Пришлось пойти на размещение новых больших займов среди населения: с 1 млрд. руб. в 1927 г. до 17 млрд. в середине 30-х годов. Крупнейшим источником доходов стала продажа водки. Еще совсем недавно Сталин заверял, что алкоголь, с помощью которого царская Россия имела полумиллиардный доход, не будет в Советской России иметь распространения. Чуть позже он изменил свою точку зрения: наивно, мол, думать, будто социализм можно
построить в белых перчатках. А в сентябре 1930 г. уже требовал: "Нужно, по-моему, увеличить (елико возможно) производство водки. Нужно отбросить ложный стыд и прямо, открыто пойти на максимальное увеличение производства водки..." И это было сделано.
Важным источником явилась эмиссия. В 1930 г. денежная масса, находившаяся в обращении, увеличилась в два с липшим раза быстрее, чем продукция, произведенная отраслями промышленности группы "Б". Аналогичная тенденция действовала до конца первой пятилетки со всеми вытекающими отсюда инфляционными последствиями.
Экстраординарными мерами проводился экспорт зерна. До сих пор существует мнение, будто данная статья вывоза играла особо важную роль в обеспечении государства валютой для закупки техники. Статистика, однако, не дает подтверждений. Наибольшую выручку за вывоз хлеба удалось получить в 1930 г. -- 883 млн. руб. В тот же год продажа нефтепродуктов и лесоматериалов дала более 1 млрд. 430 млн. руб. Пушнина и лен добавили еще почти полмиллиарда и т. д. В последующие годы цены на зерно упали на мировом рынке. Экспорт большого количества хлеба в 1932--33 гг., когда голодный мор косил советских людей, суммарно дал всего 389 млн., а продажа лесоматериалов -- почти 700 млн., нефтепродуктов -- еще столько же. Вывоз пушнины в 1933 г. позволил выручить средств больше, чем за хлеб.
Подобные факты заставляют еще раз подумать над тем, как Сталин, Молотов, Каганович и другие политики изыскивали средства на нужды индустриализации. В 1926 г. генсек убеждал партию и народ, что нравы поме-щичье-буржуазной России ("Сами недоедим, а вывозить будем") ушли в прошлое. Он и позднее регулярно говорил о преимуществах социалистической индустриализации, связанных, в частности, с неуклонным ростом благосостояния рабочих, всех трудящихся. Какая же катастрофа вынудила его изменить мнение в годы пятилетки, особенно в 1932--33 гг.? Неуемное желание поддерживать провозглашенные темпы? Но выручка за хлеб уже не могла ничего изменить, а сохранение зерна внутри страны в тот трагический час спасло бы жизнь многим нашим людям.
Напрашивается и другая тяжелая мысль. Зерно изымалось у крестьянства по баснословно низкой цене, а увеличение экспорта нефтепродуктов и других видов прибыльной продукции требовало иных расходов и усилий. Вот и шли по линии наименьшего сопротивления. А ведь пони
мали, что это преступление, и скрывали его тщательно. Ни в одной из газет того времени о голоде не было сказано ни одной строчки. Даже теперь исследователи с трудом изыскивают в архивах сведения для выявления подлинных потерь.
Давно пора отказаться от мифа об опасности иностранной интервенции. Потенциально военная угроза сохранялась. Но кто и как мог реализовать ее на рубеже 20--30-х годов? Сталин пытался разыграть эту карту. В секретном письме Менжинскому, указывая, кого нужно арестовать и как допрашивать будущих участников процесса Промпартии, он требовал создать такой сценарий, чтобы в глазах советских людей инициаторы готовящейся агрессии были связаны с английским и французским правительством. Кроме того, генсек высказал мысль о возможности военного союза Польши с Латвией, Эстонией и Финляндией против СССР. А в итоге расходы на оборону оказались единственной графой в пятилетнем плане, по которой контрольные цифры были выше отчетных данных об исполнении.
Современный анализ первой пятилетки (а значит и той системы, которая тогда утвердилась) только начинается. Однако в любом случае приверженцы административно-командных методов не поставят под сомнение догмы, которые позволили "отбросить нэп к черту" и превратить СССР в монополистический концерн, руководство которого является одновременно и властью и собственником, а народное хозяйство развивается в рамках единого директивного плана. Они и сегодня отстаивают эти принципы. Вчитайтесь: "Приоритет идеологии над экономикой -- это не мелочь, не частность, не волюнтаризм, не глупость тех или иных руководителей -- это суть той модели, с которой мы жили, ее устои".
Это было сказано в 1990 г. после пяти лет перестройки, сказано тогдашним Председателем Совета Министров СССР. Спору нет, речь идет не о частностях. Оставим в стороне и вопрос о глупости отдельных руководителей. Но никак нельзя согласиться с главным, ибо приоритет идеологии над экономикой -- это и есть волюнтаризм. Вполне возможно, что, подобно процитированному премьеру, Сталин в глубине души думал то же самое, но вслух бы говорить не стал, хотя именно он и утвердил в жизни народов СССР модель, дожившую до 90-х годов.
Доказывать, что субъективное начало стоит выше объективных факторов? Отрицать марксистский тезис,
согласно которому общественное бытие определяет общественное сознание?
Жизнь заставила его считаться и с реальным опытом. Надо полагать, он навсегда запомнил поездку в Сибирь, войну с единоличным крестьянством, невиданное ранее разбазаривание средств, распыление ресурсов, штурмовщину, карточки и голодный мор в мирное время. Экономика оказалась в положении лошади, которую заставили везти непосильный груз. Трудовой порыв передовиков, соревнование, борьба за укрепление дисциплины позволили только локализовать некоторые трудности, но не предотвратить общий срыв. Темпы развития индустрии быстро упали с 23,7 % в 1928/29 гг. до 5 % в 1933 году.
Нет, он ни в коей мере не был сентиментальным человеком. Политику ускоренных темпов Сталин сам назвал "подхлестыванием страны" в интересах социализма. Так и сказал: "партия подхлестывала страну". Кризис стал реальностью. Уже в 1931 г. пришлось ослабить вожжи, пойти на обходный маневр. Призывы к свертыванию товарно-денежных отношений прекратились. Потом была разрешена свободная колхозная торговля; промышленные предприятия тоже получили право реализации сверхплановой продукции. Появилось даже выражение -- "неонэп". Административно-репрессивная система довольно быстро придушит подобные "вольности". Но она и потом не раз будет прибегать к мероприятиям, открывающим дорогу экономическим рычагам. А мы до сих пор спорим о том, возможны ли были альтернативы...
При составлении плана второй пятилетки Сталин, которого даже члены Политбюро теперь называли между собой "хозяином", обещал обойтись без подхлестывания. В 1933--1937 годах прирост продукции должен был составить в среднем 16,5 % в год, т. е. намного меньше, чем в первой пятилетке. Причем отрасли группы "Б", т. е. предприятия, выпускающие предметы потребления, должны были по темпам роста заметно превзойти отрасли группы "А", т. е. тяжелую промышленность. На словах это мотивировалось переходом к новому этапу социалистического строительства. На деле было обусловлено острой необходимостью усиления внимания к социальным вопросам, к подъему жизненного уровня трудящихся.
Планы и теперь неоднократно менялись, подвергались корректировке, но прежнего произвола, как правило, не было. В годы второй пятилетки Г. К. Орджоникидзе (в 1930 г. он возглавил ВСНХ СССР вместо В. В. Куйбыше
ва, ставшего председателем Госплана СССР) стал гораздо более реалистично оценивать хозяйственные ситуации, возможности экономики в целом. Работники ВСНХ больше не ратовали за увеличение выплавки чугуна "любой ценой". Нередко их руководитель шел даже на уменьшение ряда заданий. Технократический подход, затратный метод сохранялись, но уже не говорили: "Сначала завод, а потом город", сначала -- станки, уголь, нефть, а потом, дескать, будем заботиться о жилье и школах (экономия на этом еще совсем недавно считалась нормальной). Качественно новым стало отношение к соревнованию, к материальному стимулированию.
Прежний лозунг "Техника решает все!" не оправдал себя. Он отражал технократические представления о предприятиях-гигантах, конвейерных линиях, о всесилии машин и приближении эры роботов, автоматов, "кнопочной" цивилизации. Важность стационарного обучения, роста производственной квалификации и общей культуры явно недооценивались. Не случайно наркому просвещения А. Луначарскому и всей его коллегии, защищавшей эти принципы, пришлось уйти в отставку.
Массовые поломки оборудования, крайне медленное освоение новых механизмов, низкая культура труда основной массы рабочих -- вчерашних крестьян усугубляли общие трудности возведения заводов и фабрик, строительства поселков и городов. И хотя об ударниках первой пятилетки написано немало, вряд ли читатель быстро назовет двух-трех героев труда того периода. Зато легко перечислить новостройки конца 20-х начала 30-х годов: Днепрогэс, Уралмаш, Магнитка, Турксиб, Комсомольск-на-Амуре и т. д. А теперь попробуйте с такой же легкостью вспомнить бастионы индустрии, построенные во второй пятилетке или в третьей. Получилось?
