Я пожал плечами. Даже Чазу порой свойственно падать духом, и я надеялся лишь на одно: что недавние печальные события не пробудят в нем жаждущего насилия демона, который, как я знал, скрывался за черными глазками-бусинками.
После церемонии прощания под реющими на ветру знаменами Народной сусличьей армии носильщики в белых перчатках и не самых дешевых солнечных очках доставили гробы к самому краю утеса горы Беллиэйк.
Там Чаз поведал собравшимся о своих дальнейших планах, заявив, что насилие порождает еще большее насилие. Толпа перестала всхлипывать и разразилась радостными воплями.
Я терпеть не мог, когда Чаз вел себя подобным образом. Я знал, как только он пускает в ход свою харизму, следует насторожиться, поскольку вероломство и коварство король сусликов возвел в ранг искусства.
Изощренность возмездия, что обрушил на недругов Чаз, вызвала бы восхищение у самого Шекспира.
Через три дня после трагических событий, получивших название «Резня на лугу», спецназовцы Чаза перенастроили канализационную систему на площади, где проводилась окружная ярмарка. Не обошли они вниманием и трубы, что вели от двадцати шести туалетных кабинок возле арены с родео. Отдельно хочется отметить, что в тот день власти устроили «Вечер пива и острых хот-догов» и потому туалеты были особенно загружены. Всю систему канализационных стоков суслики подключили к узкой пластиковой трубе с сечением пятнадцать сантиметров, по которой обычно подавалась вода в здание гольф-клуба «Золотое ущелье».
Труба, естественно, не выдержала. Под чудовищным давлением струя канализационных вод могучим гейзером пробила крышу кухни клуба, отправив в полет дорогущую профессиональную газовую плиту на восемь конфорок стоимостью в шестнадцать тысяч долларов, которая, пролетев триста метров, воткнулась в песчаную ловушку у восемнадцатой лунки.
Затем поток булькающей зловонной жижи захлестнул федеральную автомагистраль № 6. Образовалось даже цунами — эдакая приливная волна почти с метр высотой, на которой можно было бы прокатиться с доской для серфинга. На территории гольф-клуба волна снесла стены павильона для праздничных мероприятий, где как раз проводилась церемония бракосочетания.
Некоторое время спустя Чаз с очень недовольным видом заявился ко мне в кабинет и выразил решительный протест против того, чтобы я размещал в следующем номере газеты его фотографию.
В ответ на это я сказал, что выбора у меня нет. Тогда Чаз укусил меня за лодыжку и пригласил в гости — надо, мол, обсудить планы на будущее.
— Во-первых, мы договорились, что ты меня больше не будешь уменьшать, — покачал головой я, — ну а во-вторых, ты все равно не слушаешь моих советов.
— Ладно, тогда побеседуем у тебя, — кивнул Чаз и двинулся к чашке с кофе, стоявшей у меня на столе. Я его оттолкнул, сказав, что джентльмены в кофе ноги не моют.
— И вообще, — добавил я, — мне на следующей неделе надо в больницу для ветеранов. У меня прием у психиатра.
— Возьми меня с собой, — попросил его величество. — Обещаю, все оружие оставлю дома.
— Я подумаю, — соврал я.
ГЛАВА 56
На старинных картах неисследованные края нередко украшались изображениями разных чудищ, готовых сожрать кого угодно со всеми потрохами. Картинки прозрачно намекали, что в этих землях путешественников ничего хорошего не ждет.
Именно об этом мне и хотелось намекнуть своему психиатру: у каждого человека есть такие уголки сознания, куда лучше не заглядывать, а то рискуешь пробудить ото сна злых драконов и прочих столь же малоприятных тварей.
Из-за лесных пожаров мне пришлось перенести поездку в Денвер к своему мозгоправу, который обожал твидовые пиджаки, а каждый сеанс психотерапии начинал с того, что, посасывая курительную трубочку осведомлялся: «Ну и как ваше самочувствие, голубчик?»
Морщинистая лысая голова доктора Нгуена была покрыта темными пятнышками. С подбородка свисала тоненькая седая бородка, что придавало психиатру сходство одновременно с козлом и Хо Ши Мином.
Пока я сидел у себя дома, мой царственный друг, который никогда не давал скучать, как-то ранним утром заявился ко мне в кабинет вместе с супругой и объявил, что его коммандос угнали со стоянки целую фуру с одеждой.
— Хотим устроить тебе показ мод, — подытожил Чаз.
В мой дом через главный вход вошли двое сусликов-спецназовцев и тут же принялись сооружать импровизированный подиум с подсветкой. Они подвесили под потолок дискотечный шар и установили музыкальную систему. Стоило ее включить, из колонок тут же зазвучала песня «Who D’King?»[21] рок-группы Cheap Trick.
Привезли на тележках коробки. Я запер дверь кабинета и задернул на окнах шторы. Лишние свидетели мне были совершенно не нужны.
Первой на подиуме появилась жена Чаза. Покраснев от смущения, она продефилировала в банном халатике из розового ситца. Когда суслики краснеют, у них кончики ушей делаются алыми, и зверьки становятся похожи на перцы хабанеро.
По сигналу Чаза приглушили свет. Колонки взревели, но на этот раз из них зазвучал рэп, песня была мне незнакома. Один-единственный луч софита высветил жену Чаза. Король сусликов, галантно поклонившись, представил супругу и грациозно помахал лапой, совсем как матадор на арене в Памплоне.
Затем Тинка развернулась и, уже гордо вскинув голову, уверенным шагом направилась по подиуму, вбивая в него острые, как кинжалы, каблучки своих туфель. Да, она чуть замешкалась и едва не потеряла равновесие, когда поправляла кружевное белье, которое надела задом наперед, но что вы хотите? Попробуйте продефилировать, когда у вас ноги длиной пятнадцать сантиметров.
Чаз горделиво улыбался и аплодировал как безумный.
Вскоре Тинка появилась снова в плиссированной юбке-трапеции. Грациозно крутанувшись, она скрылась за занавеской и опять вышла навстречу публике в черном коктейльном платье и жутком клетчатом шерстяном шарфе, закрывавшем половину ее мордочки, словно больничная перевязка.
Запястье модели украшали браслеты, — на мой взгляд, их было слишком много. Они громко зазвенели, когда Тинка, покачнувшись на высоких каблуках, попыталась достать огромные, по моде шестидесятых, очки из кожаной сумки от Майкла Корса, висевшей у нее на плече.
Затем она показалась в мятых штанах гаучо и крошечном жилете болеро, от которого у нее встала дыбом коричневая шерстка под подбородком. Голову ее плотно окутывала прозрачная розовая вуаль из органзы. В этом образе Тинка напоминала пьяную жену какого-то богатого аргентинского скотопромышленника. Супруга Чаза споткнулась, громко выругалась и спешно удалилась облачаться в следующий наряд.
Легинсы в горошек. Флуоресцентные подвязки. Диадемы. Туники и тюрбаны. Густой слой макияжа в синих тонах на мордочке Тинки, напоминающий лечебную маску. Один раз супруга Чаза предстала перед нами даже в полинезийском саронге, сандалиях-эспадрильях и легинсах в тонкую полоску. На протяжении следующего часа она сменила костюмов больше, чем Шер в своем шестом, прощальном турне.
Король сусликов сиял, свистел и хлопал: в завершении показа мод его супруга предстала перед нами в красном корсете и черном шифоновом нижнем белье в сочетании с туфлями на высоченных каблуках и стильной полосатой шляпкой.
Она повернулась ко мне, сделала книксен и спросила:
— Ну как я выгляжу?
Выглядела она как маленькая мохнатая шлюшка-оборотень, сбежавшая из французской тюрьмы девятнадцатого века.
— Потрясающе, — ответил я и послал ей воздушный поцелуй.
А потом, боже помоги мне, Чаз объявил, что настал его черед.
Его величество показался на подиуме под аккомпанемент песни «А Sharp Dressed Man» ZZ Top. На Чазе был черный вечерний костюм и широкий пояс-кушак. На ногах — высокие ботинки, а на голове — белая шляпа-федора. Поверх розовой рубашки с жестким воротничком он надел двубортный полосатый жилет.
Улыбнувшись из-под очков, Чаз оттянул в сторону атласный отворот пиджака, продемонстрировав кожаную подмышечную кобуру с пистолетом «Глок G41».
