— Я не могу ждать так долго. В любое время меня могут отключить от передатчика. Дайте Океан.
— Ждите… Я попробую…
Дверь в радиорубку Зверев запер изнутри. Но можно ведь просто антенну сверху порушить — и вся недолга. Но никто не ломится, не бежит по коридору. Тишина. И оттого страшно и обреченно светится зеленая панель передатчика.
— Кинолог, ответьте. Океан на связи.
— Спасибо… — И уже открытым текстом: — Я — Зверев, Юрий Иванович. Я жив. Важное сообщение.
— Юра, я слушаю. Где ты?
— Остров на севере Ладоги. Примерно сто километров от Валаама. Точное место определить нельзя. Затруднительно. Есть зацепка. Здесь был финский командный бункер, потом испытательная лаборатория после войны. Остаточная радиация. Кто-то должен быстро сообразить. Местные зовут этот остров Поганым.
Информация по готовящемуся убийству Емельяновой и остальных артистов. По всей видимости, по «Праздничному» будет нанесен ракетный удар. Оперативно-тактическая ракета нового образца. Дальность эффективная: шестьдесят километров. Нужно немедленно проверить все воинские части, даже не имеющие прямого отношения к артиллерии и ракетным войскам. Организатор и вдохновитель — генеральный директор «Трансформера» Бухтояров. Сейчас он, видимо, находится на пусковой площадке или готовит ее с офицерами. Конечная цель всех акций по уничтожению артистов — дестабилизация политической обстановки. Перелом политической ситуации. Есть структура, выпущенная всеми из виду, отмобилизованная и оснащенная, готовая к возможному захвату власти.
— Что за люди, Юра?
— Это не объяснить так просто. «Зачищайте» все подразделения «Трансформера». Все реабилитационные лагеря, все военно-исторические клубы. Нужно взять всех. Потом разбираться.
— Когда пуск?
— Наверное, во время концерта. Когда же еще?
— Юра, как у тебя ситуация? Продержишься пару часов?
— Трудно сказать.
— Мы начинаем, Юра. Держись. Конец связи.
* * *
Зверев выполнил свой долг. Он нашел убийц, ввел своих людей, вошел в «Трансформер» сам, вычислил «ракетчиков», вышел на начальство. Люди останутся в живых. И те, что должны были быть уничтожены по приговору, и те, что должны были пострадать за содействие отчаянной акции Емельяновой. Зверев ненавидел попсу. Но он был честным человеком, давал присягу и не нарушил ее. Так-то вот. И теперь он не поедет в Астрахань. Его после всех этих дел вернут в контору с почетом и славой. Он будет еще долго работать и доживет до времен повсеместного торжества законности.
Он выключил аппаратуру. Встал со стула тяжело, будто после многочасовой работы на ключе, расправил плечи. Выключил ночничок, закрыл за собой дверь, прошел было в свою каюту, но увидел свет в кают-компании. Помедлил и решил посетить.
За столом сидели Бухтояров, капитан катерка, Пуляев и Ефимов, Леша и Иван. Пили чай.
— А вот и Юрий Иванович. Милости просим. Хорошо поговорили в прямом эфире? Да ладно. Не расстраивайтесь. Вы все правильно сделали. Сейчас вот чайку попьем — и на боковую.
— Как-то тихо вы прибыли. Недавно?
— Да нет. Денька три уже здесь.
— То есть?
— Ну, недалеко мы были. В доке. Тут. За стеночкой.
Зверев неотвратимо и трагически начинал осознавать, что его надули. Но уже за спиной встали и вовсе незнакомые мужики и для верности наручники защелкнули на запястьях.
— Вы, Юрий Иванович, извините. Пока у вас шок не пройдет.
Пуляев с Ефимовым рассматривали своего боевого командира и сообщника с недоуменным состраданием.
— В комнату мою разрешите уйти?
— Конечно, разрешим.
Зверева приковали наручником к стальному кольцу, радом с трубой парового отопления. Потом еще и дверь снаружи заперли, и слышно было, как присел на табуреточке часовой. Значит, Зверев на свободе и с раскованными руками мог еще что-то сделать. Что-то изменить.
Если ему дали возможность передать информацию генералу и она являлась дезинформацией, то что же есть информация истинная? Если не ракетами, то как? Не штурмом же с танками?
Утром ему принесли завтрак, дали возможность привести себя в порядок, сменить рубаху. Потом освободили вовсе.
— Юрий Иванович! Завтракать, — позвал его лично Бухтояров. — Мы тут в прошлый раз недоговорили. Поскольку маскарады закончились, в униформу облачаться не станем. Вы радио слушали у себя в кубрике? Как там, готовы петь звезды эстрады?
— Убьете их?
— Убью. В огне брода нет.
— А каким образом?
— А вот и узнаем из прямой трансляции. Вариантов, как говорится, несколько. Посмотрим, какой сработает. Вам людей-то не жалко?
— Бомжей-то?
— Какие же они бомжи? У них определенное место жительства есть. Земля-то их. Недра, реки, воздух. Кости во многих поколениях похоронены родных и близких.
— И при чем тут Бабетта с Кроликом?
— А связь прямая. У нас будет время обсудить все это после штурма.
— Какого штурма?
— А того, который вы навлекли своим коварным разговором с вашими начальниками. Нет, нет. Вы все правильно сделали. Но только этот бункер мне уже давно обузой стал. Как и многое другое. Нужно было переходить на новый качественный уровень. Мы же не можем города строить в прямом смысле. Наш город носит характер возвышенный и труднопостижимый. Только вот позавтракать нам не позволят. Вы наружу выйдите. В перископ не видно. Да выйдите, выйдите. Рентгеном больше, рентгеном меньше.
— А не боитесь, что сбегу?
— Во-первых, вам не дадут. А во-вторых, вы же сотрудников своих не бросите. Вы же человек слова и чести.
Зверев миновал коридор, раздраил одну дверь, вторую, оказался в погребе, выбрался наверх. Скрипнула дверь сарая…
Вертолеты в количестве двух висели над островом. Невысоко. Юрий Иванович был как на ладони. Бросай ему веревочную лестницу и принимай на борт. Наверняка там, наверху, — те, кто знает его в лицо. Те, кто за ним и прибыл. Но это было еще не все. В протоку входил, поднимая брызги, катер на воздушной подушке, серый, надежный, свой… Он завис над водой совсем недалеко от Зверева, как бы перед прыжком. А на борту десантники. Он помахал рукой бойцу в берете, стоявшему на носу этого судна. В нужное время и в нужном месте нашлись и катер, и винтокрылые машины. Генерал не подвел. Должно быть, уже «зачищена» пусковая площадка, арестованы все, а Бухтояров просто надеется на его, Зверева, благосклонные показания. Ведь сейчас Бухтоярова выведут из бункера с поднятыми вверх руками…
Не шестое даже, а десятое какое-то чувство заставило Зверева оглянуться и посмотреть наверх. Там, в ближайшей к нему машине, открылась дверка и, свесив ноги вниз, наводил на него пулемет посланец небес. Заметив, что Зверев видит его, он как бы застеснялся, но все же поднял свое карающее оружие, и пули, предназначенные Звереву, отправились в свое короткое и веселое путешествие. И уже не десятое, а двенадцатое чувство бросило Зверева вниз, а посеченные пулями камешки и щепки сыпались слева и справа.
* * *
Если существовало на земном шаре место, где не хотел бы сейчас оказаться Харламов, то этим местом мог быть только «Праздничный». Тем не менее на заседании совета безопасности, где поименно утверждался список тех, кто будет работать на концерте семьи Емельяновой, Харламов был оставлен. В принципе его вины за прошлый прокол не было. Тем более что он в последний миг сообразил, что должно произойти, и, защищая объект, бросился вслед за крысой. Он чудом не погиб тогда вместо Иоаннова или вместе с ним.
Теперь с помощью ультразвуковых и рентгеновских установок «прозвонили» ближайший радиус вокруг дворца прощания с культурой. Влили бетон в некоторые полости, после чего ни через какую канализацию попасть туда стало невозможно. В вентиляционных шахтах наварили решеток. Персонал был полностью заменен. Нашлись в недрах спецслужб умельцы-электроосветители и мастера монтажа декораций. Весь реквизит был завезен заранее и обследован. Более того, сейчас устанавливалось в ячейки тонкой титановой решетки спецстекло, которое выдерживало прямое попадание с десяти метров из автомата. Емельянова пришла от этой идеи в бешенство и потребовала прекратить заградительно-оборонные работы. Она была полностью уверена в себе, жила в Питере уже неделю, ходила по улицам, смущая охрану, и давала многочисленные интервью. Доложили президенту. Он лично изучил макет «Праздничного» и приказал продолжать работу.
Харламов сидел в последнем ряду, смотрел на сцену, где трудились рабочие, собиравшие прозрачную клетку. Появился муж Емельяновой Карп Караджев, высокий и невеселый полубаловень судьбы. Он не хотел петь и плясать вместе со своей суженой и ее ближайшими родственниками. Анна Глебовна пообещала развод. Дочь ее Сабина с мужем Кисляковым и его унылым братом Васильичем вынуждены были подчиниться командирскому окрику народной покорительницы сердец, под песни которой рождались и укладывались в ящик миллионы граждан.
