как бы, вроде, чуть не…
–
Близость моря начинает сказываться обилием озер, очень чистых и очень глубоких.
На днях ездили впятером на виллисе ловить рыбу в озере по соседству. Поймали бреднем штук десять мелких, да насобирали у берега острова набитой толом мелочишки, но какая красота и необычность обстановки. Маленький, в одну улицу чистенький городок меж двух озер, не то одного, разделенного греблей. Обглоданные, как говорится, ветрами и временем руины каких-то крепостей и замков, к которым примыкают крошечные картофельные огороды поляков. Тридцатилетний парень, владелец лодки, которому у нас быть бы по-деревенски бог весть кем, на замечание наше о красоте мест сказал:
– Да ничего, если б здесь хоть две фабрики, чтоб работа была. – И о чем бы он ни говорил – о притеснениях от литовцев, о немцах и т. д., все у него получалось о работе, о должности и т. д.
Он нам рассказал (вряд ли точно, т. к. он малообразован и не начитан) о замке, который возвышался из зелени полулеса-полусада одного из больших островов на озере. Литовский круль Ягелло, женившийся на польской крулеве Ванде <Ядвиге> возвел его, кажется – в 14 в. Он же, согласно легенде, вывез и поселил здесь в качестве огородников или садовников крымских караимов. (В городе действительно много татарского типа лиц женщин.) Караимы наряду с литовцами – люди, эксплуатирующие поляков и вообще более ловкие, продувные, по словам нашего поляка. Сколько раз это слышно от поляков, что их обижают десятки национальностей и что законы их страны издавна как бы против поляков. Подумаешь о многолетнем национальном унижении, дроблении, перекраивании Польши, и не удивительно, что это народ, с одной стороны, гонористый, форсистый, с другой – беспринципный, попрошайнический, приниженный. Если действительно я по крови из поляков, то не могло не сказаться на моем характере кое-что из польского. В сущности, дальше деда, бомбардира-наводчика варшавской крепостной артиллерии, я предков не знаю. Отец говаривал, что Гордей Васильевич из дворян, имел образование и в солдаты попал по бедности своего отца, промотавшегося и вроде как утонувшего в реке. Но все это полно сомнительной романтики, которую по честолюбию батя придавал своим рассказам.
Троки, название городка, слово, м.б., татарское. Троки – ремешки у седла для приторачивания клади.
Тоска, однообразие политуправленчески-корреспондентской, бездельно-развязной и хищнической в большинстве братии, отсутствие вина и решимости к трезвости.
Полковник Баканов, звание которого и должность по несоответствию одного другому утешало меня, как пример. Баканов получил приглашение в «Красную звезду». Наградные огорчения, которых уже не компенсировать. Если б не озеро здесь, то совсем бы пропасть от скуки и вшей.
30. VII А.Т. – М.И. П/п 55563 – Москва
…Спасибо за посылку большое… В общем, дитя мое, мне ничего не нужно, кроме того, чего ты прислать мне не можешь – смену брюк, гимнастерки, которые едут где-то позади и, боюсь, что в Берлине я уже найду материал, а эти все еще будут подтягиваться. А пока что гимнастерочка на мне такая, что из нее можно было бы с успехом варить что-нибудь – навариста будет… Озерное обилие, предваряющее море, выручает. Вошь редкая и не назойливая. Я… отдал один комплект обмундирования, хоть и плохонький, своим смоленцам, а то б у меня была перемена… …Насчет «беречься», ты сама понимаешь, что это то же, что «папочка, не попади под трамвай», – помнишь? Я не в том возрасте и не того характера, чтобы для ради проверки нервов лез туда, куда не надо, но куда надо – надо, дорогая, и все…
«Теркина» посылай, куда и кому найдешь нужным, но гл[авным] обр[азом] фронтовикам…
Граница моей державы,
Означена ты навек
Не этой колючкой ржавой
Вдоль пашен и лесосек[43]…
Что-то не идет еще, хотя нечто вяжется. Завтра с утра переезд. Записать бы сегодняшнюю поездку в Троки и за Троки <Трукай> и несколько о людях: 1) Данилов; 2) боец, спасший Витебский мост (безвестный); 3) агитатор полка.
31. VII Р.Т. Стаклишки
Давно знаю, что нельзя размеры вещи строить в воображении из желания написать на две колонки, до подвала и т. п., а <нужно> угадывать их из внутреннего хода. Вернее, воображаешь, конечно, как бы исходя из содержания и его возможностей, но нельзя хотеть длинного, как нельзя хотеть и краткости, графически зримой. Стихи о границе, скорее всего, должны быть небольшими и не очень хорошими газетными стихами. «Берлин, берегись: идем!»…
–
День приезда. Завтра командировка, которая и нужна, и не нужна мне. Нужна потому, что не сидеть же мне здесь, раз я на фронте и раз такое наступление идет, а не нужна, потому что писать есть о чем, пишу мало.
–
Места, где были вчера, и по дороге сюда и вообще, так красивы своей холмисто-лесистой и озерной красотой, сочетанием древних развалин с современными хуторскими, или фермерскими, игрушечными усадебками и т. д., что, кажется, эта красота должна как-то отстояться в глазах живущих здесь людей. Кажется, пожил бы здесь – и сам стал красивее. Но все это испорчено какой-то приниженностью людей, страдающих из поколения в поколение от национальной и политической несвободы, от малоземелья и худоземелья – в практическом, а не живописном смысле, от безработицы, войн, «освобождений», переподчинений, этнографической путаницы. Старики в большинстве знают хорошо русский, служили в русской армии, имеют в СССР родных, считают себя «за Россией» (поляки); наш возраст – люди, испытавшие некоторое (м.б., и очень значительное) охмеление от национализации Польши, а затем успели воевать против немцев и против нас, с немцами против нас либо с нами против немцев и т. д. А дети теряют годы обучения не только из-за войн, но и из-за литовизации… Евреев нет, и о них не вспоминают…
А все-таки очень красивые, чуть грустные места. И, наверно, эта пора – лучшая для этой местности. Изжелта-белые пятна ржаных полей по скатам холмов, вперемешку с темной зеленью лесов и синевой озер. Каждый поворот узкого шоссе, выбегающего то в хлебное поле из лесу, то ложащегося греблей меж двух озер, то уходящего в лес, который с одной стороны высоко-высоко уходит вверх по крутизне горы, а с другой, – уходит вниз так, что верхушки дерев в уровень с дорогой – каждый отрезок дороги способен вызвать детскую мечту о том, что вот хорошо бы здесь или вот здесь и т. д. построить домик, поселиться, жить тихой, красивой и полной некоего подвига жизнью, писать что-то очень хорошее, встречать изредка приезжающих друзей в этой обстановке, вызывающей благоговейное уважение.