ладонь, и я вижу, что на ней лежит несколько маленьких белых таблеток. Это и есть экстези? Я пробовала его несколько раз, но обычно была к тому времени настолько пьяна или накачана наркотиками, что даже не помню, как он выглядит.
— Дело в том, что у меня как раз были проблемы с наркотиками, — с сожалением говорю я. — То есть я пристрастилась к коке, а это наркотик. Поэтому о наркотиках не может быть и речи, правильно?
Не знаю, насколько риторически прозвучал этот вопрос, но это уже не имеет значения, потому что, не успела я вымолвить последнее слово, как хватаю таблетку, отправляю ее в рот и запиваю вином. Я наблюдаю за тем, как он делает то же самое, и рада бы почувствовать себя виноватой за то, что только что нырнула в то самое болото, но давно не испытываемые эмоции вновь пробуждаются. Мне становится легко и приятно, как будто я собралась в путешествие, на время которого мои мысли оставят меня в покое. И потом я думаю: «Ну что ж, уж если я проглотила одну таблетку, послав ко всем чертям все эти завязы, то можно взять вторую. Гулять так гулять».
Я глотаю еще одну таблетку, снова прикуриваю сигарету и жду, когда же погружусь в забытье.
— Что-то я ничего не чувствую, — обращаюсь я к Джереми, который вставляет в CD-проигрыватель диск с «U2».
Он оборачивается ко мне.
— Ты вся взмокла, — отвечает он. — Поверь, он действует.
Я трогаю лоб и понимаю, что он влажный, но я приняла наркотик не для того, чтоб меня бросило в пот, а чтобы мне стало хорошо, и с каких это пор потливость приравнивается к блаженству? На выпускном вечере в школе мы с моим бойфрендом приняли экстези, но не стали говорить об этом другим парам, которые ехали с нами в лимузине, побоявшись, что нас осудят. Но попытки скрыть кайф превратили поездку в подлинную катастрофу. Когда после вечера две другие парочки догадались, чем мы напичканы, они тоже решили немедленно последовать нашему примеру. Помню, я Сидела на кушетке, не в состоянии понять, почему не могу ни с кем разговаривать, и наблюдала за тем, как одна из девушек, никогда до этого не пробовавшая наркотиков, высоко подпрыгивала и кричала: «Мне кажется, что я танцую на облаке! Мне никогда в жизни не было так здорово!»
Глядя, как Джереми открывает еще одну бутылку вина, я окончательно убеждаюсь, что его экстези — полное дерьмо.
— Можно мне еще раз взглянуть на экстези? — спрашиваю я.
Джереми с улыбкой достает из кармана еще одну таблетку.
— Открывай рот, — говорит он, и, хотя жест чересчур интимный и в какой-то степени насильственный, мне слишком хочется проглотить таблетку, чтобы забивать себе этим голову. Рот раскрывается сам собой, он кладет мне на язык пилюлю, и я отпиваю еще вина.
Довольно скоро я оживляюсь и начинаю рыскать в его коллекции дисков в поисках музыки, под которую можно было бы станцевать. Но Джереми говорит, что у него есть сауна, и это кажется мне настолько интересным, что я немедленно требую ее показать. «Этот дом похож на парк развлечений», — думаю я, поднимаясь вверх за ним по лестнице, понимая, что мысль довольно нелепая, и вообще какого черта меня так восхитило упоминание о сауне, как будто я никогда её не видела.
Оказывается, что мне хочется не столько попариться, сколько просто взглянуть на сауну, и как только я на нее взглянула, то тут же вспомнила про другое. Закурить! Выпить! Может, куда-нибудь съездить? Мысли перескакивают с одного на другое, стараясь выработать безупречный план действий, чтобы удержать это состояние. Но тут я вспоминаю про Адама и про то, какой ужасной лгуньей я выгляжу в его глазах, и мне становится грустно и невыносимо, мысль об этом затопляет мой рассудок.
— Наверное, надо дернуть еще одну, — предлагаю я Джереми, когда мы выходим из ванны с сауной.
— Ну не знаю. — Вид у него слегка озабоченный. — Это очень крепкая дрянь, ты и без того уже достаточно приняла. — Его мысли написаны у него на лице: «Эта девушка сказала, что завязала, а потом наплевала на все и теперь собирается накачаться. Как бы это не закончилось звонком в службу девять один один».
— Слушай, я знаю, что делаю, поверь мне, — отвечаю я, протягивая ладонь. Мне неудобно быть попрошайкой. Когда я нюхала коку, то почти всегда у меня выпрашивали.
— Давай пополам, — наконец сдается Джереми и разламывает одну таблетку на две половинки. Когда мы спускаемся в кухню, чтобы взять еще вина, я вдруг понимаю, что он мне совсем не нравится, и не только как потенциальный любовник. Проглатывая свои полтаблетки, я думаю о том, какого черта я сейчас нахожусь рядом с человеком, с которым даже и говорить бы не стала на какой-нибудь вечеринке, и именно тогда осознаю, что вся эта ночь — огромная ошибка.
Выкурив еще несколько сигарет, я вдруг чувствую усталость и ложусь на одну из его роскошных бархатных кушеток.
— Твой экстези — полный отстой, — констатирую я, подкладывая под шею одну из его подушек в восточном стиле.
— Поверь, это лучшая дрянь в городе, — возражает Джереми, следуя моему примеру. — Мой поставщик поставляет ее всей этой публике из «Фокс».
Кажется, я на минуту прикрыла глаза, потому что когда их открываю, то почему-то смущаюсь. Сначала я не могу вспомнить, где нахожусь, но уже в следующую секунду вспоминаю и тогда смущаюсь еще больше, потому что оказывается, что мы с Джереми целуемся.
— О господи, — произношу я, оттолкнув его и привстав. Он улыбается, и я вижу, какие у него громадные зрачки. Джереми проводит пальцем по моей ноге, хотя я этого терпеть не могу и понимаю, что он хочет воспользоваться моим состоянием, поэтому отдергиваю ногу, хотя лучше мне не становится. Я озираюсь и вижу пустые бокалы, наполненные сигаретными окурками, разбросанные по полу диски и мой любимый жакет, который валяется у двери, и вдруг ощущаю такую парализующую пустоту, которой не чувствовала уже шесть с половиной месяцев.
— Наверное, я пойду, — говорю я, подхожу и подбираю с пола свой жакет. — Который час?
Джереми смотрит на свои серебряные «Роллекс».
— Половина четвертого, — отвечает он. — Брось! Даже и не думай о том, чтобы ехать домой. Я не смогу сесть за руль в таком состоянии.
— Тогда я вызову такси, — продолжаю я, будто это самое обычное дело, хотя даже не могу вспомнить, когда делала это в последний раз. А в Лос-Анджелесе вообще есть такси?
— Не
