размеров крестом стоял открытый гроб, окруженный белыми лилиями и гладиолусами. Вот уж не подумала бы, что на ее деньги оказалось возможным приобрести столько цветов, и как хорошо они подобраны! Медленно подойдя к гробу, Эллен всмотрелась в лицо покойного. Служителя она предупредила, что не надо особенно усердствовать с бритьем и гримом (а то тетя Мари выглядела в гробу, как на панели), и Эллен порадовалась, что все ее пожелания учтены. Единственное, что резануло ей глаза, – накрахмаленная белая сорочка вкупе с новенькими кожаными туфлями и солидным черным костюмом. В жизни она не видела, чтобы Джелло выглядел так чопорно.
Было такое ощущение, что ему хорошо, что ему спокойно вот так лежать. Ужасно ей будет его недоставать, но, может, самому ему и лучше, что все уже позади. Не к этому ли он и стремился, когда пил все больше и больше, как его ни предупреждали, что это опасно? Рихард месяца два назад прямо объявил Джелло, что тот себя просто убивает.
