или стал совершенно безответственным, вроде Гаса (с которым она порвала еще несколько месяцев назад после того случая), или боится, что станет материалом для очередной статьи, или трахается сейчас со своей партнершей по сериалу, а она — психопатка-собственница — удаляет все приходящие ему сообщения. Я не виню Стефани в том, что она уже устала придумывать для него всевозможные оправдания, но при мысли о том, что он попросту не желает со мной разговаривать, мне хочется повеситься или свернуться клубочком на диване, в слезах и с обгрызенными заусенцами.
Я даже сама не понимаю, почему так болезненно отнеслась к тому, что Адам меня отверг. Разумеется, у меня есть свои соображения на этот счет.
В реабилитационном центре я узнала, какой опасности подвергаются наркоманы и алкоголики, когда возлагают на что-то или на кого-то надежды, потому что мы не в состоянии самостоятельно преодолеть разочарование, но даже это объяснение не помогает мне справиться с хандрой. Когда я была тогда с Адамом, я впервые в жизни поняла, что означает выражение «найти свою половинку». Просто тем людям, от кого я это раньше слышала, потребовалось много лет для того, чтобы это понять, ну или хотя бы несколько месяцев или недель. Мне же хватило всего пару дней.
Плач переходит во всхлипы, и я понимаю, что целиком отдалась во власть депрессии. «Депрессия неизбежна», — говаривал Томми, и меня всегда поражало, с какой небрежностью он произносит это слово — «депрессия» — как будто говорит о простуде, а не о сокрушительно горестном состоянии, делающем жизнь невыносимой. «Но и это пройдет», — добавлял он, как будто отлично знал, что такое депрессия.
Спустя три дня, за которые я не принимала душ, не умывалась, ничего не ела, не отвечала на телефонные звонки и не делала вообще ничего — только зашвыривала кошкам в миску корм да курила, даже не вылезая из пижамы, — я принимаю решение проверить голосовую почту. Мама, Стефани, актер с CSI, который пытался залезть мне в трусики в Нью-Йорке, Тим, снова Стефани и тысячи поклонников. И хотя я прекрасно знаю, что Адам ничего мне не оставил, я все равно начинаю плакать, когда дохожу до последнего сообщения, которое оказывается не от него. Когда же я узнаю голос, то начинаю плакать еще отчаяннее.
— Амелия, — слышу я голос, который одновременно узнаю и не могу вспомнить. — Ну что я могу сказать? Теперь ты примечательная личность. Любимица всего города. Большая шишка. — Кто бы из моих знакомых мог употребить подобные выражения?
И тут до меня доходит.
— Отчасти я рад, что ты не забыла о том, что было между нами, — говорит Крис слегка надтреснутым голосом, — но неужели ты думала, что я ничего не узнаю? Или тебе просто наплевать? — Я сижу, как парализованная, а он делает именно то, чего ему делать не следует, то есть цитирует мою колонку. — «Только через несколько недель, когда мы снова встретились, я поняла, что абсолютно неправильно отнеслась к такому понятию, как групповуха: потому что большинство девушек занимаются этим со своими сексуальными подружками или, скажем, с кем-нибудь из «Ред Хот Чили Пепперс». Я же — с двумя ребятами, которым, вероятно, проще было бы облететь звездную галактику, чем справиться с женским телом». — Крис откашливается. — Может, я и плюнул бы на это, если б с того самого дня ты не шарахалась от меня, как от прокаженного, — говорит он. — Но, Господи Иисусе, надо же думать и о других. Не только о себе.
После этих слов меня снова сотрясает приступ рыданий, и если попробовать их посчитать, то это было бы так же невозможно, как и сказать, сколько рисунков на сплошь покрытом татуировками теле. Потом я курю, сидя в полнейшей прострации. Я раздумываю над тем, не стоит ли позвонить Стефани, чтобы узнать у нее, правда ли, что я самый дрянной человек на свете, но вместо этого, уже обессилев от слез, засыпаю на кушетке.
Чуть погодя — может, минут через двадцать, а может, и через пару часов — я просыпаюсь от стука в дверь. Спотыкаясь, я иду открывать, голова у меня кружится как с похмелья. На пороге стоит Стефани с пакетом «Трейдер Джойс» в руках, а рядом с ней — какая-то пухлая мексиканка.
— Ни слова, — говорит она, жестом приглашая женщину войти. — Я сказала Розе, что у меня экстренный случай. — И добавляет, вручая мне пакет с пробной смесью: — Хотела купить тебе что-нибудь более полезное, но поняла, что начать нужно с чего-то, что ты точно съешь.
— Спасибо, — благодарно квакаю я, а она открывает окно в моей гостиной и начинает опустошать переполненные пепельницы.
— Не за что, — отвечает Стефани. — А теперь Роза приберет твою квартиру, а ты перестанешь сходить с ума из-за этого парня.
Глава 28
— Держи, — говорит Стефани, продираясь сквозь толпу старлеток, и протягивает мне диетическую колу. Я с благодарностью ее принимаю и киваю в сторону зала, где можно постоять. Прошла почти неделя с тех пор, как они с Розой пришли ко мне домой и буквально вернули меня к жизни, и я вынуждена признать, что мне стало гораздо лучше. Разумеется, я все еще страдаю из-за Адама, но Стефани уговорила меня относиться к этому как к навязчивой зубной боли или мигрени — ужасно, конечно, но вполне можно жить. А еще Стефани убедила меня, что я должна сходить на вечеринку, устроенную журналом «Конде наст», так как именно это мне сейчас и нужно. Но пока я стою и дожидаюсь, когда она принесет мне колу, я вновь возвращаюсь к своим мыслям: это как назойливая песня Бритни Спирс, которая застряла у тебя в мозгах и время от времени снова начинает там звучать, хотя тебе и кажется, что ты ее уже давно забыла.
Обычно меня приводили в восторг такие вечеринки, и я фантазировала, что со мной обязательно приключится что-нибудь значительное. Но в трезвом виде это оказывается совсем не так весело, я даже начинаю понимать, насколько скучными, по сути, являются подобные мероприятия. «Говорим обо всем и в то же время ни о чем», — думаю я, здороваясь с агентшей, которая вечно грубила мне, когда я работала в «Эбсолютли фэбьюлос», и говорю ей, что я тоже очень рада ее видеть, и принимаю ее поздравления: «Давай, девочка!» Раньше я обычно винила себя, если вечер оказывался скучным, за то, что я
