В зале мосье Капе пригласил Пашеньку вальсировать, мурлыча модный мотив, и заставил Мишеля танцевать с Марусей, но, заметив, что мальчик танцевать не умеет, стал показывать ему разные па.
Когда приехал Афанасий Алексеевич, мосье Капе заговорил с ним о Наполеоне, и Миша очень расстроился, что его отослали спать.
Миша водил француза по усадьбе и все показывал, даже повел в ткацкую. Все девушки поднялись и низко поклонились вошедшим, а одна из них так быстро встала, что задела ножницы и уронила на пол. Мосье Капе, с живостью подскочив, поднял их с пола и подал девушке, которая просияла и смутилась от такой неожиданной любезности. Этот поступок сразу же расположил к нему всех дворовых женщин, и рассказ о том, как «хранцуз подал девке Фене ножни», обошел Тарханы и повторялся со всевозможными вариациями.
Мише понравился Капе. Это не то, что старуха Христина, которая раздражала Мишу неизменным вязаньем чулок, — это была мания, от которой она не могла избавиться.
Мосье Капе был еще молод.
Очень подвижной и ловкий, он любил стихи, танцы, гимнастику, прогулки и охоту и всюду брал своего воспитанника с собой.
Мишелю давали небольшое ружье, седлали лошадку мягким черкесским седлом, сделанным вроде кресла, и так они отправлялись на охоту. Доезжачий Потапов неизменно сопровождал их.
У Капе была странность: он любил стрелять молодых галчат, ему нравилось жаркое из этих птиц. К этому необычному лакомству он старался приучить своего воспитанника.
— Это превкусно! — восклицал он, прищелкивая языком.
— Это не дичь, а падаль! — брезгливо возражал Мишель и решительно отказывался есть это блюдо.
Никакие уговоры и восклицания его любимого воспитателя не могли изменить его решения.
Мосье Капе заметил, что Мишель хорошо рисует, и предложил ему слепить из воска кукол и сделать представление кукольного театра.
Для начала решили поставить несколько басен французского поэта Лафонтена. С увлечением и учитель и ученик стали готовиться к спектаклю. Арсеньева вызвала столяра, и ему заказали в углу зала сцену; пошли просить у бабушки занавес. Рисовали декорации к каждой басне, и, чтобы Миша понял, бабушка переводила ему каждое слово. Мальчик заучил несколько французских басен наизусть.
Миша стал неразлучен со своим гувернером.
Через некоторое время Капе устроил вечером в зале представление кукольного театра. На новой сцене поставили небольшой картонный театр. После звонка Капе, обращаясь к зрителям, воскликнул:
— Attention![21]
Красное парчовое покрывало с кровати Арсеньевой, обращенное в занавес, медленно отодвинулось, и зрители восхитились декорацией: на фоне голубого неба зеленела роща, большое, развесистое дерево выделялось слева, на одном из его суков сидела огромная черная, вылепленная из воска ворона с куском желтоватого сыра в клюве, а в траве притаилась, подняв острую мордочку кверху, рыжая лиса. Не успели зрители насладиться этим зрелищем, как голосок Мишеля, спрятанного за декорациями, произнес: «Le corbeau et le renard…»[22]
Это был новый сюрприз. Миша прекрасно сказал французскую басню. Все зрители, сидевшие в креслах в первых рядах — бабушка, доктор Ансельм, Христина Осиповна, Пашенька, Маруся, Евреиновы, Афанасий Алексеевич, — и дворовые, стоявшие в дверях, очень одобрили представление и просили повторить, аплодируя от души. Мосье Капе был доволен успехом и обещал часто устраивать такие вечера.
Капе завоевывал авторитет. Он понемногу экипировался, стал франтом, и все любовались осанкой мосье Капе. В сущности, он был некрасив: зализы редких черных волос над огромным лбом, глазки черненькие, маленькие, не больше смородины, а нос — как горб верблюда, усы редкие, жесткие, с завитками на концах.
Утро начиналось уроком гимнастики.
После того как звонил колокольчик, Мишенька вместе с Пожогиным выходили в зал, мосье Капе спускался с лестницы, напевая свою любимую песенку:
A moi, a moi, ma vie,
A moi, ma liberté![23] —
и учил детей разным гимнастическим упражнениям.
Вечером, после ужина, он вел своих воспитанников в зал, и они играли в разные игры: в фанты, в «море волнуется», водил с ними хороводы, и они пели французскую песню:
Sur le pont
D'Avignon…[24]
Дети танцевали, кружились, и это им нравилось.
Пашенька и Маруся принимали участие в вечерних развлечениях и охотно танцевали. Когда Миша научился разговаривать с мосье Капе по-французски, беседы их стали весьма оживленными. Капе, бывший французский солдат, участвовал почти во всех походах Наполеона и хоть по его вине и расстроил себе здоровье, однако оставался страстным приверженцем гениального корсиканца. Капе охотно рассказывал свои боевые приключения, восторженно отзываясь о Бонапарте.
Христина Осиповна знакомила мальчика со стихотворениями Уланда, а Афанасий Алексеевич любил вспоминать, как он участвовал в Бородинском сражении. Миша стал просить его рассказать все подробно, и тот охотно согласился.
Однажды после обеда все уселись в гостиной, и Афанасий Алексеевич начал свой рассказ:
— Хоть несколько лет прошло с того дня, но как ясно я помню, что происходило! Когда нам объявили, что завтра сражение, все призадумались. Солдаты и офицеры стали переодеваться в чистые рубахи. Все мы решили биться не на жизнь, а на смерть, отстаивая свою родину, и, если понадобится, умереть.
Старики ветераны оживились и подбадривали молодых. Всем надоело отступать, все жадно ожидали генерального сражения. Два дня шла перестрелка. Ночью, облокотившись на одну из своих пушек, я стоял и не мог заснуть. Грустно мне было слышать, что невдалеке от нас ликовали французы. Особенно тоскливо стало, когда мы услыхали, что Багратион ранен. После ранения Багратиона Дохтуров получил приказ принять на себя командование левым флангом. Обращаясь к войскам, он воскликнул:
«За нами Москва! Умрем все, но ни шагу назад!»
Мы встретили французов картечью, давая по сто выстрелов в минуту. Раненые и убитые падали на землю, через них перескакивали идущие в бой. На моих глазах упал мой командир. Он был контужен, но нам показалось, что он убит. Батарея осталась без командира…
Волнение Афанасия Алексеевича передалось его слушателям, когда он перешел к рассказу о совершенном им подвиге.
— Тогда, — продолжал Афанасий Алексеевич, — я взял командование. Я заметил движение кирасир, выехал вперед, ближе к передовой линии, и мы стали ждать приближения неприятеля. Французы тем временем стреляли не умолкая, и подо мной была убита моя горская лошадь…
Арсеньева в этом месте не выдержала и, заливаясь слезами, пробормотала:
— Как же ты сам-то, Фанюшка, остался жив!..
Быстро поцеловав руку сестры, Афанасий Алексеевич продолжал свой рассказ:
— Я тотчас же пересел на другого коня, но со своей позиции не уходил. По счастью, к нам скоро подоспела помощь. Ударили в штыки. Неприятель был опрокинут, центральная батарея перешла в наши руки, французский генерал взят нами в плен… Да, дорого заплатили французы за овладение этой батареей! Полегли их лучшие генералы, целая дивизия была истреблена…
Арсеньева вспомнила, как один из артиллеристов — друг Афанасия Алексеевича — говорил, что его доблестное бесстрашие, истинное хладнокровие и распорядительность в самый разгар боя навсегда останутся памятными его сослуживцам.
Глава X
«Товарищами Миши должны быть не крестьянские, но дворянские дети». Максутовы, Юрьевы, Коля Давыдов, Пожогины-Отрашкевичи. Уроки французской литературы, гимнастики и танцев
Миша постоянно жаловался на одиночество, поэтому в Тарханах годами жили братья Пожогины-Отрашкевичи. Младшего, Колю, иногда увозили домой, а старший, Миша, жил почти безвыездно. Коля Давыдов гостил месяцами. Теперь решено было взять двух братьев Максутовых и двух Юрьевых. Все мальчики были сверстниками Мишеньки, и всем надо было давать образование.
Для классных занятий отвели небольшую отдельную комнату внизу: как войдешь в коридор из передней, первая комната направо. Комната была невелика. Казалось даже, что в ней не усядутся все ученики, если их наберется много. Но даже когда приехали братья Максутовы, то все разместились.
Маленькие князья Максутовы, Сережа и Саша, жили со своими родителями неподалеку от города Нижнего Ломова.
Семья была большая и не очень богатая. Домашнее образование стоило дорого, поэтому, когда Максутовы узнали, что Арсеньева для своего внука собирается выписывать учителей, они просили принять и их мальчиков в Тарханы.
