все думали.
— Это Лия.
Я поняла: они правы.
— Хвала богам, живая! — воскликнула Гвинет. — Но на что ей выдавать себя за королеву?
— Королеву чтут и слушают, — ответила Берди. — А кто послушает распоследнюю изменницу?
— Она хочет нас подготовить, — добавила я. Но к чему именно — не знала.
Глава пятидесятая
Полуночная луна вычерчивала очертания кабинета, тусклой белизной освещая узор оловянного кубка в моей руке. Я вернула его на витрину, к остальным диковинкам, собранным за годы службы. Эйсландский медальон, позолоченная ракушка из Гитоса, нефритовый медвежонок из Гастиньо — столько вещиц со всего континента и ни одной из Венды, с которой мы не поддерживаем дипломатических отношений. Будучи послом, вице-регент много времени проводил в утомительных разъездах. Хоть он никогда не жаловался на тяготы, по одному лицу было заметно, как он рад возвращаться домой.
Я закрыла витрину и уселась на кресло в углу. Как же приятно убаюкивал мрак. Так и забыла бы, где нахожусь, если бы не меч на коленях.
Возможности подходили к концу. Даже в замке стало так неспокойно, что на четвёртую ночь мне пришлось разговаривать с горожанами со стен аббатства… Благо, люди меня нашли. Сегодня, не сомневаюсь, и там выставят часовых.
В первую ночь после поминовений я вообще чудом унесла ноги от стражи. Теперь же я куда осмотрительнее, но тогда сама себя не помнила: сердце бешено колотилось, заготовленные слова напрочь вылетели из головы. Когда увидела книжника рядом с матерью, мне в грудь словно всадили кинжал, искромсавший все чаяния на лоскуты. Не будет слёзной встречи. Долгожданного разговора по душам. Я не пойму, что ошиблась. Ничего не будет.
Будет лишь книжник бок о бок с матерью, её признание в заговоре, стражник с мечом в руке. Полминуты безумия в её обществе закончились мучительным ударом в спину и ещё более мучительным вопросом: почему я до сих пор ощущаю привязанность к матери?
Услышав шаги в коридоре, я стиснула рукоять меча. Боком разговор точно не выйдет, а какие-то плоды, возможно, принесёт. Я уже перерыла кабинеты канцлера и королевского книжника в поисках хоть одной улики, хоть скудного письма, но тщетно. Порядок царил такой подозрительный, словно всё мало-мальски обличительное заблаговременно убрали. Отлично зная заговорщиков, я даже перетрясла каминный пепел, но нашла лишь прогоревшие клочки бумаги.
В кабинете вице-регента же царил рабочий бардак. Стол заваливали кипы документов, требовавших его внимания; сверху лежало незаконченное письмо министру торговли, ожидали печати и подписи благодарственные грамоты. Где-где, а здесь точно не пытались замести следы.
Шаги приближались и, наконец, вошёл человек. На миг треугольник жёлтого света пересёк пол, но дверь закрылась, и полумрак вернул своё. Вошедший мягко пересёк кабинет, наполняя воздух тонким ароматом… одеколона? Я уже и забыла, что придворные могут изыскано благоухать, а не смердеть потом и скисшим элем, как совет Венды. Кресло шумно примялось под человеком, вспыхнула свеча.
Меня по-прежнему не видел.
— Добрый вечер, вице-регент
Он вздрогнул и попытался встать.
— Нет, — произнесла я тихо, но с нажимом. — Сидите.
Я вышла на свет, чтобы он увидел небрежно заброшенный на плечо меч.
— Арабелла, — Вице-регент опустился в кресло.
Лицо настороженное; голос, вопреки опасению, ровный и сдержанный. Вице-регент всегда был потвёрже духом, чем другие министры — не поддавался панике, не суетился попусту. Хронист бы точно уже носился по кабинету с воплями.
Я села в стул напротив.
— Будете тыкать в меня этой штукой? — кивнул он на меч
— Я не тыкаю, уж поверьте. Иначе, вы бы почувствовали тычки. Вообще-то, я пытаюсь вести себя с вами учтиво. Всегда любила вас больше, чем остальной кабинет, просто это ещё не означает, что вы не действуете с ними заодно
— С кем, Арабелла?
Не скользнула ли фальшь в его голосе? Сейчас придётся забыть, как тепло он ко мне относился. Проклятье, даже доброты приходится остерегатьcя!.. Но доверять нельзя никому.
— Вы в сговоре, вице-регент? — спросила я. — Заодно с канцлером и королевским книжником?
— Не понимаю, о чём вы.
— Об измене в высших кругах власти. Что преследует книжник — загадка, ну а канцлеру, видимо, перстеньки на пальцах опротивели. Причина на всё одна — жажда власти, а она, как показал любезный наш Комизар, бывает неуёмной.
Я рассказала вице-регенту, как морриганские книжники в Венде помогают вооружать армию невиданной мощи, и при этом внимательно изучала его лицо, взгляд и движения. Всё, что увидела — потрясённое неверие, возможно, с толикой ужаса, словно он засомневался в моём душевном здоровье.
Вице-регент откинулся на спинку кресла, качая головой.
— Армия варваров? Наши учёные в Венде? Довольно… громкое заявление. Признаться, я в тупике. Чтобы совет внял голословным обвинениям, да ещё и — простите — вашим… Меня на смех поднимут. У вас есть доказательства?
Нет, и я не хотела, чтобы он знал. Каден видел и армию и книжников в пещерах, и Комизар посвящал его в свои планы, но для министров что слово венданского убийцы, что моё — пустой звук.
— Возможно, и есть, — ответила я. — Скоро я изобличу многоликого дракона.
— Дракона? — его брови хмуро сошлись. — Вы о чём?
Не знает. Или только делает вид? Небрежно отмахнувшись от вопроса, я поднялась:
— Не вставайте. Прошу один раз.
— Арабелла, что вы от меня хотите?
Я вгляделась в каждую его черту, поймала каждый взмах ресниц.
— Чтобы вы знали о предателях. Если вы один из них, будьте уверены, заплатите. Заплатите так же дорого, как мой брат. Его смерть на руках глупцов, которым взбрело в голову сговариваться с Комизаром.
— Опять вы о глупцах-заговорщиках. Даже если это правда, они не такие уж глупцы, раз утаили заговор от меня.
— Поверьте, — продолжала я, — с Комизаром они и рядом не стоят. Да им хватило глупости купиться на его посула! Поверить, что он отдаст, подозреваю, морриганский престол! Комизар не делится ничем, а властью и подавно. Как только предатели исполнят роль, им конец. И нам тоже.
Я развернулась к двери, как вдруг вице-регент подался вперёд. Свеча выхватила из сумрака белокурую прядь, упавшую на лицо. Взгляд был честен.
— Арабелла постойте! Останьтесь! Я вам помогу! Я так жалею, что не смог защитить вас от беды. На моей совести и без того столько горьких ошибок! — Он встал. — Но вместе…
— Нет. — Я подняла меч.
И вновь этот аромат, тонкий, едва уловимый, но всё же пробудил что-то в памяти. Нотки жасмина? Да, жасмин. Ещё вдох, и образ всё ярче. Мальчик вцепился в штаны отца, умоляя остаться.
Жасминовое мыло.
Нет. Не может
