– Не знаю, – устало выдохнула Каролина.
Она столько сражалась за Фебу с этим равнодушным миром. На сегодняшний момент проблемы были решены, за последний год или около того Каролина наконец немного успокоилась. Но как Феба будет жить, когда вырастет, где работать, по-прежнему неясно.
– Ал, дорогой, прошу тебя! Сегодня я не могу об этом думать.
Кресло качнулось – назад, вперед.
– Когда-нибудь все равно придется.
– Она еще ребенок. Что ты предлагаешь?
– Ничего я не предлагаю. Ты знаешь, я люблю Фебу. Но жизнь – штука непредсказуемая. Вдруг мы завтра умрем, и о ней некому будет заботиться. Или она сама потом этого не захочет. Я всего-навсего прошу тебя подумать: что дальше? Для чего ты копишь ее деньги? Это, так сказать, тема для обсуждения. Подумай. Разве тебе не хотелось бы изредка уезжать со мной? Хотя бы на выходные? Было бы здорово.
– Да, – тихо произнесла она. – Здорово.
Но уверенности в ее голосе не было. Каролина попыталась представить себе жизнь Ала в рейсах. Каждую ночь – другой город, новая комната, однообразная серая лента дороги. Его первый порыв – продать дом, сорваться с места, бродить по миру – чуточку испугал ее.
Ал кивнул, осушил свой бокал и приподнялся.
– Не уходи, – попросила она, касаясь его руки. – Мне надо с тобой кое о чем поговорить.
– Звучит серьезно, – сказал он, садясь обратно, и нервно хохотнул. – Надеюсь, ты не собираешься меня бросить? Как-никак наследство получила!
– Не говори глупостей. – Каролина вздохнула. – На прошлой неделе я получила письмо, – объяснила она. – Очень странное. Хочу обсудить его с тобой.
– От кого письмо?
– От отца Фебы.
Ал кивнул и скрестил на груди руки – молча. О письмах он, разумеется, знал. Они приходили уже много лет, с разными денежными суммами, но одинаковыми записками с единственной фразой: «Пожалуйста, сообщите свой адрес». Каролина на эту просьбу не отвечала, однако в первые годы рассказывала Дэвиду обо всем. Делилась чувствами, откровениями, как с близким другом. Со временем ее послания стали короче: фотография Фебы и в лучшем случае пара строчек. Каролина теперь жила такой насыщенной жизнью, что передать это на бумаге было просто невозможно, и она испытала настоящий шок, обнаружив в конверте длинное письмо от Дэвида, целых три страницы, исписанные его тесным почерком, – истинный крик души. Письмо начиналось с рассказа о Поле, его таланте и устремлениях, его гневе последних недель.
Какую страшную ошибку я совершил. Что я наделал, когда отдал Вам свою дочь; это ужасно, ужасно, и ничего нельзя изменить. Но, Каролина, я хочу встретиться с ней, хочу как-то загладить свою вину. Я хочу знать больше о Фебе и о том, как вы живете.
Ее растревожило то, о чем он писал, – Пол, подросток, играющий на гитаре и мечтающий о Джуллиарде; Нора с собственной фирмой; сам Дэвид, долгие годы хранившийся в памяти Каролины, как фотография в альбоме. Она почти воочию видела, как он склонялся над этим листом бумаги, пытаясь излить свою тоску и раскаяние. Она сунула письмо в ящик комода, словно для того, чтобы отгородиться от его влияния, но пронзительные слова преследовали ее каждую секунду прошедшей недели, несмотря на все заботы и волнения.
– Он хочет с ней повидаться, – проговорила Каролина, перебирая пальцами бахрому шали Доро, брошенной на подлокотнике кресла. – Хочет быть частью ее жизни.
– Гляди-ка, – отозвался Ал. – А парень-то смельчак. После стольких-то лет.
Каролина кивнула:
– И все же он отец.
– Кто же тогда я, хотелось бы знать?
– Ал, я тебя умоляю! Ты – отец, которого Феба знает и любит. Но ты не знаешь всего, Ал, не знаешь, как у меня оказалась Феба. И по-моему, пора тебе рассказать.
Он взял ее руку в свою.
– Ласточка… Я ведь не зря побывал в Лексингтоне после твоего отъезда. Побеседовал с той твоей дошлой соседкой и узнал много чего занятного. Образование у меня, может, и подкачало, но я ж не остолоп, два и два сложить могу. Примерно в то время, как ты уехала из города, у Дэвида Гёнри умер ребенок, девочка. Что там между вами произошло – совершенно неважно.
– Ни для меня, ни для нас с тобой. Так что обойдусь без деталей. Каролина долго молчала, провожая взглядом несущиеся по автостраде машины.
– Он не хотел ее, – наконец произнесла она. – Собирался поместить в специнтернат. Попросил меня отвезти ее… Я и отвезла. Вот только не смогла оставить. Это жуткое место.
– Слыхал я про такое, – после паузы отозвался Ал. – На трассе чего только не услышишь. Ты умница, все сделала правильно. Страшно представить – чтобы наша Феба росла в интернате!
Каролина кивнула. У нее в глазах стояли слезы.
– Мне стыдно, Ал. Я давным-давно должна была тебе все рассказать.
– Все нормально, ласточка, – успокоил он. – Быльем поросло.
– Как ты думаешь, что мне делать? – спросила она. – В смысле, с письмом. Отвечать или нет? Мучаюсь всю неделю. Вдруг он ее заберет?
– Не знаю, что и посоветовать, – протянул он. – Не мне решать.
– Справедливо – после ее многолетнего молчания.
– Но я в любом случае тебя поддержу. – Ал пожал ее руку. – Реши, что для вас с Фебой лучше, а я поддержу, на все сто процентов.
– Спасибо тебе. Я так переживала.
– Ты слишком много переживаешь, и все не о том, Каролина.
– Значит, ты не обиделся и нас это не затронет? Ну… то, что я не рассказала раньше? Не испортит наших отношений?
– Ни боже мой, – заверил он, встал и потянулся. – Длинный был день. Ты идешь?
– Через минутку.
Пошел дождь, сначала зашуршав, потом забарабанив по крыше. Каролина заперла дом – отныне свой собственный. Поднявшись в детскую, проверила, как спит Феба. Кожа девочки была теплой и влажной. Феба заворочалась, что-то невнятно пробормотала и затихла. «Малышка моя славная», – шепнула Каролина, подоткнув со всех сторон одеяло. Она постояла еще минутку, прислушиваясь к стуку дождя, умиляясь беззащитности спящего ребенка и чувствуя свое бессилие перед великим множеством опасностей, от которых при всем желании не сможет защитить дочь. Затем прошла в свою комнату и осторожно скользнула под прохладные простыни. Ал уже уснул, но она так хорошо помнила его руки на своем теле, колкую бороду на своей шее, собственные стоны в темноте. Замечательный муж, прекрасный отец для Фебы; человек, который в понедельник утром встанет, примет душ, оденется и уедет в своем трейлере на целую неделю, предоставив ей поступать с Дэвидом Генри и его письмом так, как она считает нужным. Каролина положила руку Алу на грудь и долго лежала, слушая шум дождя.
