а Паулина прошипела сейчас же её опустить.
— Сам хочу того же, поверь. Пусть только Лия вернётся.
Лия вбежала, на ходу расправляя скатку. Я уложил Паулину.
— Срок ещё не подошёл, — встревожилась Лия. — Ещё целый месяц!
— Подошёл! — кивнула Паулина.
Лия поглядела на её живот с неприкрытым испугом.
— Я не умею… Я раньше не… — метнула взгляд на меня, — Ну хоть ты?..
— Нет! Я не принимал родов! Видел как кобылы…
— Я не кобыла! — воскликнула Паулина, и схватки вновь её сковали. Через силу прорычала: — Берди! Приведите Берди!
Я метнулся к двери.
— Куда мне?..
— Нет! — перебила Лия. — Берди с тобой не пойдёт, да и я отыщу её быстрее! Будь здесь!
Мы с Паулиной запротестовали, но Лия одёрнула:
— Выбора нет! Останешься и поможешь ей! Я быстро! — И вылетела, хлопнув дверью.
А я уставился ей в след, избегая взгляда Паулины. Роды ведь — дело небыстрое, да? Не на один день могут растянуться? Пешком до города четверть часа. Лия быстро обернётся.
Дождь, тем временем, полил сильнее.
Паулина снова застонала, и я неохотно повернулся.
— Тебе что-нибудь нужно?
— Не от тебя!
Прошёл час. Я бранил Лию и беспокоился за неё. Ну куда же она пропала? Схватки у Паулины участились и стали ещё мучительнее. Я, было, попытался отереть ей лоб холодной тряпкой, но она тут же ударила меня по руке.
Когда боль отпускала, Паулина жгла меня испытующим взглядом.
— Помню, Лия тебя проклинала. Чем же вернул её доверие? Чёрным колдовством?
Я посмотрел на ее мокрое, с прилипшими белокурыми прядями, лицо, заглянул в глаза, которые ещё никогда не смотрели настолько потерянно.
— Люди меняются, Паулина.
— Не меняются, — презрительно ухмыльнулась она. Её голос задрожал, но почему-то не злобой, а печалью.
— Ты изменилась.
Паулина сердито глянула на меня и показала живот:
— Шутить вздумал?
— Я не о беременности. Хотя бы о том, как ты рвалась меня зарезать.
— Как не познакомиться с оружием, если норовят ударить в спину. — сощурилась Паулина.
Да. Увы, это правда.
— Но тебе, похоже, и без меня досталось, — добавила она.
Я дотронулся до запекшейся корки на затылке.
— Есть такое.
После передряги в имении я провалялся без памяти на тропе целых два дня. А перед этим меня ещё и вывернуло наизнанку. В висках уже не так стучит, но ясности мысли как ни бывало — попёрся в незнакомую хибару без оружия! Хотя, пожалуй, оно и к лучшему, ведь иначе я прикончил бы Паулину на месте.
Я подошёл к окну и отвёл ставню в надежде увидеть Лию с Берди. Завеса ливня скрыла лес, небо сотрясали громовые раскаты. Я осторожно прощупал затылок. Знать бы, скверная ли рана. Шишка под коркой надулась ощутимая. Подумать только, Убийцу из Венды чуть было не прикончила старуха с котелком!
Вот рахтаны бы посмеялись.
Рахтаны. От одного слова на душе тоска. Помню, как гордился, попав в их ряды, впервые в жизни почувствовал себя своим. Теперь я в краю, который меня отверг, в доме, где мне совсем не рады. До чего мне самому здесь тошно, но уехать не могу. А как там Гриз и Эбен? Гриз определённо набрался сил, значит, уже в пути. Эти двое мне как семья. Семья ядовитых змеев.
Я невольно улыбнулся.
— Что смешного? — смутилась Паулина.
Как посуровел её взгляд. Неужели из-за меня? В Терравине Паулина была такой доброй и отзывчивой. Ещё тогда думал: малый, которого она так горячо ждёт, вряд ли её достоин, но затем я узнал о его смерти и стал надеяться, что погиб он не от венданской руки. Возможно, и я для нее лишь венданец, варвар, сродни тому, кто отнял отца у её ребёнка. Улыбка давно сползла с моих губ, но Паулина всё смотрела на меня в ожидании.
— Ничего, — отвёл взгляд я.
Минул ещё час. Схватки подступали одна за другой. Я намочил тряпку и протёр Паулине лоб. На этот раз она не отбрыкивалась, хотя и закрыла глаза, чтобы меня не видеть. На душе становилось всё неспокойнее. По телу Паулины прокатилась очередная судорога.
Наконец, перетерев муки, она расслабилась на подушке, которую я сбил наспех.
— Паулина, боюсь, нам придётся справляться одним, — вздохнул я.
— Ты примешь роды? — вытаращилась Паулина. Затем, впервые улыбнувшись, засмеялась: — Чтобы первым моей малышки коснулся варвар?!
Я пропустил шпильку мимо ушей. За час в голосе Паулины поубавилось яда. Ей надоело со мной препираться.
— Так уверена, что родится девочка? — спросил я.
Но ответить она не успела. Паулину пронзила до того сильная боль, что я подумал, сейчас лишится чувств, но тут:
— Нет! — навзрыд протянула она. — Не уверена! Кажется, она на подходе! Боги мои, ну почему сейчас?!
Следующие секунды потянулись как в горячечном бреду. Мучительные вопли Паулины разрывали меня на кусочки. Она выла. Умоляла. Сгибалась вдвое от судорог, а я держал за плечи. Её ногти впились мне в руку.
От криков сердце заходилось бешеным стуком. Время пришло. Паулина рожает.
Проклятье, Лия! Чёрт бы тебя побрал!
Я уложил Паулину на подушку, задрал платье, и, стараясь не думать, стянул с неё исподнее. Головка уже показалась. Между схватками Паулина обсыпала меня тьмой крепких слов, захлёбывалась потоком безответных молитв и проклятий.
— Не могу! — откинулась она со слезами, не в силах тужиться.
— Уже вижу головку! Ещё совсем чуть-чуть! Не сдавайся!
Мимолётную радость на её измученном лице вновь смыла гримаса боли. Паулина закричала. Я придержал головку, теперь уже всю целиком.
— Последний рывок! — крикнул я. — Тужься!
Показались плечики, и через мгновение я держал в руках тёплого и влажного малыша. Он выгнулся крохотным тельцем и махнул ручкой перед лицом, глядя блестящими глазами-щёлками на мир. На меня. Взглядом до того глубоким, что пронимал душу.
— Ну что там? — обессиленно простонала Паулина.
И малыш, словно отвечая, заплакал.
— Всё отлично, — ответил я. — У тебя родился замечательный сын. — И дал его Паулине.
Глава пятьдесят третья
Людей было не меньше, чем в трактире.
Мы будто вернулись в Терравин.
Только эля не хватало. Не пахло похлёбкой. И смеха не слышно.
Зато был младенец.
Прекрасный, замечательный малыш. Пока Паулина спала, Берди баюкала его на краю кровати. Мы с Гвинет и Натией сидели за столом, а полуголый, с перевязанным плечом, Каден дремал у очага на покрывале Натии.
Дождь перерос в беспощадный ливень. Повезло, что крыша выдержала. Под одинокую течь в углу подставили ведро.
В комнате, куда меня направила Паулина, царил разгром, а окна, несмотря на грозу, были распахнуты настежь.
«Сбежали», — испугалась я. — «Дело плохо».
Трактирщик
