которым о стольком нужно поговорить! – Пухлая ручка подхватила ее под локоток и потянула в сторону шляпной мастерской. – Ну скажи, чего еще желать от прогулки: приятное утро, уютно накрапывающий дождик, милые дружелюбные лица! Разуй глаза, маленький мерзавец!! – заорала она на выскочившего из-за угла и едва не сбившего ее с ног Дымовенка. А потом выкрутила ему ухо и пинком придала ускорение.
Тот скорчил рожу и помчался дальше, потирая уязвленную часть тела.
– О чем бишь это я? Ах да, дружба. – Маленькие пальчики снова вцепились в ее локоть. – Я ведь фактически первая, с кем ты свела знакомство в Бузинной Пустоши, ближайшая подруга, можно сказать. Уверена, тебе тоже не терпится посекретничать. Со мной ты можешь быть абсолютно откровенна…
И в доказательство своего дружеского расположения шляпница погладила ее по голове. Она проделала это еще пару раз на протяжении пути, а под конец и вовсе не снимала руку с волос. Твиле показалось это не слишком удобным, но просить оставить их в покое было бы, наверное, невежливо (так, думая, что она этого не видит, Эприкот лизнула одну прядку, проверила ее на прочность, потом спрыснула каким-то препаратом, посмотрела на свет и удовлетворенно хмыкнула).
Твила не знала, как должны проходить подобного рода дружеские прогулки, но вздохнула с облегчением, когда впереди показалась цель их променада. Если все они проходят так же странно, то она, пожалуй, воздержится от них в будущем, будет гулять только с Дитя. Та, по крайней мере, ничего подобного не делает.
На крылечке мастерица остановилась и, в последний раз погладив ее волосы, потянулась было за ключом, но вдруг замерла.
– Что это? – спросила она резко севшим голосом и подтащила прядку (а заодно и Твилу) к своему лицу. Даже очки приспустила, разглядывая.
– Ах, это, наверное, кусочек жженого сахара пристал. Вчера я ходила на ужин к баронессе, и Дитя…
Шляпница побледнела, как прокисшее молоко, и, схватившись за сердце, привалилась к стене.
– Что с вами? Вам плохо?
– Сахарная вода и утюжок… – прошептала она побелевшими губами.
– Да ничего страшного, еще отмоется…
Мастерица посмотрела на нее так, будто Твила только что призналась в пожирании младенцев.
– Негодная девчонка, что ты натворила! – закричала она, но тут же взяла себя в руки и добавила приторным тоненьким голоском: – Разве так можно, ты ведь могла обжечься, – дрожащие пальцы погладили прядку, – сокровище мое. – И пробормотала себе под нос: – И это лишний раз доказывает, что они тебе ни к чему.
– Может, мне лучше уйти? Вам, наверное, хочется побыть одной?
– Нет-нет, что ты, я просто обожаю принимать гостей! Жить без этого не могу!
Шляпница поспешно извлекла из кармана ключик, ущипнула Твилу за щечку и повернулась к двери. С замком она возилась долго – руки все еще тряслись от только что пережитого потрясения. Твила и не подозревала о существовании столь чувствительных натур – надо же, так переживать из-за чужого пучка волос!
«Утюжок! Варвары!» – бормотала Эприкот, чуть не плача.
* * *
Несмотря на всю любовь мастерицы к гостям, посещали они ее, видимо, нечасто: протоптанные в пыли дорожки явно принадлежали одной и той же паре ног. Наверное, именно поэтому госпожа Хэт так обрадовалась Твиле и так радушно принимала. Усадив ее возле окна («там им… в смысле, тебе будет светлее»), она принялась хлопотать над угощением. Твиле и в первый-то раз мастерская показалась не слишком уютной, а без мастера здесь и вовсе было жутко, но обижать шляпницу не хотелось.
Через считаные мгновения та водрузила перед ней поднос с горячим кофейником и пододвинула сервиз.
Тонкая струя кипятка вырвалась из серебряного носика и прожгла крохотную фарфоровую чашку. Твила подняла ее с особым тщанием, на случай, если отвалится донышко.
Завязалась самая непринужденная беседа. Эприкот практически полностью взяла ее на себя, легко жонглируя темами (которые не слишком удалялись от обсуждения волосяного покрова), сглаживая острые углы (которые сама же и создавала) и посвящая ее в самые свежие сплетни. Твиле же приходилось открывать рот лишь для того, чтобы сделать очередной глоток крепкого и невообразимо сладкого напитка, который та усердно ей подливала. Откровенно говоря, она была очень этим довольна, ибо едва ли могла добавить что-то толковое к сведениям о структуре волоса, качестве рыбьего клея и способах закрепить на шляпе зяблика. («Однажды один такой начал рваться на свободу со шляпки некой высокопоставленной особы во время одного особо пышного торжества, не буду уточнять, какого именно, но с тех пор свадьбу младшего сына ее величества именует не иначе как «Свадьба зябликов». Только вообрази, милочка, какой был конфуз, хи-хи! Разумеется, ту шляпницу тотчас выгнали с величайшим позором, как она того и заслуживала. – В голосе рассказчицы прорезались мстительные нотки, губы растянулись в злорадной улыбке, приоткрыв неровные зубы. – И эта высокомерная выскочка когда-то посмела сделать мне замечание! Якобы один волос выбился из сделанного мною парика! Именно после этого моя карьера и… Впрочем, стоит ли вспоминать дела давно минувших дней. Я уже и думать забыла, что случилось это восемнадцать лет, пять месяцев и три дня назад».)
Вот в таком дружеско-непринужденном ключе и проходила беседа, на протяжении которой мастерица вспоминала забавные случаи из жизни, подливала Твиле кофе, смеялась своим шуткам, а в заключение самым будничным тоном предложила ей продать свои волосы.
Твила прикусила чашку, решив, что ослышалась. Убедившись, что все правильно поняла, она решительно отставила ее в сторону.
– Боюсь, мне пора, госпожа Хэт, – сказала она, поднимаясь. – Спасибо за кофе и… снова кофе, но мне действительно нужно идти.
Лицо собеседницы исказилось, напускная веселость испарилась, как упавшая на печку снежинка.
– Нет-нет, ты, верно, ослышалась, деточка: продать, а не отдать!
– Я прекрасно вас расслышала, но…
Две ручки легли на ее плечи с твердостью, которую едва ли можно было ожидать от столь мягких конечностей, усаживая обратно.
– Тщательно все взвесь, такие предложения делают не каждый день. Сама посуди: зачем тебе волосы? Нелепая растительность, только обременяющая своей тяжестью хорошенькую головку!
Твила невольно подняла глаза на ярко-рыжую шевелюру мастерицы, застывшую идеально скрученным коконом, и та, проследив ее взгляд, немедленно сорвала его с головы.
Твила вскрикнула. Идеально уложенные волосы оказались идеально уложенным париком.
– Вот видишь, ничего страшного! Кому нужны настоящие волосы, когда есть парики?
Оправившись, Твила бочком соскользнула со стула и начала медленно пятиться к выходу. Мастерица же, напротив, наступала на нее, неумолимо перебирая своими округлыми ножками.
– Сама подумай, сколько еще они будут такими? Думаешь, всегда? Ха-ха и еще раз ха! Как бы не так! За таким сокровищем необходим особый
