сходятся во мнении, что жена эта была еврейкой. В «Жизнеописании» Иосиф отмечает, что в конце концов развелся с ней из-за ее «недостойного поведения», но в чем оно заключалось, мы опять-таки не знаем.
* * *
Доподлинно известно, что Веспасиан возложил на Тита задачу завершить иудейскую кампанию, и зимой 69/70 года теперь уже наследник престола и командующий армией Тит отправился назад в Кейсарию. В пути среди прочих его сопровождали три еврея — ставший его главным военным советником и фактически заместителем Тиберий Александр, царь Агриппа Второй и Иосиф, призванный играть сразу три роли: летописца, переводчика и переговорщика.
Историки до сих пор спорят, какими были отношения между Тиберием Александром и героем этой книги. Близкими друзьями они быть не могли: слишком велика была разница в положении: Тиберий Александр имел за спиной немало воинских заслуг, был в прошлом прокуратором Иудеи, а затем (и формально оставался им в период похода на Иерусалим) губернатором Египта, то есть принадлежал к самым знатным и привилегированным слоям Римской империи. Иосиф же являлся, по сути, бывшим военнопленным. Пусть и одним из самых высокопоставленных, и пусть символический жест Тита стер память о долгих месяцах его пребывания в плену и рабстве, но до положения высших командиров ему было очень далеко.
В то же время они были не только единоплеменниками, но и дальними родственниками, и оба считались своим народом предателями. Эта общность судеб, а также совместная деятельность должны были в какой-то степени их сблизить, а учитывая близость Иосифа к Веспасиану и Титу, — породить по меньшей мере взаимоуважение.
Но не исключено, что не было и этого. Причем не со стороны Тиберия Александра, а именно со стороны Иосифа, который, вероятнее всего, в душе презирал родича, решившего ради военной и политической карьеры изменить вере предков. Сам Иосиф не отказался ни от своей национальности, ни от религии и потому не считал себя предателем. Постепенно для примирения с самим собой у него вызревала концепция, которую спустя почти две тысячи лет возьмут на вооружение евреи Германии: можно быть верным гражданином Римской империи и при этом остаться верным религии отцов и следовать ее предписаниям. Больше того, надо пытаться в сложившейся ситуации по возможности отстаивать интересы своего народа.
Путь, избранный Тиберием Александром, был для него совершенно неприемлем.
* * *
Драматические события, разразившиеся в Риме в «год четырех императоров», дали евреям короткую передышку, которой они вполне могли воспользоваться для лучшей подготовки Иудеи к обороне, однако вместо этого они продолжили внутренние разборки и потеряли драгоценное время.
Новый виток гражданской войны в Иудее был связан с одним из видных лидеров восстания против римлян Симоном (Шимоном) бар Гиорой. Родом из Акрабы, расположенной в Самарии, бар Гиора начал с того, что собрал небольшой отряд для партизанской борьбы против римлян. Но отряду надо было чем-то кормиться, и потому вылазки против римлян люди бар Гиоры вполне совмещали с грабежами крестьян, отбирая у них скот и съестные запасы.
На каком-то этапе он явился в построенную в свое время Иродом в Негеве крепость Масаду, ставшую главным оплотом зелотов. Последние поначалу отнеслись к нему с недоверием, разрешив поселиться с женами и своими воинами в нижней части крепости — чтобы можно было легко пресечь его попытки завладеть Масадой, если такое придет ему в голову.
Однако вскоре он завоевал их доверие и стал вместе с другими жителями Масады участвовать в набегах на окрестные деревни. Но бар Гиора отнюдь не собирался оставаться в Масаде навечно. Обладая огромным честолюбием, он видел себя будущим национальным лидером и явно ассоциировал себя с царем Давидом — тот ведь тоже, убежав от царя Саула, некоторое время разбойничал в Иудейской пустыне. Но только для того, чтобы потом воссесть на царство и создать мощное еврейское государство, не просто отбившее удары внешних врагов, но и значительно расширившее свои первоначальные границы.
Поэтому, услышав о начавшейся в Иерусалиме междоусобице и гибели р. Ханана бен Ханана, Симон бар Гиора покинул Масаду и поначалу стал действовать в горах, где к нему (как за десять столетий до этого к царю Давиду) начали стекаться все «униженные и оскорбленные» — разорившиеся крестьяне, беглые рабы, те, кто бежал от зелотов из Иерусалима. Построив в Негеве, близ деревни Наин, собственную крепость, он стал наносить оттуда удары уже не только по деревням, но и по городам, открыто заявляя о своих претензиях на звание лидера нации.
Обосновавшиеся в Иерусалиме зелоты с тревогой наблюдали за усилением бар Гиоры и наконец решили нанести упреждающий удар. Однако тот не только принял бой, но и обратил армию зелотов в бегство и гнал ее до самых стен Иерусалима. Штурмовать город он не решился, так как все еще не очень полагался на силу своей армии, насчитывавшей на тот момент 20 тысяч человек. Вместо этого он решил завоевать Идумею, но идумеи вовремя узнали об этом и встретили бар Гиора на границе своей топархии. Завязался ожесточенный бой, который длился с утра до ночи, но так и не выявил победителя.
Ночью Симон бар Гиора отступил к себе в Наин, но вскоре снова появился с еще более сильным войском возле Иродиона — крепости, построенной Иродом Великим внутри горы и считавшейся практически неприступной. Стоя у Иродиона, Симон бар Гиора направил в крепость своего приближенного Элиазара, чтобы тот повел переговоры о сдаче. Однако, услышав столь унизительное предложение, защитники крепости кинулись на парламентария с обнаженными мечами, и тот, убегая, бросился со стены и разбился насмерть.
Идумеи тем временем решили выяснить, какова реальная численность войска бар Гиоры, насколько хорошо оно вооружено, выставляются ли в нем на ночь караулы и т. д., и направили в разведку некого Иакова, добровольно вызвавшегося на эту роль. Но, судя по всему, Иаков изначально в душе симпатизировал Симону, а потому прямо явился к нему и пообещал всяческое содействие в покорении Идумеи. Бывший, видимо, неплохим психологом и отличным манипулятором, бар Гиора тепло принял предателя и пообещал сделать его вождем идумеев в случае, если он одержит над ними победу.
Поэтому, вернувшись, Иаков значительно преувеличил силы бар Гиоры, а когда дело дошло до боя, первым бросился бежать и увлек за собой всю армию. Так, практически без кровопролития, бар Гиора покорил идумеев, а затем внезапным маршем взял Хеврон — город, где покоятся праотцы и праматери еврейского народа, первую столицу царя Давида. Теперь он начал опустошать всю Идумею и Иудею из Хеврона. Его армия насчитывала уже 40 тысяч воинов, и их надо было чем-то кормить.
«Подобно тому, как туча саранчи обнажает целые леса от листьев, так войско Симона оставляло позади себя полнейшую
