Это последнее слово, заимствованное из языка Первой империи, и точка после него особенно жирно и с чувством наведены чернилом, так что его отпечаток, будто эхо из прошлого, повторяется еще на нескольких страницах после этой записи.
С того дня, как Шарль и Дейв нашли в реке золото, Брэндон — этот сторожевой пес — был вынужден приглядывать за стадом в оба. В то время, как в реальном мире солнце висело предельно низко и жарило максимально сильно, в отношениях между людьми в лагере наступила зима. Эта неожиданная передышка, сначала воспринятая всеми с радостью, на деле оказалась лишь первыми заморозками. Упростившаяся жизнь подарила вставшим лагерем путникам простор для фантазии, а ведь даже простолюдины порой не лишены благородного порока мечтательности. Как известно, мечтают люди обычно от нехватки чего-то. Простым рабочим, собранным Шарлем по разным городам, как овощи с разных прилавков, не хватало родных улиц, самих голых уличных стен, если хотите. Куда ни посмотри — вокруг были прерии, огромные пустые просторы. Здесь просто не на что было опереться, кроме как на телеги и спины своих товарищей по несчастью, и даже те были чужды. Разные города одной страны, — это нередко и разные реальности, что не могло не поспособствовать разобщенности или даже вражде между людьми. Все чаще в лагере возникали споры и даже ссоры порой из-за полнейшей ерунды, пустяков, служивших лишь предлогом для выражения гораздо более глубокой внутренней неудовлетворенности. Все искали поверхностную причину для вражды, как того учит цивилизация, но чем дальше они забирались от нее, тем слабее была старая наука и тем больше, тем сильнее каждый принимал науку новую, — жестокое ученье степи.
Каждый раз, когда мужичье уходило к реке порыбачить, Брэндон был вынужден следовать за ним и следить за тем, чтобы рыбаки случайно не выловили из воды чего-то поценнее рыбы. Это, а еще то, что каждый раз выходя из шатра, Шарль с осторожностью осматривается по сторонам так, словно чего-то боится, и каждый раз возвращаясь назад тоже, не укрылось от пристальных взоров недругов. Злые языки распространили молву о том, что якобы Старшой (так люди называли Брэндона) и Сумасброд (эта кличка Шарля сменила его предыдущую кличку, — Королек) что-то от них, простых работяг, скрывают. В замкнутых коллективах, вроде такой вот большой кочующей семьи, подобные слухи, — та еще отрава. Первое время молве сопротивлялись, но даже лучшие из нас, людей, подвержены ее тлетворному воздействию, не говоря уже о том сброде, который преобладал среди нанятых Тюффоном людей. Эти слухи не укрылись от чуткого уха Дейва, он доложил о них отцу и спросил, что же делать, но Брэндон лишь нахмурился и, ничего не ответив толком, запретил сыну что-либо предпринимать самостоятельно. Сам он давно был в курсе назревающего бунта, завел своих шпионов в среде недовольных и оповещал Шарля о последних новостях. Тот наконец избавился от довольной ухмылки, которой всех бесил и вообще заметно омрачился видом. Ученый разрывался между долгом, который чувствовал перед всем человечеством, и необходимостью держать ответ перед своими людьми. Он хотел возвыситься, отдав себя науке, но возвышаясь, лишь все больше отталкивал от себя подчиненных. Их мысли витали куда ниже, но силы заставляли с собой считаться.
Полы шатра раздвинулись и внутрь зашел Брэндон. Ученый сидел за столом, сложив пальцы замком и уперев в него подбородок. Его лоб был сморщен, а зеленые глаза смотрели в никуда, — ученый думал. Очки его при этом сползли на самый кончик длинного носа и теперь цеплялись за него, как скалолаз цепляется за выступ. Кудри, непослушными вихрями торчащие из непричесанной шевелюры, напоминали застывшие в падении стружки с токарного станка.
Стол был как обычно завален бумагами, с левой стороны стола двумя высокими стопками на нем возвышались справочники. Несколько книг лежало прямо перед Шарлем, открытые на нужных страницах, еще парочка книг с закладками лежала рядом, стопка книг удерживала его зад, выполняя функцию стула, на еще одной книге он спал, — это был колоссальный справочник, вместивший в себя все разновидности птиц, проживающие на территории нынешней Империи, включая перелетных. Чтобы погрузить его в повозку нужна была сила четырех мужчин, ее колеса в момент погрузки заметно проседали. Справа на столе была стопка чистой бумаги, а рядом с ней — стопка бумаги исписанной. Между локтей Тюффона лежала старенькая записная книжка в потрепанном кожаном переплете, не в меру растолстевшая от огромного множества вкладышей с какими-то пометками, для большинства людей нечитаемыми, для ученого несомненно важными — все это и представляло собой дневник Шарля. Помимо вышеперечисленного на столе была также чернильница, перо и горящая свеча в подсвечнике. Даже днем Тюффон палил свечи, имея их огромные запасы, хотя при желании вполне мог обходиться солнечным светом. Желания не возникало, Шарлю так лучше думалось: в полутьме и изоляции от всего.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Месье Тюффон, так дальше продолжаться не может! — громким шепотом сказал Брэндон, предварительно затворив за собой плотно полы входа в шатер, — нужно действовать сегодня, или же все пропало!
Шарль вздрогнул и поднял глаза, взгляд его только сейчас приобрел осмысленное выражение, будто до этого ученый не понимал, что вместе с ним в шатре еще кто-то есть. Вздохнув и помолчав немного, он кивнул.
— Мой дорогой, вы совершенно правы… — печально изрек Шарль и, недолго порывшись во многочисленных ящичках стола, извлек из его недр небольшой флакончик без этикетки. Внутри него был какой-то порошок буро-коричневого цвета, несколько мельче сахара.
Брэндон тут же упрятал флакон в карман, сделав это так быстро, как только мог, он словно вытаскивал из очага раскаленную головешку.
— Подсыплете им в похлебку, это очень сильный препарат, я берег его на случай, если обнаружу в походе нечто громоздкое и требующее досконального изучения… — щеки Тюффона зарделись, он подумал о драконе, мысли о мифическом чудище увлекли его. Когда во второй раз Шарль пришел в себя, Брэндона внутри шатра уже не было.
Той ночью лагерь спал как никогда крепко, к утру же не досчитались одного человека. Брэндон организовал поисковые бригады, но все их усилия были тщетны, пропавший будто в воду канул, вполне возможно, что так оно и было. Они спустились до самого озера, обследовали окрестности вдоль и поперек, но нигде не нашли и признака того, что здесь был человек. В своем дневнике Шарль коротко отписал об инциденте, лишь сухо констатировав, что в таком опасном и рискованным предприятии, как их экспедиция, не стоило и надеяться на то, что обойдется совсем без жертв. Он, однако, посчитал необходимым изложить свои мысли по теме более подробно, основные его тезисы представлены ниже:
«Цена открытий порой бывает высока, да… Но позвольте, это никогда не неоправданные жертвы! В наше просвещенное время всегда найдется тот, кто захочет оспорить данное утверждение, — тот, кто скажет, что жизнь человека бесценна. Что ж… Я прошу таких гуманистов не забывать и о том, сколько ученых, сколько великих людей своего времени сложило головы, пытаясь донести до пустоголовых масс свои открытия. Как их клеймили балагурами, идиотами, шутами! Как их сжигали на кострах, растопленных с помощью их же трудов, за колдовство или диссидентство, топили и вешали. В наш изнеженный век мы стали забывать, как велика бывает порой цена открытий, так пусть же на мою сторону встанет вакцина — эта узда, укротившая оспу, — пусть за меня взревет паровой движок, освободивший лошадей от упряжи! За всеми великим достижениями человечества стоят равноценные жертвы. Ничто не берется из ниоткуда, ничто не исчезает бесследно! Каждый погибший во имя науки послужит удобрением для ее почвы, порошок из его измельченных костей станет частью цемента, каждое открытие — это камень. Так пусть же камни открытий свяжутся цементом жертв, совершенных во имя их, и лягут в основу фундамента беззаботной утопии будущего, во благо которой все мы трудимся!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Я обращаюсь сейчас к Вам, гуманисты, Вы можете изложить свою мысль и не бояться гонений лишь потому только, что мы живем в такие просвещенные дни, когда цивилизация защищает нас от варварства недалекого прошлого. Глупо стоять на стороне заведомо проигравших, сетующих на жестокость мира и законы вселенной чистоплюев, давайте встанем плечом к плечу и поведем человечество к счастливому будущему! Ведь то, что не потянет один человек, потянет целое общество!».
