стеснения и удерживало от лишнего им звонка.
В последний раз мы встречались с Сашей в Казани на конференции, посвященной молодому Толстому и его пребыванию в том университете. Мы образовались при виде него, вспомнили молодость. Это было за несколько лет до его трагической смерти. У него на счету было много публикаций, которые доходили и до Варшавы, но крайне важной я считаю последнюю – «Ложится мгла на старые ступени». Роман-идиллия, автобиографический роман, сокращенная версия которого была опубликована в номерах 10 и 11 журнала «Знамя» в 2000 году и затем целиком в виде книги. Он настаивал на том, что это роман, а не воспоминания, но на самом деле это не важно, как мы назовем это прекрасное повествование о детстве, эвакуации, полное жизнерадостных героев, особенно деда с твердыми убеждениями и чувством юмора. Подаренный экземпляр мы прочли на одном дыхании, и я с искренним энтузиазмом выразил свое восхищение этой работой в рецензионной статье. Недавно до нас дошло известие, что его убили возле его студии (у него был уголок, где он мог сосредоточиться и не отвечать на телефонные звонки). Как это часто бывает, он умер в расцвете творческих сил преждевременно, из-за бандитов, которым не хватало на водку…
Весь декабрь 1960 года я каждое утро ходил в библиотеку имени Ленина (ранее Румянцевская, теперь – Российская государственная библиотека). Я приходил как можно раньше, потому что позднее нужно было ждать номерка в раздевалке и места в читальном зале. Их занимали какие-то товарищи «из делегации», они заказывали несколько томов классиков марксизма, доступных в любой районной библиотеке, а затем шли в столовую, курилку или даже в город. Им нужен был лишь штамп с датой посещения. Меня же интересовали книги и журналы, недоступные в Польше, и я в раздражении долго бродил по залу в поисках свободного места. Проще всего было в отделе рукописей, но и здесь надо было ждать разрешения, а на это требовалось время. (Чуть позже знакомому удалось получить для нас билеты, позволяющие пользоваться залом № 1 – для профессуры, где всегда были свободные места, требования подавалось без шифров, а книги выдавали в неограниченном количестве. Когда мы годы спустя приехали в Москву, уже имея право пользоваться этим залом, Виктория сохранила свой билет, а мой куда-то потерялся. Грозная сотрудница, выписывавшая продление билета, спросила меня: «Чем вы можете доказать, что вы уже профессор?». У меня не было никаких документов при себе и я, не задумываясь ни на секунду, ответил: «Только честным словом польского дворянина!». В ответ на мое заявление мне с улыбкой выдали нужный билет!).
В обед я пошел в здание на улице Воровского (теперь снова Поварская), где размещался Союз советских писателей и, что наиболее важно, Центральный дом литераторов (ЦДЛ) с кафе и рестораном, так блестяще описанный в «Мастере и Маргарите» как Грибоедовка (тогда я еще об этом не знал.) Здесь можно было дешево поесть в обеденное время или заказать что-то из меню в главном зале. Дело в том, что дойти до ЦДЛ из библиотеки было легко, а вот проникнуть внутрь – гораздо труднее… Здесь на страже стояли грозные церберы. Они улыбались только местным чиновникам. У входа надо было показать билет члена Союза писателей или еще какой-нибудь пропуск. В другие заведения общественного питания – столовые и рестораны – обычно именуемых общепитом, нужно было стоять в очереди, часто на улице, прежде чем по два или три человека пустят внутрь. Мне посоветовали, чтобы я, как выпускник Института имени Герцена, обратился за рекомендацией к читавшему там лекции Валерию Друзину. После короткого и пустого разговора (он меня вспомнил) он мне решительно отказал. Я не хотел идти к нему, вспоминая обстоятельства, при которых он стал редактором «Звезды» после выступления Жданова, так что у меня было приличное похмелье.
Опять же, кто-то посоветовал мне пойти в иностранный отдел Союза писателей, где польским отделом руководил Виктор Борисов, известный польским писателям своим дружелюбием и как переводчик их произведений на русский язык. Я так и сделал. Он знал мое имя из польской прессы, поэтому через некоторое время у меня в руках оказался гостевой пропуск. Это было очень удобно: можно было зайти на кофе, поужинать, посидеть в библиотеке в любое время… Зачастую я под кофе с армянским коньяком писал письма жене, задаваясь вопросом, как устроить ее приезд в Москву. Это было не так просто, как сегодня, когда единственным препятствием могут быть финансы или отсутствие знакомых, готовых прислать приглашение, если мы не можем позволить себе заплатить за дорогущий отель.
В то время все было чрезвычайно сложно. Моей стипендии было достаточно для нас двоих, но как получить разрешение? И тут на помощь пришел Иван Александрович Хренов. Он объяснил, какие нужно получить справки и к кому обращаться за разрешением на прибытие жены. Справка! Обычная справка, что я – это я, что я – стажер, и у меня есть стипендия, гарантирующая определенную сумму. Я обошел все кабинеты администрации Московского университета, но никто не хотел подписывать необходимый документ. Единственным уполномоченным в этом вопросе был некий Соколов. Однако я никак не мог его застать. Когда, наконец, оказалось, что он у себя в кабинете, после долгого ожидания он меня принял. И тогда выяснилось, что в этих многочисленных кабинетах есть целых три Соколова, и я должен найти декана Соколова. Мне пришлось снова ждать приемного дня, но в конце концов – неохотно – мне подписали бумагу, позволяющую Виктории пройти регистрацию в моей комнате в высотке. Без прописки человек не может ни перемещаться, ни покинуть Страну Советов без надлежащей печати в паспорте. Кстати, после небольшого перерыва к этим правилам вновь вернулись.
Когда я узнал, что Виктория получила документы, а я получил разрешение на то, чтобы она жила со мной в общежитии Московского университета, я пошел за пропуском, без которого нам не позволили бы войти на территорию высотки на Ленинских горах (ранее и теперь Воробьевы горы). Я жил высоко в общем блоке, состоявшем из двух комнат с общей ванной комнатой и туалетом, вместе с математиком из Вроцлава Бертольдом Лысиком. Отличное общество – его работа состояла в основном из того, чтобы сидеть или ходить по комнате и думать, иногда он ездил на свой факультет или в библиотеку. Тихо, радио не кричит с утра до вечера. Вид из окна замечательный. Но нужен пропуск. Я спустился на первый этаж, где находилась служба пропусков. В окошке есть сварливая служащая, а перед ним только красивая пара негров или, как говорят сегодня, африканцев. Высокие,
