быть!. Я уставилась на вице-регента, будто впервые в жизни. Светлые волосы. Спокойные карие глаза. Масляный тембр, проникающий в душу… И другой, схожий голос: «Я был морриганцем. Бастардом, внебрачным сыном высокородного лорда».
Дыхание спёрло. Ну как же я раньше не догадалась?!
Не услышала сходства в голосах?
Вице-регент — отец Кадена. Тот, кто в бессердечности не уступает самому Комизару; кто бил сына и за медяк продал бродягам.
Он смотрел на меня с надеждой.
Но заговорщик ли он?
«На моей совести и без того столько горьких ошибок».
В его взгляде промелькнула тревога.
Неужели боится за меня?
Или что я раскрыла его тайну?
— Разве я могу довериться человеку, который вышвырнул восьмилетнего сына, как мешок с мусором?
Его глаза округлились.
— Что? Каден жив?!
— Жив. И по-прежнему в шрамах. Он так и не оправился от вашего предательства.
— Я… — Морщинки изрезали его черты; он наклонился перёд и уронил лицо в ладони, что-то бормоча под нос. Затем сказал: — Я разыскивал его столько лет. Когда его увезли, сразу понял, что совершил ошибку, но не смог его найти. В итоге счёл мёртвым.
— Сначала продали нищим за медяк, а потом искали?
Он поднял на меня влажные глаза.
— Я никогда!.. Это он вам наговорил? — вице-регент откинулся в кресле, совершенно измученный и обессиленный. — Хотя что удивляться. Его мать только-только умерла… да и сам был убит горем. Я тысячу раз жалел о своём решении.
— Что же это за решение?
Он поморщился, словно воспоминания причиняли ему боль.
— Мой брак не был счастливым. Я не хотел заводить отношения на стороне, но так получилось. Жена смотрела на нашу связь сквозь пальцы. Я ей был ни к чему, к тому же Катарина заботилась о наших детях, как о родных. Но вот Кадена супруга терпеть не могла. Когда Катарины не стало, я переселил его в поместье, но она в тот же день его избила. Я не знал, как быть. Пришлось отыскать единственного родственника Катарины — какого-то дядю, который согласился взять к себе Кадена. Я даже заплатил за опеку, но, когда решил навестить сына, вся семья уже куда-то пропала.
— Каден рассказывал совсем другое.
— Его можно понять. Он ведь был восьмилетним мальчишкой, Арабелла. За считанные дни его мир перевернулся с ног на голову: мама умерла, отец отослал жить к каким-то незнакомцам… Где он сейчас? Здесь, в городе?
Если бы я и знала, где Каден, то вице-регенту ни за что бы не раскрыла.
— В последний раз я видела его в Венде. Он был заодно с Комизаром.
Взгляд вице-регента потрясённо остекленел. Я ускользнула прежде, чем он вымолвил хоть слово.
Глава пятьдесят первая
Я мерила шагами лачугу на берегу мельничного прудика, вслушиваясь в шум дождя. Огонь уже развела и даже протёрла от пыли какую-никакую мебель: обшарпанный стол, три шатких стула, табурет и кресло-качалку без подлокотника. В углу красовался с виду прочный остов кровати, матрас на котором давным-давно изъели мыши.
Эту лачугу и мельницу на другом берегу забросили много лет назад, когда под рабочие нужды приспособили глубокий и обширный пруд восточнее Сивики. Сюда теперь наведывались одни жабы, стрекозы да еноты… а ещё, изредка, юные принцы с принцессой, желающие хоть глотка свободы. На широком косяке по-прежнему вырезаны наши имена, а рядом — ещё с десяток имён деревенских детишек, кому хватило смелости сюда забраться. Поговаривали, здесь обитают Древние. Может, мы с Брином и пустили этот слушок. Просто хотели, чтобы лачуга была нашей и только. На косяке даже имя отца есть. Брансон. Я провела пальцами по шершавым буквам. Неужели и он когда-то был беззаботным мальчишкой, радостно бегал по лесу? Как же мы все меняемся. До чего неумолимо жизнь давит, крутит, переплавляет нас да так, как мы и представить не смели. Только, наверное, перемены приходят крупица за крупицей, и замечаем мы их слишком поздно.
Как с Комизаром. Реджиносом. Мальчиком, подобно его имени, стёртым из этого мира.
Я коснулась букв на косяке, кривых, но чётких. «Лия». Взяла нож и доцарапала «Джезе». Ну и ну, поменяла меня жизнь. Кто бы мог подумать.
Имени Паулины здесь не было. Мы с братьями её сюда не водили. Когда она переехала в Сивику, лачуга уже потеряла для нас прежнее очарование, и мы заглядывали в неё всё реже. Да и к тому же отлучаться так далеко — это ведь не по правилам, а правила двора Паулина соблюдала неукоснительно!.. пока не встретила Микаэля.
Ну где же она? Натия где-то ошиблась или спутала Паулину с другой? Может, дождь задержал? Он ведь еле накрапывает. Мы в Сивике к такому привыкли.
Когда я сегодня вернулась в каморку, все мысли были о том, что узнала ночью. Выходит, если кто-то из кабинета и заслуживает доверия, так это вице-регент. Моя проверка не вскрыла притворства, так что, похоже, он говорил от чистого сердца. Даже о грехах прошлого сокрушался искренне. Неужели одиннадцать лет правда изменили его? Долгий срок. Я изменилась не настолько сильно. Да и Каден тоже. Вице-регент и так в высших кругах — второй человек после моего отца. Что ещё он может заполучить?
Мысли так завладели мной, что Натии пришлось встряхнуть меня за плечи, лишь бы дослушала. Она отыскала Паулину. Та шла с опущенной головой, и капюшон скрывал волосы, но округлый живот ни с чем не спутаешь. Натия догнала её у ворот кладбища и назвала по имени. Паулина явно испугалась, но всё же согласилась прийти.
Лишь бы не я вызвала этот страх. Паулина точно не поверила бы клевете. Может, осторожничает? С Натией не знакома — вдруг ловушка? Но ей известно, что домик на мельничном пруду всегда был моим любимым укрытием. Чужак бы не позвал сюда.
Возможно, Берди с Гвинет её задержали. Гвинет и без того везде видит подвох, а уж в Сивике это как никогда оправдано. Тогда, пожалуй, отсутствие Паулины — добрый знак.
Но тревога меня не оставляла.
Я расхаживала от стены к стене. Наконец, села за стол и и, уставившись на дверь, потёрла бёдра. У меня по кусочку отнимают всё, что осталось. Не знаю, что будет, если отнимут и Паулину. А вдруг она?..
Ручка дрогнула, и дверь со скрипом приоткрылась. Всё вокруг замолкло. Я инстинктивно схватилась за кинжал, но, увидев на пороге Паулину, выдохнула. Её лицо обрамляли мокрые пряди, на розовых щеках серебрились капельки. Мы переглянулись, и я прочла в её взгляде то, чего больше всего
