пальцы в кровь, или стонах баронессы, по-прежнему стоявших в ушах…
На этот раз воздух был не серым, а обычным, а звуки звучали так, как им и положено. Именно поэтому ее напряженный до предела слух уловил скрип колес и бряцанье сбруи даже сквозь шум дождя и ветра. Твила отодвинула тяжелую штору и выглянула наружу. Сквозь рисунок капель виднелась запряженная карета. Ее подали к самому крыльцу. Дождь начал резко стихать, и через каких-то пару минут ночь оглашал лишь вой ветра. Баронесса куда-то едет?
Твила с трудом могла припомнить вчерашний вечер. По сути, все воспоминания сводились к ощущениям: волнение перед поездкой, тошнотворные картины, вкусный ужин, восхищение баронессой, головокружение от ее немыслимого предложения и трепет от ощущения сопричастности к чему-то таинственному и важному… Кажется, ее светлость рассказывала сказку… почему рядом не было мастера? Ах да, барон… перед мысленным взором встали беззвучно шевелящиеся губы, тонкие и мягкие, ласкающие каждую букву своим прикосновением, рассказывающие историю, от которой веяло холодом и захватывало дух. Вот только о чем была та история?
А потом вернулся мастер, и стало тепло, уютно и спокойно… пока Твила не проснулась в собственном кошмаре.
Из всего этого она точно знала одно: восхищение баронессой как рукой сняло – умерло в ее сне, на том самом столе, рядом с черным барашком. Нехорошо, конечно, менять к человеку отношение из-за того, как он вел себя в твоем сновидении, но Твила ничего не могла с собой поделать. К тому же что-то подсказывало, что любой сон – сон лишь наполовину. В голове возникли вопросы, почему-то не тревожившие ее прежде. Зачем баронесса их пригласила? Чтобы предложить поселиться у нее? Так ли уж часто богатые дамы приглашают бедных замарашек озарить своим присутствием их дом? К чему тратить на них время, и что ей в конце концов нужно от мастера? Да и от самой Твилы ей явно было что-то нужно…
В общем, колебалась она недолго. Еще раз бросив взгляд за окно, поспешила к двери. Немного помедлила возле канделябра, но решила-таки не брать свечу – отчасти, чтобы не привлекать к себе внимание в коридоре, отчасти из-за едва осознаваемого желания провести как можно больше различий между недавним сном и реальностью.
В коридоре она едва не споткнулась о мастера. Он спал, привалившись к стене возле ее двери. Измятый костюм указывал на то, что он так и не ложился. Твила невольно задержала взгляд на его рубашке – другая, не та, что во сне… Она перевела глаза выше: прядка, которую вырвала баронесса, была на месте и смешно топорщилась. Твила тихонько выдохнула и почувствовала, как в груди теплеет. Она осторожно опустилась рядом с мастером на колени и пригладила ее. Как же это подло со стороны сновидений прокрадываться в чужие головы и искажать реальность, чернить близких людей и представлять их в совершенно ином гадком свете! У того мастера и ее мастера не было совершенно ничего общего! Мастер Блэк никогда бы не поступил так, как тот, другой: он бы перевязал барашка и не стал ломать ей ребра.
Но следовало торопиться: баронесса не станет ждать. Твила поднялась и на цыпочках поспешила дальше, отгоняя мысль, что идет той же дорогой, которой шла совсем недавно. Она старалась ступать как можно тише (здесь ведь со звуками все было в порядке) и время от времени останавливалась, прислушиваясь, но никому до нее не было дела. Минуя холл, она невольно задержала дыхание и, собравшись с духом, взглянула на стену. Увидев, что олень по-прежнему не шевелится, а свечи потухли, она с облегчением выдохнула. Проходя мимо мерзких гобеленов, не удержалась: распустила рисунок на одном и ткнула пальцем в глаз старому жениху.
Как вскоре выяснилось, заминка пришлась очень кстати – в противном случае она столкнулась бы с баронессой. Та прошествовала к выходу, не глядя по сторонам и даже не замедлив шаг, – господин Грин вовремя распахнул перед ней дверь. Вспомнив, что решила презирать ее, Твила постаралась подогреть в себе неприязнь, но едва наметившееся чувство испарилось при виде озабоченного лица ее светлости. Она казалась уставшей и печальной и даже двигалась не так, как обычно. Уныние человека, представлявшегося тебе неуязвимым, сбивает с толку. Почувствовав, что с ненавистью пока не клеится, Твила решила отложить ее до своего возвращения. Все-таки сильные чувства нуждаются в тренировке. Она успела выскользнуть, прежде чем дверь захлопнулась, и тут же спряталась сбоку, в тени колонны.
Небо окончательно успокоилось и перестало насылать дождь. Баронесса и господин Грин быстро спустились к карете. Ни кучера, ни других слуг поблизости не было. Управляющий помог хозяйке сесть в экипаж (при этом баронесса чуть горбилась и, как показалось Твиле, опиралась на его руку сильнее, чем того требовал этикет), а сам забрался на козлы. Сообразив, что они не собираются больше никого ждать, и это ее шанс, Твила дала им чуть отъехать и выскочила из своего укрытия. Догнав медленно выезжающую со двора карету, она вскочила на запятки и тут же сжалась в комок, тесно прильнув щекой к шершавой обшивке и стараясь сделаться как можно незаметнее.
Вскоре начался спуск. В последний раз ее так трясло… никогда.
Когда они ехали по серпантину, Твила только один раз глянула вниз, на стелющиеся по долине облака, и вцепилась в предназначенные для лакеев петли, крепко зажмурившись. Разлепила веки, только когда карета окончательно остановилась. Увидев, куда они приехали, она почти не удивилась – подсказкой послужили ветви, отхлеставшие ее по щекам, а также внутренний компас, безошибочно указывающий на это место.
Внизу раскинулось болото. Сдерживая тошноту из-за дорожной тряски, Твила скатилась на землю, переползла под карету и затаилась. Подол зацепился за какой-то гвоздь, и она рванула его, не без удовольствия услышав, как затрещала ткань. Почему-то теперь она точно знала, что никогда больше не наденет это платье. По возвращении домой сразу сожжет его и развеет пепел над крышами Бузинной Пустоши.
Над ее головой с грохотом опустилась подножка, и из кареты вышла баронесса. Она ступала осторожно, пробуя каждую ступеньку ногой так, будто сомневалась, выдержит ли та ее вес. Господин Грин слез с кучерского сиденья и подставил ей руку. Баронесса тяжело оперлась на нее и направилась к воде. Твила наблюдала за ней с возрастающим удивлением. Ее светлость двигалась как человек, удерживающий на плечах непосильный груз. Походка стала неуверенной, ноги шаркали, как у старушки. Кто знает, сумела ли бы она дойти до воды, если б не помощь господина Грина.
Дождавшись, пока они
