Увидев это, Смит заявил, что не очень хорошо знает устройство поломанного шифратора и что если бы смог взглянуть на его исправную копию, то путем сравнения смог бы быстро найти причину неполадок. Немного поколебавшись, Моиз поставил второй шифратор на стол рядом с неисправным. Смит стал на нем быстро нажимать клавишу «А», притворяясь, что занят изучением работы механизма. Одновременно он прикуривал сигарету за сигаретой от своей зажигалки. Зашифровав триста раз букву «А», Смит быстро засунул в карман бумажную ленту с полученным в результате шифрованным текстом. Наличие этой ленты, фотокопия ключевой таблицы и фотографии внутреннего устройства шифратора гарантировали, что шифрованные телеграммы посольства будут вскоре читаться американцами.
Сделав все, что требовалось, Смит заявил Моизу, что не может починить шифратор, но готов заменить лопнувшую пружину, если Моизу пришлют новую. После этого Смит распрощался с Моизом и вернулся в свое посольство. Там он отдал зажигалку и бумажную ленту Кауфману, а потом сел за составление доклада об операции «Зажигалка» в двух экземплярах — один был предназначен для ЦРУ, а другой — для КГБ.
Как в Москве вербовали американских шифровальщиков
22 декабря 1961 года в дверь резидентуры ЦРУ в Хельсинки кто-то позвонил. Выйдя на порог, руководитель резидентуры Фрэнк Фриберг оказался лицом к лицу с незнакомцем. Посетитель на английском языке с сильным акцентом представился майором КГБ Анатолием Климовым и сказал, что располагает очень важной информацией.
В ЦРУ обратили внимание на Климова как на потенциального перебежчика за семь лет до этого в Вене, где он был одним из младших сотрудников контрразведки в советском посольстве. Коллеги относились к нему очень плохо, и ЦРУ решило осторожно узнать, а может быть, Климов захочет сбежать в США. Осуществить задуманное тогда не удалось, поскольку вскоре Климов уехал обратно в Москву. Когда он появился в Хельсинки, ЦРУ не сообразило, что приехал тот самый Климов, известный по Вене. Дело в том, что теперь он работал под другой фамилией в соответствий с тактикой, принятой в КГБ, чтобы затруднить американцам контроль за перемещениями сотрудников.
Из Хельсинки Климов был переброшен на военную базу США во Франкфурте, где сотрудники ЦРУ стали его интенсивно допрашивать. На первом же допросе Климов сказал, что его настоящие имя и фамилия Анатолий Голицын, что последнее время он руководил резидентурой КГБ в Хельсинки и что между своими командировками в Вену и в Хельсинки он служил в Первом главном управлении КГБ в отделе, куда поступала разведывательная информация о странах НАТО.
На допросах Голицын, кроме прочего, поведал о том, что в 1957 году в США ездил в командировку Владислав Ковшук, начальник 7-го отдела Второго главного управления КГБ. Этот отдел занимался операциями против сотрудников американского посольства в Москве. Точной цели этой командировки Голицын не знал, но считал ее очень важной.
В мае 1962 года в контакт с ЦРУ в Женеве вступил сотрудник КГБ Юрий Носенко, находившийся там в составе одной из советских делегаций. На первой же встрече Носенко сообщил, что знает самого важного американского агента, которого КГБ когда-либо удавалось завербовать в Москве. По описанию Носенко, это был сержант по кличке «Андрей», работавший механиком по обслуживанию шифровальных машин в американском посольстве.
Носенко не знал настоящего имени «Андрея», который попался на связи с русской уборщицей, которая мывшей полы в посольских квартирах и по совместительству работавшей на КГБ. Сотрудники КГБ запечатлели на фотографиях самые пикантные моменты отношений «Андрея» с уборщицей и заставили его сотрудничать с КГБ в обмен на обещание вернуть ему фотографии, чтобы сохранить его брак на родине.
Носенко охарактеризовал «Андрея» как весьма ценного агента— настолько ценного, что начальник Носенко Ковшук даже специально ездил в командировку в США для того, чтобы восстановить с «Андреем» связь, прерванную после его возвращения домой. По словам Носенко, «Андрей» был завербован в 1949 или 1950 году. А сам Носенко начал свою службу в КГБ в 1952 году, и до приезда в Женеву дослужился до заместителя Ковшука.
Одной из главных целей в работе руководимого Ковшуком отдела являлась вербовка шифровальщиков посольства США в Москве. Этими операциями чаще всего занимались подчиненные Ковшука— Вадим Косолапов и Геннадий Грязнов. Работы у них хватало. Носенко назвал двух американских шифровальщиков, которых КГБ пыталось завербовать. Носенко сам подошел к одному из них на улице без всякой предварительной подготовки и предложил работать на КГБ. Этот метод назывался в КГБ «холодной» вербовкой. Входе операции против другого шифровальщика посольства США в Москве Грязнов пригласил приехать в Москву финского бизнесмена по фамилии Прейсфрейнд, чтобы помочь в ее проведении. Однако операция провалилась. И вообще, как заявил Носенко допрашивавшим его в Женеве сотрудникам ЦРУ, в Москве КГБ не удалось завербовать ни одного американского шифровальщика, и «Андрей» стал самой удачной вербовкой, позволявшей надеяться ближе подобраться к шифраторам, установленным в посольстве США в Москве.
Голицын стал первым перебежчиком из КГБ, который рассказал о командировке Ковшука в США. Случилось это почти через пять лет после самой поездки. Вопрос о ее цели, скорее всего, вряд ли удалось бы выяснить, если бы не одно счастливое совпадение: через полгода к сотрудникам ЦРУ по своей воле явился не кто иной как заместитель Ковшука Носенко и рассказал о причине командировки— вполне правдоподобной и банальной. В самом деле, механик по обслуживанию шифраторов в качестве агента КГБ представлял значительно меньшую угрозу безопасности США, чем, скажем, шифровальщик американского посольства в Москве.
Просматривалось и еще одно довольно неожиданное совпадение в рассказах Голицына и Носенко. На допросах Голицын рассказал сотрудникам ЦРУ о визите в руководимую им резидентуру КГБ в Хельсинки офицера КГБ из Москвы Геннадия Грязнова. Тот хотел, чтобы Голицын одолжил ему на время одного своего финского агента для облегчения вербовки шифровальщика посольства США в Москве. Дело в том, что американским шифровальщикам было строжайше запрещено в Москве общаться с русскими. Грязнов рассчитывал, что иностранному бизнесмену, который периодически приезжал в Москву по делам, будет легче войти в контакт с шифровальщиком. Голицын согласился и одолжил Грязнову того самого Прейсфрейнда, о котором рассказывал Носенко. Единственное отличие в истории про Прейсфрейнда, поведанной Голицыным, от рассказа Носенко состояло в результате проведенной операции. Грязнов позднее сообщил Голицыну, что московская операция с Прейсфрейндом прошла успешно. А непосредственный начальник Грязнова Носенко заявил сотрудникам ЦРУ, что она провалилась. Кто из них говорил правду— Голицын или Носенко? Конечно, существовала возможность, что Грязнов просто приукрасил события, чтобы покрасоваться перед Голицыным. Но сам факт параллельных повествований об одном и том событии двух перебежчиков, работавших в совершенно разных управлениях КГБ, не мог не насторожить ЦРУ.
Для начала было решено побольше узнать о пребывании Ковшука в США в 1957 году. Голицыну показали фотографии советских граждан, которые посещали США или работали в США. Голицын сразу же указал на фото Ковшука. Выяснилось, что в США он приезжал в начале 1957 года как Владимир Комаров и был никаким не туристом, а дипломатом, прибывшим на 2 года на работу в советском посольстве в Вашингтоне.
И Голицын, и Носенко говорили именно про командировку Ковшука, то есть, сравнительно краткосрочную поездку, поскольку оба знали, что он сохранил за собой занимаемую должность начальника 7-го отдела во Втором главной управлении КГБ. Поэтому задание Ковшука явно было связано с его работой в Москве. А иначе зачем было сохранять для него его московскую должность?
По информации ФБР Ковшук пробыл в США 10 месяцев из положенных ему двух лет. Значит, в КГБ изначально посчитали, что для выполнения задания Ковшуку могло понадобиться довольно продолжительное время. Это совсем не вязалось со словами Носенко о том, что Ковшук поехал в США просто восстановить потерянный контакт с завербованным в Москве сержантом-механиком.
У ФБР не было никаких оснований организовывать слежку за «Комаровым»— обычным советским дипломатом, который прежде не был замешан ни в чем предосудительном. Но зато агенты ФБР следили за известным им офицером КГБ Юрием Гуком, работавшим в США под дипломатическим прикрытием. Он, «Комаров» и советский журналист Александр Кислов так часто проводили время вместе, что в отчетах агентов ФБР они фигурировали как «три мушкетера».
Было очень похоже, что эта троица регулярно встречалась с каким-то местным агентом КГБ. Глядя на отражение в витринах магазинов, они пытались определить, не следил ли кто за ними. Большую часть своего рабочего времени «три мушкетера» находились поблизости от кинотеатров. При этом случалось, что один или двое «мушкетеров» покупали билеты и заходили внутрь, но никто из них так и не досмотрел фильм до конца. Они действовали с таким профессионализмом, что агентам ФБР ни разу не удалось засечь их встречу с агентом.
