— Прости меня, я люблю другую, она моя жена, я не могу обмануть её, — забормотал Джулиан растерянно. Отошёл к окну, чтобы не показать своей жалости к ней.
Чернота смотрит на него слепыми окнами.
— Прости, если обидела. Не расстраивайся. — Она смеётся?! — Я… я очень счастлива сейчас. Понимаю, дико звучит. Властитель, смерть стольких людей, Любим, а я… Но не могла же я на всю жизнь остаться обездоленной?! Мать говорит, это самое главное в жизни. И дарит это тоже Он! — Конкордия подняла глаза вверх. — Дело не в тебе. Я теперь живу! Я так хотела узнать, что такое любить. Только бы ты не сломался! До завтра! — Она вышла и осторожно прикрыла за собой дверь.
Как всё странно в этом городе!
Утром понял: никакой он не шпион, Апостол прав, он будет спасать несчастных. И искупит свою вину. И глухота не страшна — всей своей волей будет сопротивляться ей! Он не имеет права ослепнуть и должен научиться хорошо видеть в полутьме. Он нужен.
Первое испытание. В цехе холод сразу пробрался к костям. Джулиан погнал по сосудам жаркую кровь. И не разрешил себе раскиснуть оттого, что заложило уши.
С жадностью стал рассматривать начальника.
Немолодой, с огромным лбом и высоким ёжиком волос. Робот или играет? Если играет, кто прячется за непроницаемой маской: слуга Властителя или друг Апостола?
Та же загадка с рабочими. Кто из них не робот?
Голос настиг посреди цеха и погнал назад, к столу начальника. Ноги подгибаются, единственное желание: не вдохнуть препарат! Но он забыл упражнение, которое показала вчера Кора, задержал воздух, как в детстве, когда нырял. С Любимом соревновались, кто дольше пробудет под водой, а значит, кто дольше сумеет не дышать. Но то была своя воля: станет невмоготу и — пожалуйста: вылетай пробкой из воды, дыши сколько хочешь. Сейчас от него ничего не зависит. Воздух, что он задержал, затвердел и причиняет боль, кружится голова. Как избежать удушья? И как сделать, чтобы начальник не заметил его искажённой физиономии?
Взглянул на начальника и чуть не глотнул препарата. В глазах — усмешка. Показалось? Не робот?! Как выдерживает?
Из последних сил существует в безвоздушье: сердце вот-вот остановится, вместо станков и роботов — мухи, пятна. Сжал руками грудь, перекрывая вторжение препарата. Но мученичество оказалось бессмысленным. В голове замелькали приказы «Не теряй ни секунды рабочего времени», «Скорее к рабочему месту», а тело наполнилось незнакомой энергией.
Едкий запах как мгновенно возник, так и пропал. Начальник распахнул окно. Потребовалось несколько секунд, чтобы перестали звучать в голове приказы.
Раскрыл себя?!
Не воспользовался моментом, чтобы обнаружить живых.
Снова пошёл по цеху. И снова слеп. Может, кроме начальника, здесь и нет никого живого?
Если б не было, Апостол не послал бы его сюда!
Что придумать, чтобы обратить на себя внимание живых?
Взмахнул рукой, качнулся, как пьяный. Детские уловки неожиданно сработали. Улыбнулся шестнадцатилетний мальчишка, обернулась пожилая женщина с несчастным лицом, взглянула на него девушка странными глазами… Почему их до сих пор не заметили? Они и не прячутся вовсе.
Перерыв пробкой вышиб его из цеха. И столовая показалась праздничным залом. Найденные им люди затерялись среди роботов.
Взять еду? Не сумеет незаметно спрятать её. Возвратиться в цех? Но больше он там не выдержит ни минуты. Всё-таки поплёлся. И тут же вошла Конкордия. Сказала начальнику:
— Приказано доставить Клепика к шефу!
Через несколько секунд они были на террасе.
— Думаю, ты ошибся, много больше, чем трое. — И сразу, без перехода: — В особом отделе спрашивали шефа о тебе, откуда взялся, как посмел агитировать против Самого?
Геройство разом испарилось.
— На, — Конкордия протянула ему порошок. — То, что ты собрал вокруг себя людей, с их точки зрения, не особый грех. И никогда не вредно перебить сотню-другую! Шеф дал слово обработать тебя. Надеюсь, предупреждать больше не надо, сам не станешь читать против Властителя! А теперь ещё один урок дыхания. Завтра с утра снова пойдёшь в цех.
Глава десятая
Учитель проснулся рано утром.
— Что со мной? — спросил растерянно.
Дежурил Ив. Он не знал, что можно говорить, что нет, и позвал её.
— Почему я лежу? — спросил Учитель.
— Ты жив, Витенька, — улыбнулась Магдалина. — Болит живот?
— Помню боль. Из-за неё потерял сознание?
— А сейчас?
— Чувствую какое-то давление внутри. Боли нет. Что-нибудь серьёзное?
— Ты будешь жить, Витенька! — твёрдо сказала она.
— Спасибо. А как же уроки? — спросил тревожно. — Я весь опутан проводами.
— Уроки подождут, пока окрепнешь. И так ты слишком долго преодолевал боль, как я сейчас понимаю!
— Но у меня должна быть контрольная! — перебил он её.
— Обязательно будет, но позже. Лежи, отдыхай. Ты столько лет не отдыхал!
— Я не хочу отдыхать.
Подошла Лера.
— Как ты?! — спросила Учителя.
— Не передумала быть врачом? Приснилось или нет: я видел тебя перед операцией? Не каждый выдержит. Ты испугалась? Так смотришь на меня, словно я умираю!
— Постарайся скорее выздороветь. Тогда я и отвечу тебе.
— Учитель, как ты? — Подошли Троша и Роза.
Каждый, едва проснулся, спешил поздороваться с Учителем.
Жора вошёл стремительно и с порога сказал:
— Всем, кроме Валерии и Веры, исчезнуть. Начинаем процедуры, простите, ребята.
После завтрака, наконец, занялись своими делами.
Уроков у неё было сегодня два: русский и литература. Поспать бы хоть полчаса. С трудом добрела до своей кровати. Не успела донести голову до подушки, услышала голос: «Я боюсь смерти, Мага. Что мне теперь делать?»
Маленький мальчик брошен один в чужом мире.
Вот он спровоцировал убийство людей, вот сорвался с Корой, вот решил бежать, вот идёт по цехам, в которых распыляется препарат. Он же не умеет задерживать дыхание!
Вскочила, забегала по комнате. Надышится, и всё! Заставила себя сесть. Адриан наверняка попросил Кору научить его дышать! Кора поможет.
Спать! Закрыла глаза. И снова вскинулась: что-то происходит с Джулианом, ему плохо.
Словно пуповиной они связаны друг с другом, словно это её родной сын. Любил, когда она укладывала его; не успевала войти в дом, вцеплялся в неё, просил: «Качай меня», «сказку скажи!» Игнат спасал Сашу. И, когда с сыновьями возился, держал в поле зрения каждое её движение, малейшую перемену в выражении лица. Джуль остро ощущал сопряжённость родителей друг с другом и её одиночество. Ей поверял свои детские тайны. «У меня есть магическая сила. Смотри, зажмурюсь, пожелаю чуда, и оно тут. Захотел увидеть тебя, и ты тут!» Залезет к ней на колени, обхватит за шею, как Окса, и рассказывает: побежал за дом, увидел оранжевые цветы, при нём они стали расти и уцепились за небо, получилось много солнц. «Не веришь? Пойдём покажу». В другой раз шепчет: «Я зажмурился, раскинул руки и полетел. Не веришь?» «И куда ты полетел?» — спросила она. «Не знаю, — огорчённо сказал он. — Сначала попал в аллею, а всё несусь». Бросить Джуля она не имела права, она предала его.
