Пиран просит Афрасиаба пощадить жизнь Бижана
Но сжалился над молодостью бог,От гибели страдальца уберег.
Вбивали в землю два столба глубоко,—Как вдруг Пиран примчался издалека.
Увидел в землю врытые столбы,Услышал на дороге шум толпы:
То виселица высится сурово,Петля на перекладине готова.
Спросил Пиран: «Кого сейчас казнят?Кто перед нашим шахом виноват?»
Ответил Гарсиваз: «Бижан лукавый!Он к нам попал из вражеской державы».
К Бижану скакуна погнал старик.Был пленник наг, он головой поник,
Закован в цепи, за спиною — руки,Рот пересох, и взор исполнен муки.
Спросил Пиран: «Как в наш попал предел?Иль ты кровопролитья захотел?»
Бижан правдиво старику поведал,Как спутник обманул его и предал.
Заплакал старец, витязей глава,Когда Бижана выслушал слова.
«Повремени,— сказал он Гарсивазу,—Ты пленника не должен вешать сразу.
Поговорю с царем. Уверен будь,Наставлю я царя на добрый путь».
Чтобы спасти Бижана от расправы,Отправился Пиран к царю державы.
Вошел, потупив перед шахом лик,И руки на груди скрестил старик,
Приблизился, почтительность являя,Афрасиаба громко восхваляя.
Не сел пред шахом богатырь седой,А простоял, как долг велит святой.
Шах понял, что, рожденный для свободы,Недаром не присел седобородый.
Спросил, смеясь: «Ты с чем сюда пришел?Мне честь твоя дороже, чем престол!
О царстве ты мечтаешь? Иль о злате?О дорогих камнях? О грозной рати?
Мне для тебя моих богатств не жаль:Они дешевле, чем твоя печаль!»
Когда Пиран услышал слово шаха,Устами сей мудрец коснулся праха:
«Вовеки троном золотым владей,Вовеки будь счастливей всех людей!
Ты внемлешь государей славословью,И солнце о тебе поет с любовью.
Благодаря тебе я всем богат:Есть кони, люди и в руке — булат.
Не о себе прошу с тоской глубокой,Нет бедных под рукой твоей высокой,
Мне больно, шах, из-за твоей страныИ знатных, что для счастья рождены,
Мне больно, что меня ты не тревожишь,Мое, пожалуй, имя уничтожишь!
Не я ли шаху в прежние года,Как поступить, советовал всегда?
Но ты отверг, о шах, совет мой правый,И удалился я от дел державы...
Надеясь на твою любовь, пришелК нам Сиявуш, чей жребий был тяжел.
Сказал я: «Сиявуша ты не трогай,Не то Рустам воздаст нам карой строгой,
Настанет для туранцев смертный час,Иранские слоны растопчут нас!
Но, влагу жизни напитав отравой,Убил ты Сиявуша в день кровавый.{38}
Иль ты забыл, свой трепет притаив,Что доблестен Рустам и грозен Гив?
Иль ты забыл о той несчастной брани,Когда Иран торжествовал в Туране,
Когда стонали нивы и луга,Растоптанные конницей врага?
Опомнись, шах, твои надежды ложныНа то, что меч Дастана спрятан в ножны.
С мечом отца нагрянет вновь Рустам,И кровь туранцев брызнет к небесам.
О царь, покоем жертвовать не надо,—Ты нюхаешь цветок, что полон яда!
Убьешь Бижана — сразу хлынет рать,Чтоб за него туранцев покарать.
Ты — царь, покорны мы твоим приказам.Так поступай, как наставляет разум.
Ты вспомни: пострадал ты, зло творя,Ты месть познал иранского царя.
Живешь покуда мирно с ним в соседстве,Но станет плодоносным древо бедствий.
О государь, глаза свои открой:Грозит нам гибель от войны второй!
Ты знаешь лучше всех, как бьются в сечеОтважный Гив, Рустам широкоплечий.
Могучий, грозный, прянув, словно барс,За внука отомстит тебе Гударз!»
Пытался пламя погасить вельможа,Но шах ему ответил, гнев умножа:
«Не знаешь ты, что мой позор глубок,Что на меня Бижан его навлек.
Смотри, я стар, а ныне обесчещенЯ дочерью, презреннейшей из женщин!
На поруганье отдала онаТюрчанок непорочных имена!
Престол мой опозорен, и повсюдуСтраной и войском я осмеян буду.
Когда Бижана смерти не предам,—Весть грянет по селеньям, городам,
Тогда я кончу дни свои в позоре,Я буду слезы лить в тоске и горе».
Сказал Пиран, владыку восхвалив:«О шах, ты счастлив, мудр и справедлив.
Согласен я с реченьями твоими:Лишь доброе ты защищаешь имя.
Но все-таки разумен мой совет.Подумай прежде, чем ты дашь ответ.
Да, приговор ты изреки суровый,Но виселице предпочти оковы:
Иранцам ты урок хороший дашь,Не будут больше край тревожить наш.
Тот в книге дней исчезнет со страницы,Кто попадет на дно твоей темницы!»
С той речью разум шаха был един,Совет Пирана принял властелин...
Исполнился престол туранский светаОт мудрого и доброго совета.
Афрасиаб заключает Бижана в темницу
Властитель Гарсиваза вызвал вновь:«Оковы и темницу приготовь.
Ты нечестивца с этого мгновеньяДержи в наручниках, чьи тяжки звенья,
Их заклепай, и друга МанижиЦепями с головы до ног свяжи,
И брось вниз головою в подземелье,—Да позабудет счастье, свет, веселье!
За камнем, что зиждителем небесИз моря брошен был в китайский лес,{39}
Ты на слонах отправься с караваномИ привези: мы счет сведем с Бижаном!
Избавит нас тот камень от невзгод,—В пещеру дива закрывал он вход.
Ты камнем завали нору темницы,Да сохнет в ней иранец юнолицый!
Оттуда поспеши к блуднице в дом,Покрывшей своего отца стыдом.
Лиши ее дворца, нарядов, свиты,Венец у недостойной отними ты.
Скажи: «Такой ли ждал тебя конец?Ты осквернила царство и венец!»
Пред всеми опозорен, я тоскую,Склоняя голову свою седую.
Босую к яме ты приволоки:Птенец попал не в гнездышко — в силки!
Скажи: «Была ты для него отрадой,Теперь как сторож узника порадуй!»
От шаха удалился Гарсиваз,Чтоб этот злобный выполнить приказ.
Богатыря, связав его цепями,Поволокли от виселицы к яме.
Наручники надели на него,И сталь цепей на теле у него.
Оковы заклепал кузнечный молот.Несчастного, что был красив и молод,
Вниз головою бросили во тьмуИ камнем завалили вход в тюрьму.
Затем с дружиною, как ветер гневный,Ворвался Гарсиваз в чертог царевны.
Ее чертог разграблен был вконец,Тот захватил кошель, а тот — венец.
В чадре, простоволосая, босая,Царевна появилась молодая.
В пустыню Манижу поволокли,И слезы по лицу ее текли.
Сказал ей Гарсиваз: «Живи в пустыне,Ухаживай за узником отныне».
И вот осталась девушка одна.Печали собеседница она.
Пустыней побрела в слезах и горе.День миновал, и ночь минула вскоре,—
Она пришла к темнице поутру,Отверстие прорыла в ту нору,
Ушла, когда заря зажгла все небо...Как нищенка, просила всюду хлеба,
И, накопив за долгий день запас,К темнице возвращалась в поздний час,
И опускала хлеб на дно, рыдая...Так стала жить царевна молодая.
Гургин возвращается в Иран и лжет о судьбе Бижана
