запутанно и податливо, оно встраивается в каждую отдельную историю. Оно не всегда означает, что вы любите одного человека больше, чем другого. Для некоторых оно означает, что ваше сердце расколото надвое. Влюбленность в Бена не означала, что я разлюбила Филиппа. Я просто была эгоисткой и запуталась. Я любила Филиппа, по-настоящему любила.
Это была особенная любовь, которая проникла во все уголки моей души и пустила там корни.
Из-за рака Филиппа я не стала любить его меньше, но его болезнь дала мне возможность покаяться в своем грехе, исправить его. Быть рядом с ним в последние мгновения, как я не смогла быть рядом с мамой. И даже не это было поводом оставаться с кем-то, но я осталась, потому что наша любовь была настоящей.
В тот день, когда я провожала Бена до двери, Санни принялся бросаться мне в ноги.
– Я пойду выгуливать Санни, – крикнула я Филиппу.
Мы впервые остались одни, и даже при довольно прохладной погоде воздух между нами казался душным. Если я думала, что Бен собирается сесть в свой грузовик и уехать, то я ошиблась. Он остался и пошел со мной в сторону улицы.
– Он ужасно выглядит.
– Да, – ответила я, – Вот что делает с людьми рак.
Пара бабочек порхала вокруг головы Санни, и он погнался за ними. А когда мимо проехал грузовик «Федэкс», он потерял ним интерес, натянул поводок и принялся лаять.
– Что ты собираешься делать, когда поймаешь грузовик, а, крутой парень?
Бен выжидающе находился поблизости, и его молчание было хуже всего. Раньше мы совершали такую прогулку каждый день, и у нас никогда не заканчивались темы для разговоров.
– Сколько у него времени? – наконец спросил он.
– Явно маловато.
– Что бы тебе ни понадобилось, я рядом.
Но он был неправ, и я замерла. Все мои чувства требовали выхода – вина, стыд, горе. Я заговорила ядовито и с пылом.
– Та ночь ничего не значила для меня, Бен. Ты должен знать это. Ничего. Ты ничего для меня не значишь. Понимаешь?
Он позволил мне выплеснуть все наружу, терпеливо ожидая, пока мой порыв иссякнет.
Старина Бен. Средоточие спокойствия и сдержанности. Благоразумный в любой критический момент. Но теперь мне была нужна его чувственность. В тот самый момент я решила наказать Бена так, как была наказана сама. Это избавило бы меня от вины, и Филипп мог бы спокойно умереть.
– Что бы ни случилось с Филиппом, между нами все кончено. Я никогда не буду с тобой. Никогда. Такие люди, как мы, прокляты. Мы никогда не будем счастливы. Было бы глупо думать иначе.
Его лицо побледнело от моих уничижительных слов. Все это было жестоко и подло, но мне было все равно. Мне показалось, что под конец он сломался. Я поняла это не по его словам или действиям. В его глазах промелькнула боль, их до неузнаваемости изменила пелена, означавшая, что пути назад нет. Я не могла забрать обратно свои слова, и боль осела на его щеках.
Когда он заговорил, я едва узнала его голос.
– Он еще и мой друг. Ты забываешь об этом, Шарлотта. Ты думаешь, что только тебе больно. Мне тоже больно. Но ты права. Это… что бы это ни было… все кончено.
Он развернулся и направился к своему грузовику.
Мне даже не было больно. Бен, который был в моем сердце, исчез.
Глава 34
Октябрь 2018 года
Когда мы вернулись, Филипп ждал наверху лестницы.
– Бен вырвался отсюда, как летучая мышь из ада.
Наши взгляды встретились.
– Он расстроен.
– Вы все чересчур драматизируете.
Цинизм Филиппа меня немного задел. Позднее, той ночью, когда мы лежали в постели, его цинизм ранил меня еще сильнее. Филипп дрожал, а я накрывала его теплыми одеялами и грела руками.
– Мы все умрем, Чарли.
Я понимала это, но мне не нравилось, насколько непринужденно он об этом говорил.
– Не иметь ничего наподобие страха, это все равно что не иметь ничего, ради чего стоит жить. Страх заставляет вас бороться, а борьба означает, что тебе не все равно.
– Нет, Чарли, бороться бесполезно.
– Это ужасно, – сказала я, уронив голову ему на плечо. – Ты сдаешься?
– Не то чтобы мне дали какой-то выбор, дорогая. Кроме того, я не совсем сдаюсь. Я принимаю все эти причудливые витамины и добавки от Либерти.
Он и правда их принимал, но мы оба знали, что это делалось лишь для того, чтобы меня успокоить.
Устав говорить о раке, я подняла другую тему.
– Я разговаривала с отцом, Филипп.
Казалось, будто тот разговор состоялся целую вечность назад, и гнев на Филиппа за то, что он разыскал его, утих.
– Я рад, Чарли. Люди удивляют нас.
– Печально, что он чувствовал, что уйти – его единственный выход.
– Такие решения показывают нам, кто мы есть на самом деле, моя дорогая. Я думаю, что твоему отцу пришлось уйти, чтобы найти себя.
Если он был прав, это означало, что я повела себя как злой человек. Я могла бы подождать те несколько часов до утра, но не стала. Я выбрала другого. И для удобства стерла это из памяти.
– Он был моим отцом. У него была ответственность за нас.
– Смерть – интересная штука, Чарли. Когда мы сталкиваемся с ней, наши решения имеют гораздо больший вес.
Куда бы я ни посмотрела, наши совместные решения имели последствия.
– Дай отцу шанс. Это не изменит того, что произошло, но может изменить то, что впереди.
Разговор перешел на то, как Филипп любил меня воспитывать, что стало одной из первых причин, по которой я в него влюбилась.
– Ты должна получать удовольствие от жизни. Праведность достойна восхищения, но…
– Стоп.
Я приложила пальцы к его губам и со всей любезностью, на которую была способна, попросила его закрыть рот.
– Не говори мне, как мне жить, Филипп. Ты мой жених, я тебя люблю, и буду о тебе заботиться.
– Ты не молодеешь, Чарли. Тебе пора обзаводиться детьми.
Я игриво ударила его.
– Ты даже перестал быть смешным.
– Но ты же смеешься.
И мой смех превратился в слезы. Воспоминания о нашей недолгой совместной жизни нахлынули на меня, как забытые слова к любимой горько-сладкой песне о любви.
– Не плачь, Чарли, – он повернулся ко мне и посмотрел мне в глаза.
– Я не представляю этот мир без тебя.
Он опустил голову, шрам от швов оставил в волосах тонкую линию вдоль его черепа. Одной рукой он обнял меня за талию и пощекотал живот.
– Я ни
