То, что показания выкладывает обвиняемый – участник со стороны защиты ещё не означает, что показания автоматом явятся доказательством защиты. Для таких отнесений должно выполняться условие, что показания эти отражают цель и интересы защиты, работают только в пользу обвиняемого, и в полном их объёме. Показания, по сути признательные, могут в целом или большей частью подтверждать версию обвинения. И если даны они сознательно, по доброй воле, то такие показания имеют двойственный характер: они являются одновременно и доказательством обвинения, и доказательством защиты, так как обвиняемый через свои росказни тем самым выражает раскаяние, оказывает помощь расследованию и искренне добивается смягчения своей участи. Если же глупая овца не обдуманными или вынужденными показаниями подкрепила только позицию обвинения, себе во вред и без всякой ощутимой пользы, то такие показания – они односторонне обвинительные. Когда содержание показаний по заложенной в них идее идёт вразрез с версией обвинителя хотя бы по частностям, и этим направлено на достижений выгоды обвиняемому, – то перед нами доказательство защиты. Не иначе. Но случается, когда сведения по показаниям каждая из сторон оценивает в свою пользу, спор возбуждает об этом, считая их доказательствами своей стороны. Здесь возникает неопределённость, доказательством защиты или обвинения признавать такие показания? Это должен будет решить арбитр-судья. Уступать не следует, твоё право оценивать любое доказательство по достоинству и своим убеждением, придавать ему то значение, как это разумно видится самому, и соответственно своим выводам заявлять о показаниях по принадлежности. Вроде бы пустяшный спор? Фиг там. В дальнейшем обнаружиться эффект от перетяжки одеяла. Так, уже при составлении Обвинительного заключения (в просторечье – Объебон. От какого корня слово?) и направляя дело в судилище, следак на свой лад разграничивает доказательства по двум перечням: Обвинения или защиты. Этой классификацией далее пользуется и судья. Сторона обвинения, имея право первой представлять свои доказательства, уже в начале судебного следствия пользуется её же перечнем и своим усмотрением предлагает к исследованию любые доказательства, заявляя о них от своей стороны, то есть обвинительными. В общем числе такими могут стать и показания обвиняемого. Тогда изначально обвинитель выставит их только в выгодном для себя свете, будет иметь серьёзные дивиденды от стартовой такой оценки. Преимущества: обвинитель первым задаёт вопросы, оглашает прежние показания и другие связанные материалы, первым ссылается на них в прениях. А суд, опираясь на такое свойство показаний, как и любых других доказательств, свободно приводит их в обвинительном приговоре против обвиняемого. Но когда в томже судебном следствии и второй очередью сторона защиты заявит об этих же показаниях, как собственных защитных доказательствах и сделает попытку провести их же исследование по собственному сценарию, это обречено на отказ под тупым предлогом, что это доказательство уже, видите ли, исследовано. При этом не принимается во внимание, что, например, при оглашении показаний обвинитель своим усмотрением воспроизвёл их избирательно, то есть не в полном объёме, акценты проставил своим усмотрением и кое-что перефразировал, то есть переврал. В таком случае иные, оставшиеся не оглашёнными по указанным причинам, но полезные целям защиты сведения, не смогут быть обсуждаемы стороной защиты в прениях по причине их не исследования в судебном следствии, а значит, не могут получить оценки в приговоре, учитываться судом. Сечёшь прикол? Тебе не дают что-то делать, а потом упрекают, что не сделал это. А кому это выгодно? Фактически, в таком порядке сторону защиты искусственно лишают её же собственной базы.
Обсуждаемая правовая норма имеет тройственное содержание: право давать показания; право объясняться; право делать это всё на языке общения самого обвиняемого. Первую правосоставляющую мы уже слегонца помусолили. Едем дальше…
Право объясняться – это свободная возможность изъясняться, делать сообщения, излагать свои мысли и любые соображения устно или письменно в ходе процессуального общения с другими участниками (а также с самим собой). Понятие «объясняться» здесь ближе по смыслу к «общаться, сообщаться». Такие объяснения имеют место во всех других формах информативного обмена за рамками дачи показаний при допросах обвиняемого. Например, объяснениями будут являться консультации с защитником, доводы жалоб, ходатайств и отводов, заявления, запросы, речь в прениях, реплики, последнее слово, вопросы участникам, правовые пояснения, сообщения и подобное. Важно, что полученные в форме объяснений сведения показаниями не являются, но в некоторых случаях могут стать доказательствами по делу в виде сведений протоколов или «иных документов» (статья 74.2. УПК), и равно влиять на исход разбирательства. Разграничение прав «давать показания» или «давать объяснения» не покажется неожиданным, если распознавать объём присущих им процедур, при которых обвиняемый участвует, но где его допросов не происходит. Примером могут служить процедуры ознакомления с экспертным производством и постановки вопросов экспертам; явка с повинной; замечания к протоколам; предварительные слушания; рассмотрение вопроса о мере пресечения; надзорное обращение. Перечень возможных процедур широк.
Право объясняться, как и право на показания – это только право, но не обязанность. То есть не обязан ты давать какие-либо объяснения, даже по поводу самого согласия или отказа давать эти самые объяснения и показания. И ничто тебя не может принудить к этому, ни под каким соусом, кроме собственного пожелания. В частности, твой пассив может выражаться в форме игнорирования любых вопросов к тебе, тупое молчание в ответ на любые побуждения к общению. Даже когда судья поставит перед тобой пустяковый вопрос по личным данным (Подсудимый, назовите суду свою фамилию…?) или любым разъяснениям. При таком обращении суда обвиняемый должен бы подняться «с пятой точки», так как иное может быть воспринято как неуважение к суду, а вот отвечать на вопросы, то есть объясняться – не обязан. Значит, может промолчать. Так же, как он не обязан и объяснять причины своего молчания. Внешне, конечно, подобное выглядит странновато, если учитывать ещё наличие не только права обвиняемого на участие в судебном рассмотрении, но и обязанность его участия (статья 247.1. УПК), и обязанность суда обеспечить такое участие. В рассматриваемом случае Участие не произойдёт ввиду полной безучастности участника, но лишь присутствием его. И тогда председательствующий не в состоянии будет эту ситуацию разрулить, обеспечить обязательность участия обвиняемого. С другой же стороны, и обвиняемый формально не отказывается от участия. Верно?
А как быть в случаях правовых разъяснений? Обвиняемому не только должны быть разъяснены права и порядок, но и установлена понятность, смысловая доступность этих разъяснений. Судья с вопросом: «Обвиняемый, Вам понятны Ваши права?». А в ответ – рыбья немота. Конечно, велик будет соблазн постановить факт отказа в даче пояснений на этот счёт, но так и останется не выяснен вопрос: так понятны права или не понятны(?). И что, если не понятны? Это препятствует дальнейшему разбирательству. Или же в случае не менее тупого молчания на вопрос: «Согласны ли дать показания?». Молчание не показывает, согласен или не согласен. Но ведь обвиняемый и не отказался.
«Объясняться» – это более ёмкое понятие, чем «давать объяснение», как это свойственно для подозреваемого. Такое действие уже не подразумевает лишь возможность формирования такого процессуального акта, как Объяснение. Речь идёт о речевом общении любого формата с любыми субъектами.
«…на родном языке или языке, которым он владеет…». Здесь через союз «или» обвиняемому гарантируют возможность избирать удобный и выгодный для него язык сообщительства. Обвиняемый сам выбирает, а не кто-то за (для) него. (Я полагаю, тебе не нужно отдельно втолковывать, что речь идёт о Языке – системе словесного выражения мысли, а не о Языке – мясной щупальце в твоей пасти). Дача показаний и объяснений на определённом языке предполагает наличие обратной связи. То есть с обвиняемым должны изъясняться на том же языке его общения, пусть даже и через посредников.
И все процессуальные документы, которые адресованы обвиняемому, затрагивают его права и обязанности, должны быть изложены на том же языке. А при ознакомлении с любыми иными материалами, и не только из уголовного дела, но и как-либо с рассмотрением этого дела связанными, должна быть обеспечена двусторонняя языковая адаптация. Ныне это острая проблема. У обвиняемого может возникнуть потребность в рамках производства сообщаться со сторонними органами власти, организациями и гражданами (передать – получить информацию). И сами такие обращения, и ответы на них, естественно, потребуют языковой переработки. Всё это тесно связано по своей проблематике со следующим правом, что…
