— Не переоценивай свои силы, Левка, и не обольщайся насчет Ирины, искренне советую. Знаешь, какую кличку ей дали мои подчиненные? Императрица. Как по-твоему, это о чем-то говорит?
— По-моему, это не столько говорит, сколько многое объясняет, — медленно произнес Лев Валерианович. — Практически все.
Глава третья
Отрывок из когда-то прочитанного детектива вспомнился Ирине совершенно неожиданно. Она мало читала, её никогда не интересовала жизнь других людей, а если и доводилось перелистать книгу, то её содержание тут же улетучивалось из памяти. Почему вдруг всплыла эта сцена — непонятно. Ирина не помнила ни названия, ни автора, ни сюжета. А вот неведомая женщина у зеркала, которая увидела в стекле свою душу, а не лицо, застряла где-то в глубинах подсознания и неожиданно вынырнула на поверхность.
— Что с тобой происходит, девочка? — спросила Ирина сама себя. — Что ты мечешься? Уймись, я чертовски устала от твоих выходок.
Привычка разговаривать сама с собой появилась у неё в швейцарской клинике, где больше и поговорить-то было не с кем. Персонал вымуштрованный, но по-русски никто не понимал ни слова. Врачи общались с ней через переводчицу — женщину без возраста и внешности, которая была совершенно незаметной. Оставалось только листать журналы с красивыми, понятными без слов рекламными фотографиями, посещать маленький кабинет красоты при клинике и гулять по парку. К концу лечения Ирина готова была пешком уйти в Москву и работать там дворником — лишь бы оказаться среди своих, понятных людей и обстановки.
Какие клятвы она себе давала в клинике накануне выписки! Не прикасаться к спиртному и сигаретам, заняться спортом, быть милой и послушной женой, перестать мотать деньги. Она мечтала, что научится разбираться в делах мужа, станет его помощницей, его правой рукой, и тогда её будут называть Императрицей не с насмешкой и ненавистью, а с уважением. О, она станет совсем, совсем другой, только бы выбраться из этого стерильно-безупречного кошмара, только бы вернуться к нормальным людям!
Благих намерений хватило ровно на три дня. После первой же ночи, проведенной с мужем, Ирина почувствовала знакомые тоску и отвращение. После неё она впервые в «новой жизни» крепко напилась, пытаясь утопить в алкоголе стойкий привкус какой-то мерзости, которую ей пришлось проглотить. И пошла на компромисс с самой собой: пусть снова будет алкоголь, она откажется только от наркотиков, никогда больше не будет ни колоться, ни принимать «колеса». А выпивка… Ничего страшного, свою меру она знает.
Самое главное: ей было смертельно скучно. У них почти никто не бывал, они нигде не бывали и роскошные туалеты и побрякушки некому было демонстрировать. Ирина с тоской вспоминала первые годы супружества: тогда ещё у неё сохранялись связи с бывшими подружками, которых можно было позвать в гости и наслаждаться, наблюдая их перекошенные и позеленевшие от зависти лица. Можно было пригласить компанию в ресторан и небрежно, даже лениво заплатить по счету четырехзначную сумму в «зеленых». Тогда ещё не приелись магазины, загородный особняк только строился и можно было целыми днями выбирать мрамор для ванной комнаты или экзотические растения для зимнего сада. А теперь? Чем теперь было заполнить жуткую пустоту в жизни?
— Любовника, что ли, завести? — спросила она свое отражение в зеркале. — Молодого, изобретательного…
«И платить ему, — ехидно ответила она уже мысленно. — Все правильно, так и должно быть. Первый раз женщина краснеет, когда отдается, второй раз — когда делает это за деньги, третий — когда сама за это платит. Стукнуло тридцать лет: готовь бабки. В этом возрасте шлюхи выходят в тираж».
Она снова взглянула в зеркало. Нет, в тираж ей ещё рано. Только вот эти злые морщинки в углах губ нужно убирать. И подтянуть глаза. Она приложила кончики пальцев к вискам, разгладила кожу и зафиксировала. Вот так. Где-то у неё был записан телефон косметического центра. Надо позвонить и договориться…
Правильно, а перед этим идти к мужу, просить денег и объяснять — зачем. А эта старая обезьяна, этот чертов Попугай будет мучить её вопросами, подозрениями, дурацкими рассуждениями о том, что в её возрасте ещё рано делать такие операции. Потом поставит условие — всегда одно и то же — и ей придется, стиснув зубы, «отрабатывать номер» в койке. Черт, как же ей все это надоело! Хоть бы он сдох поскорее…
И ведь есть же дуры, которые ей завидуют! Как же, поймала «бобра». Ничего сложного, нужно было только грамотно подобрать наживку. Она тогда работала «девушкой из эскорта» в дорогом, практически закрытом для случайных людей ночном клубе. Сначала Босс только поглядывал на нее, но выбирал других, причем на деньги не скупился.
Девчонки же между собой болтали, что этот клиент — крепкий орешек, об него и зубки обломать недолго. Вот тут-то её и «заклинило»: поспорила, что женит на себе этого страшненького коротышку во что бы то ни стало, хотя на самом деле всерьез о таком замужестве не думала. Если выходить замуж — так за иностранца, чтобы уехать из этого кошмара. Но — поспорила, пришлось соответствовать, чтобы выдержать марку. Правда, про себя считала, что просто заставит его сделать ей предложение, засыпать подарками, завалить деньгами. А «динамо крутануть» никогда не поздно.
Первым делом она дала ему понять, что ни он, ни даже его деньги лично ей совершенно неинтересны. Она работает — вот и все. А каждый труд должен быть оплачен, это святое.
Ирина знала: Босс никогда не был женат, считая, что семейная жизнь — это только обуза, никогда не влюблялся и даже не привязывался к тем многочисленным девушкам, которые у него были, он их просто покупал, как дорогой десерт на закуску. С женщинами он никогда не был жесток, наоборот — щедр и почти ласков, хотя сквозь эту оболочку отчетливо проглядывали равнодушие и даже презрение.
«Врага надо любить его же оружием», — это парадоксальное правило Ирина исповедовала свято. И держалась с независимой дерзостью, которая, ко всему прочему, выгодно её отличала от прочих девушек, обслуживающих подобные заведения. Подметив однажды взгляд Босса — холодный, циничный и жесткий, — она постаралась усвоить такое же выражение глаз, как бы говоря: я работаю — ты мне платишь а остальное никого не касается. Рыбак рыбака видит издалека — очень скоро она стала официальной любовницей Босса.
Через полгода их близких отношений она вдруг с удивлением обнаружила, что Босс её любит. Сначала это приятно пощекотало её самолюбие, потом несколько встревожило: влюбленный «спонсор» оказался безумно ревнивым и неудобным в повседневном обиходе. Ирина постаралась отодвинуть его на максимально безопасное расстояние и… просчиталась. Постулата: чем меньше любим… и так далее никто на самом деле не отменял.
Чем больше Ирина капризничала, жаждала независимости и откровенно издевалась над любовником, тем крепче он к ней привязывался. Она в открытую стала ему изменять — он побесился неделю, потом смирился, услышав резкую отповедь:
— Женись на мне, тогда хоть ложкой хлебай! А пока отвянь.
За десятую долю такой дерзости любого другого человека на следующий же день не было бы в живых. Ирина прекрасно это знала, но откровенно играла с огнем: опасность только придавала пикантности уже тяготящей её связи. Но… коготок увяз — всей птичке пропасть. Босс уже не мыслил себе жизни без своенравной и стервозной красавицы. Правда, жениться все-таки не спешил, хотя в конце концов сделал ей предложение — стать его законной женой. Она только удивленно подняла одну бровь:
— Дорогой мой, я не продаюсь, меня можно только взять в аренду. Что тебя не устраивает? Я работаю — ты платишь. Захочу — уйду к другому. Пусть будет меньше денег, моя независимость мне дороже.
В первую секунду она испугалась произведенного эффекта: Босса охватил лютый гнев, ещё никто не смел ему отказывать, больше всего ему в тот момент хотелось её задушить, но… Но, судя по всему, «попал» он крепко, ещё больше стал уважать её и даже считаться с ней, чего не делал никогда и ни с кем.
Еще через полгода они все-таки поженились: Босс всегда получал то, что хотел. Теперь он уже не мог представить свою жизнь без нее. Само его существование приобрело для него другой смысл. Она стала ему не только женой, но и его ребенком, избалованной взбалмошной, его дорогой девочкой. Он прощал ей все, любые её прихоти и безумства, лишь бы она была с ним, хотя на людях разговаривал с ней намеренно сухо и иронично.
Ее фантазии приобретали иногда самые причудливые формы, он только подсмеивался над ней, но, как говорится, береженого Бог бережет, а потому окружил её целой толпой проверенных и преданных ему охранников, задача которых была не только охранять, но и не допускать каких-либо контактов с посторонними мужчинами. Все в обществе, в котором они вращались это знали, никто не решился бы даже на легкий флирт, понимая, что рискует головой, в прямом, а не в переносном смысле. Впрочем, она исхитрялась обходить любые запреты, это придавало остроту и пикантность её жизни. Но за десять лет она просто устала. Нет, не просто — смертельно устала от мужа, которого никогда не любила. И от своей щедро раззолоченной клетки — тоже…
