сопротивляться, существует и даже поддерживается некоторыми исследователями.
Согласно Талмуду, за этим преднамеренным поджогом стоял один из лидеров зелотов Аба Сикра — человек необычайно высокого роста и силы, кулак которого был величиной с голову обычного человека.
Кстати, Аба Сикра был племянником р. Иоханана бен Заккая, и именно он, согласно талмудическому трактату «Гитин» (5:46:1) помог вынести дядю из города под видом покойника, не дав страже проткнуть его тело мечами.
* * *
Внутри Иерусалима, как уже понял читатель, ситуация напоминала слоеный пирог. Большую часть города, его стены и основные городские ворота контролировала армия бар Гиоры, одновременно окружившая Храмовую гору.
Значительную часть Храмового комплекса занимали солдаты Иоанна Гисхальского, образовавшие еще один пояс обороны. Но сам Храмовый двор со Святая Святых, жертвенником и прочими ритуальными и служебными помещениями находился в руках Элазара бен Симона. Бойцы последнего не имели недостатка в провианте, так как беззастенчиво использовали в пищу животных, доставленных для жертвоприношений, и с крайне выгодных позиций обстреливали солдат Иоанна, пресекая любую попытку штурма двора Храма с их стороны. Те отвечали им тем же, одновременно защищая Храмовую гору от армии бар Гиоры, то есть составляя срединный слой «пирога». Одновременно храмовые службы продолжались в обычном порядке, множество людей шло ежедневно туда на молитву или для совершения жертвоприношения, попадая при этом под огонь той или иной стороны и нередко погибая.
Известие о приближающейся осаде не остановило многих евреев диаспоры или уже находившихся под властью римлян городов Иудеи от исполнения заповеди о паломничестве в Иерусалим, и весной 70 года, в канун праздника Песах, тысячи из них устремились в город, еще больше увеличив его население в тот самый момент, когда римская армия вплотную подошла к городу и начала занимать позиции менее чем в километре от его стен.
В один из этих дней, рассказывается в «Иудейской войне», Тит вместе с 600 всадниками решил налегке, без каски и щита, провести рекогносцировку, чтобы осмотреть укрепления Иерусалима поближе. А заодно (поскольку он был наслышан о настроениях жителей) попытаться вступить в переговоры со сторонниками «партии мира» и в случае, если те согласятся сдать город, вообще избежать штурма.
Он благополучно проехал по главной дороге до окружавших город вплотную сельскохозяйственных террас с разбитыми на них садами и грядками, густо окруженных заборами, отделяющих одно земельное владение от другого, и невольно удивился тому, что никто на этом пути не оказал ему сопротивления, как вдруг нарвался со своими всадниками на засаду. Евреи, видимо, не знали, что конную разведку возглавляет сам Тит, но прекрасно опознали, кто является командиром, и, прорвав линию всадников, стали отрезать Тита от остальной части его отряда, который бросился бежать под силой натиска атакующих. Иосиф, вероятно чтобы избежать обвинений римлян в трусости, пишет, что они не поняли, что именно происходит, и думали, что Тит отступает вместе с ними, хотя в это крайне трудно поверить.
Как бы то ни было, Тит с несколькими своими товарищами оказался в окружении. Двигаться на лошади вперед по каменистым террасам, да еще со множеством заборов, он и его свита не могли, а позади были сотни евреев. Тогда он повернул коня назад и стал прорубаться через эту толпу, и в итоге прорвался на столбовую дорогу и стал по ней уходить в сторону лагеря. Вслед ему были выпущены сотни стрел, но ни одна из них так и не достигла цели, несмотря на то, что, напомним, на нем не было никакого защитного снаряжения.
В самом этом чудесном спасении, невероятном везении Тита Иосиф усматривает еще одно доказательство того, что Всевышний к тому моменту уже вынес приговор еврейскому народу и Иерусалиму и уготовил Титу роль разрушителя города и Храма.
Трудно сказать, как повернулись бы события, будь Тит действительно убит во время своей бездумной вылазки. Возможно, его гибель посеяла бы панику в римской армии и она решила бы отступить от Иерусалима, что стало бы величайшим чудом в истории античности. Но, возможно, кардинального изменения событий и не произошло: римляне уже под командованием Тиберия Александра довели бы штурм до конца, и тогда бы он, несмотря на свое еврейское происхождение, вполне мог бы претендовать на звание императора. Но это как раз тот случай, когда принято говорить, что история не терпит сослагательного наклонения.
Несомненно одно: спасение Тита было одновременно и спасением Иосифа, так как он непрестанно чувствовал, что римские командиры не простили ему потерь во время осады Иотапаты и, не веря в то, что он решил честно служить римлянам, были убеждены, что он вынашивает против них тайные замыслы. Будь их воля — и он был бы немедленно казнен, и лишь покровительство Тита спасало его от этой участи.
Само поведение Тита в момент, когда он, брошенный эскортом, оказался перед лицом смертельной опасности, еще раз напомнило о его незаурядной храбрости и воинском искусстве. Рассказанная Иосифом история подтверждает, насколько правы Светоний и другие историки, рисуя Тита как сложную и выдающуюся личность.
Храбрость воина сочеталась в нем с демократическим отношением к подчиненным, умением держаться с ними на равных, а также с полководческим талантом. А этот талант, в свою очередь, — с любовью к чтению, попытками писать стихи и песни, умением ценить тонкий юмор, а также любовью к переписке документов и искусством подделывать любой почерк. Были у него, как показало будущее, и немалые способности дипломата и государственного деятеля, что прекрасно сочеталось с самодурством, безжалостностью и приступами необоснованной, какой-то поистине звериной жестокости и жажды крови.
Но, будучи интеллектуалом, Тит чувствовал в Иосифе такого же интеллектуала, одного из немногих, с кем он мог общаться на равных, и потому он ему всячески благоволил, а затем, по мере сближения, стал доверять настолько, что Иосиф не только стал выступать в роли переводчика, но и, к неудовольствию многих высших офицеров, участвовать в заседаниях генерального штаба кампании.
* * *
На следующий день после своего чудесного спасения Тит дал команду легионам продвигаться вперед и приступать к строительству лагерей, берущих город в плотное кольцо.
Лишь порядка 600–700 метров отделяли эти лагеря от стен Иерусалима, а местами они приближались к городу на 400 метров. Слаженная работа гигантской римской военной машины на какое-то время отрезвила враждующие внутри города стороны, и они решили объединиться, чтобы вместе противостоять общему врагу. Результатом этого объединения стало решение провести вылазку против 10-го легиона, начавшего разбивать лагерь на Масличной (Елеонской) горе.
Вылазка и в самом деле получилась внезапной, так как римляне, будучи наслышаны о том, что евреи слишком заняты внутренними распрями, решили, что могут спокойно
