— Открой личико.
— Чего? — голос из-под пластмассы этой сатанинской, не пробиваемой пулей.
— Серов, ты?
— Чего?
— Да ну тебя! — И стаскивает чулок с себя вновь Телепин. И сам приподнимает забрало рыцарское на лице не понимающего ничего парня. Взгляд злой, осторожный, умный. И уже отпрянуть пытается он от Телепина и не может. Получилось…
Чтобы дотянуться до пожарной лестницы, до ее нижней перекладины, до прута стального, нужно подпрыгнуть, подтянуться, перехватить руки, опять подтянуться, и наконец нога ощущает опору. Теперь вперед. Спокойно и непринужденно. Внизу, приткнувшись к стене, стоит как ни в чем не бывало «рыцарь» в камуфляже, посматривает вокруг. И видит сны. Может быть, те же, что и двухметровый в чулке. А может быть, вот так их и накумарили тогда, когда решалось многое и надолго. А потом выкинули на свалку истории.
Голова Телепина показывается над срезом крыши. Вот он уже на ней. Двое сидят на раздвижных табуреточках возле пулемета крупнокалиберного. Таким можно «зачистить» небо над «Праздничным» совершенно свободно и без особых проблем. А вот и снайперская винтовка рядом. Стоит прислоненной к трубе печной.
То, с чего все началось, то мифическое оружие, авторучка со стрелками летающими и разящими, с ним. Круг замкнулся. Времени у него нет на все эти пассы. Сейчас без двадцати четыре. Внизу уже могли обнаружить странное поведение бойцов. Там, внизу, соображают мгновенно, и то, что он на крыше, — большое счастье. Не должно было этого произойти, а стало быть, если произошло, то не все еще потеряно. Кто-то там, наверху, думает о нем. Если не сам Создатель, то его многочисленные и могущественные референты.
…Жаль ему этих мужиков. А почему, сам понять не может. Они молодые. Нет и тридцати. Наверняка хлебнули «горячего». Сидят на крыше сомнительного объекта, где не министр большой, не депутаты какие-нибудь или другое, требующее охраны, там внизу — артисты. Кодированные, зомбированные, начиненные энергией зла. Это понял Охотовед. Долго не мог понять сам Телепин. Но понял. И Охотовед понял, потому что он, Валера, ему это объяснил. Доказал. Когда они в первый раз разложили на компьютере в одном тихом НИИ фонограмму и видеоряд и вообще все по молекулам и клеточкам, когда нашли код, вложенный в клип, хотя сами не верили, что он там может быть, до последней секунды, — и оказалось, что те голованы из умирающей лаборатории правы, что их программа работает, стало не просто страшно. Слов этому состоянию не находилось. Именно в видеоклипы, заряженные тем самым вирусом, взламывающим мозги законопослушных и не очень граждан, нищих и директоров банков, политиков и генералов, подавляющих личность и дающих возможность ею манипулировать, были вживлены нити Сатаны. И нарастающая инерция, эти сладкие песенки, подстерегающие вас на каждом шагу, делали свое дело. Люди становились скотами. Достичь сатанинской лаборатории не представлялось возможным. Можно было только показать творцам новой действительности, что их план пока не срабатывает, и тем спровоцировать на контакт. А дальше — как Бог даст.
Телепин подошел к огневой точке на крыше «Праздничного», достал блокнот.
— Напишите на счастье, братки. Махнемся адресами?
— Ты, что ли, Славка?
— Славка внизу. Это он и придумал.
— А ты кто?
— Дед Пихто. Вот пишу тебе на листке.
Поднес к лицу листок несостоявшийся защитник воздушного пространства, расслабился. И поймал стрелку левой щекой. Посерьезнел, листок сжал в ладони, грустно оглядел Телепина и упал.
«Только не шуметь. Никаких выстрелов. Иначе все. Исход».
Валера никак не давал второму пулеметчику добраться до ножа своего на поясе. Впрочем, тому бы сгодился сейчас любой предмет, любая пустяковина в руках. Но руки обхватил трагический колдун и смотрел в глаза ему, смотрел, смотрел, и бормотал слоги вечные и ледяные… И не выдержал парень, обмяк и повалился на бок. И тогда Телепин убил и его. Он не мог рисковать. Не все ли равно когда. Минутой раньше, минутой позже.
А времени у него оставалось восемь минут. И теперь, даже если бы он был раскрыт и снизу полезли к нему головы в яйцеподобных уборах, он бы, пожалуй, выкроил еще минут шесть. А пока бы поднялась над ним сверкающая винтами машина из дворика слева, чтобы «поставить ситуацию под контроль», все бы уже и произошло. Он верил, что его товарищи и заступники перед Высшим и Всесильным не оплошают. Или, говоря языком приказов и распоряжений, выполнят свою работу согласно графику.
Он вынул из внутреннего клапана куртки генератор сигнала, включил его, осмотрелся и, не обнаружив подходящего места, хотел было оставить при себе. В руках. Но потом решил, что вдруг он в последний миг оплошает, постарается его отбросить, и это каким-то образом повлияет на конечную цель.
Сцена находилась слева от него, под гладкой, недавно отремонтированной крышей, красовавшейся аккуратными подтеками гудрона. Несмотря на доступ к мировым технологиям, крыши у нас крыли прежним способом. Прикинув направление и все, что от него зависело, он положил коробочку генератора на ровное, хорошо освещенное место. А потом стал ждать, лежа на спине и прикрыв глаза тыльной стороной запястья. Ждать пришлось недолго. Ракета пришла с высоты. Она нашла свой маяк и ориентир, подобралась перед падением, порадовалась тому, что все в порядке, что нет никаких помех и неприятностей и сигнал тонок и отчетлив, а потом нырнула, пробила тонкую скорлупу крыши, вошла в мир софитов, аншлагов и гонораров и спокойно разнесла его в меру своих сил и возможностей.
Спасите ваши души
Двери за Зверевым задраивали уже тогда, когда за первой из них стучали сапоги и для почина и острастки кто-то приложился по ней из автомата.
— Не берут тебя свои, Юрий Иванович.
— Это не мои вовсе. Мои из другого ведомства.
— Не лукавь. И не паникуй. Есть у нас несколько минут времени. На-ка вот. Надень.
— Клоун хренов, что ты мне тельняшку суешь? Тебе бы самому на эстраде наплясывать!
— Надевайте, Зверев, надевайте. И займемся спасением. Вашим в том числе.
Неожиданно Зверев увидел новые лица в бункере. В тельняшки переодевались какие-то благообразные мужики, спокойные, складные. Пристегивали рожки к «Калашниковым», ножи пододвигали на поясе поудобней, разбредались по помещениям, тащили противогазные сумки.
— Это что за люди?
— Это заслон. Поклонись им, Зверев. На смерть остаются.
— Сами по себе?
— Ты что, раньше о таком не слышал? Так услышишь еще. Еще не все потеряно. Это, Зверев, бывшие бомжи. Они больше в ночлежки не хотят. И с ними капитан второго ранга. Как же без офицера? — Бухтояров обнялся с каждым из остающихся прикрывать отход. Только вот какой и куда? Этого Зверев еще не ведал.
В конце коридора дверка, которую не раз Зверев дергал, даже прикладывался к ней ухом. Она поплыла мягко, открылась, и за ней вспыхнула аварийная лампочка, показались ступеньки. Первым затопал вниз Леша, потом остальной экипаж «Трансформера», затем спустились, оглядываясь на Зверева, Пуляев с Ефимовым, и, наконец, Бухтояров пригласил его.
— Топай, капитан, не бойся.
И последним шагнул сам, захлопотал над дверкой. Отрезал пути к отступлению.
— Жалко мне это место. Хорошо здесь было. Спокойно. Ну да ладно. Дело поправимое.
Звереву показалось, что наконец-то он сошел с ума. Они стояли в доке, где вытянулась на плаву подводная лодка…
Он не раз видел такие в кинохрониках и своими собственными глазами на днях военно-морского флота На Неве. Теперь ему предлагали проследовать на палубу, подняться в рубку, сойти внутрь. И следовало поторапливаться, так как уже прибывала вода в доке, поднималась медленно вверх лодка, дизель, ничего особенного, но не здесь же и не в этих обстоятельствах. И уже бетон причальной стенки, каблуки Зверева оказались в воде. Он шагнул вслед за Бухтояровым.
Все последующее он помнил отчетливо и ясно. Внутри оказался экипаж, по-видимому четыре человека. Они хорошо знали свое дело — и посыпались команды по переговорному устройству. Такие Зверев в многочисленных фильмах слышал не раз. Вначале постояли еще в доке, как будто ждали кого. Мягко качнулась лодка и пошла. Довольно долго они шли самым малым ходом, почти по дну, касаясь все время чего-то брюхом и бортами. Наконец, как видно, коридор этот для выхода закончился. Они были в озере. Примерно через сорок минут машины смолкли, и они легли на грунт. Все это время Зверев провел в полусогнутом положении в каком-то закутке. До него, казалось, никому не было дела. Пробегали моряки-балтийцы, если верить нашивкам, делали свою работу. Наконец появился опять Бухтояров, позвал.
— Ну, выходи.
В рубке собрались некто Михаил Андреевич, как его уважительно звал Бухтояров, Ефимов и Пуляев. Все остальные расползлись по свои каютам, затихли.
