— А ты бы пошла за нелюбого? — ожесточаясь в ответ, повысила голос Гнеда, встречая взгляд подруги.
— За нелюбого! — передразнила Славута, резко уперев руки в бока, отчего сердито звякнули обручья на её точёных запястьях. — Много ты понимаешь! Вымахала кобылица, а умишки, что у моей дочки несмышлёной! Да он тебя с того света вытащил! С ложечки отпаивал, сам в лес за березовицей ездил, ночей не спал, тенью ходил, никого не замечая! А ты бы хоть разочек вспомнила о нём, хоть словечко б обронила! За нелюбого!
Гнеда опустила глаза. Она вспоминала о Бьярки каждый день. За время, что девушка провела в борьбе с лихорадкой, многое в её мнении переменилось. И без слов подруги она уже относилась к нему иначе. Отбросив глупые предрассудки, Гнеда нынче видела, что Бьярки пытался сделать ей честь. Что сватовство к безродной простолюдинке было со стороны боярина отважным поступком, а приглашение отца и княжича-побратима прибавляло его словам веса. Бьярки заслуживал достойного отказа, а не её бездумной выходки. Но сделанного не воротишь.
— Что умыслила! К ней самый завидный жених в Стародубе — да куда там в Стародубе, во всём Залесье — княжеского сына сватом послал, а она — топиться!
Кажется, Славута, наконец, могла выговориться и жалеть Гнеду больше не собиралась.
— Я не хотела топиться, — слабо возразила девушка.
— Да? А что ж, купаться надумала? В травень-то месяц вода ай как хороша!
Гнеда еле удержалась от улыбки. Она и не предполагала, что мягкая и добрая Славута способна на такие язвительные слова.
— Не знаю, что на меня нашло… — запнулась девушка, понимая, что не сумеет объяснить своих чувств, которые и сама-то едва осознавала.
Славута только покачала головой.
— Ешь, — хмуро велела она, кивая на дымящуюся кулагу. Некоторое время боярыня молча смотрела в одну точку, но постепенно её лицо разгладилось, а зажатые плечи опустились. — Прости, — проговорила Славута без прежнего раздражения. — На сердце нынче уж очень муторно. Как старый князь умер, нет покою. Все в тревоге, Судислава днями не вижу, матушка сурова сверх меры.
Гнеда едва не выронила чашку из рук.
— Князь умер? — переспросила она.
Славута скорбно кивнула.
— Через несколько дней после… после сватовства.
Гнеда нахмурилась. Так просто? Ей не пришлось и пальцем о палец ударить.
Но почему она не чувствовала удовлетворения?
— Бояре присягнули Стойгневу, но наши им не верят, — продолжала Славута. — Они не покидают княжича, — боярыня осеклась и, прочистив горло, исправилась, — князя.
— Не верят? – нахмурилась Гнеда.
— Батюшка Судимир всех подозревает, — вздохнула Славута. — Есть те, что хотят раздора и смуты. Ты ведь знаешь, князь Войгнев получил престол не по праву крови… Время сложное. Угроза и внутри, и снаружи. Оттого-то Бьярки и поспешил, чтобы устроить заграждение от сарынов. Боятся, что они прослышат о наших бедах и воспользуются замешкой. Но его так не хватает и здесь, и в княжеском детинце!
Гнеда кивнула и отставила еду в сторону. Кусок не лез в горло.
— Прости, — повторила Славута, и её голос вовсе растерял всякую враждебность. — Душа не на месте уж который день. А я-то! Накинулась на хворую, вот ведь нашла, на ком отлаяться! — Брови Славуты жалобно изогнулись, она взяла Гнеду за руки. — Холодные-то какие! Ложись, отдыхай. Утомила я тебя.
Суетливо подоткнув одеяло под подругу, боярыня, прошелестев подолом, выскользнула за дверь, оставив Гнеду наедине с новыми мыслями.
То, за чем она пришла в этот город, свершилось. Войгнев умер, и больше ни в Стародубе, ни в этом доме её ничто не держало. Всё пошло не так, как Гнеда задумывала, но итог один. Убийца её отца мёртв. Она жива. Пора возвращаться.
Но куда?
Домой.
Но где был дом?
Гнеда задумалась. Ей было хорошо здесь, у Судимира, в тепле и сытости, рядом со Славутой. Одни из лучших дней своей жизни она провела в Кранн Улл, подле Фиргалла и Айфэ. Она могла представить, что Твердята — её мать, а Пчёлка — сестра. Но, пожалуй, настоящим домом Гнеда могла назвать лишь Переброды. Там осталась её Вежа, могила Домомысла, Катбад.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Единственное место, куда она могла вернуться, не навлекая беду на остальных, были Переброды. Гнеда станет жить в Веже, в стороне ото всех, и Кузнец будет в безопасности. И потом, она спокойно провела почти целый год в Стародубе. Её либо не искали, либо не могли найти. Возможно, Аэд уже умер, и новый наследник без помех вокняжился в Ардгласе.
Как бы то ни было, оставаться здесь Гнеда больше не могла. Не должна была. Не имела права. Она боялась даже подумать о том, как посмотрит в глаза Судимиру и Вышеславе. Она боялась встречи со Стойгневом, нынче облечённым княжеской властью. Девушку грызло лишь то, что она так и не попрощалась с Бьярки. Не объяснилась с ним, не извинилась. Но, наверное, это было к лучшему.
Решено. Как только Гнеда окрепнет, она оставит этот город, этот дом.
Чтобы уехать как можно скорее, необходимо было восстановить силы. Гнеда нуждалась в пище и движении и старалась не пропускать выти и чаще вставать с постели. Поднявшись и заставляя себя делать несколько мелких шагов по горнице, девушка обнаружила, что сильно похудела. Одежда стала чересчур свободной, и казалось, сквозь истончившуюся кожу проглядывали кости. Пальцы болезненно ссохлись, и Гнеда с огорчением обнаружила, что потеряла перстенёк Катбада. Наверное, это был знак, и девушка только утвердилась в решении вернуться в родную деревню.
Но стоило Гнеде неосторожно обмолвиться Славуте о намерении оставить усадьбу, как в тот же вечер Судимир разыскал её. Стояло раннее лето, и девушка сидела на покатом берегу Листвянки. Внизу, на свежей пойменной траве паслись лошади. Работы были закончены, и по реке разносились радостные песни возвращавшихся с полей девушек и парней. Гнеда пригрелась на закатном солнце и теперь с неохотой думала о возвращении в поместье.
— Насилу нашёл тебя, — послышался голос боярина, который с завидной для своего возраста ловкостью спрыгнул с коня.
Девушка подобралась. Она почти не виделась с домочадцами, стараясь незаметно оставлять покои для своих одиноких прогулок. Ей до сих пор было стыдно вспоминать о том, что произошло.
— Ты что же, решила нас покинуть? — сразу перешёл к делу Судимир, усаживаясь рядом.
— Так будет лучше для всех, — сдержанно ответила Гнеда.
— Не дури, — жёстко возразил боярин. — Куда тебе идти? Всё переменилось за это время. Вряд ли кто-то ждёт тебя в той веси.
Гнеда отвыкла от суровой прямоты боярина и несколько раз моргнула, но Судимир, не заметив, продолжал:
— Если это из-за Бьярки, то не тревожься. Он оправится. И потом, неизвестно, когда он сможет теперь вернуться. Если из-за боярыни, то и она скоро остынет. — Гнеда поёжилась, подумав о том, что её собеседник не иначе умел читать мысли. — А уж коли из-за меня, так и в голову брать не смей. Я обиды на тебя не держу. Жена Бьярки или нет, ты мне уже как дочь.
После увещеваний Судимира, слова которого согрели её сердце, Гнеда разрешила себе ещё некоторое время в Стародубе. В конце концов, она на самом деле была ещё слишком слаба. Отголоски болезни преследовали девушку, не давая жить в полную силу. Она гораздо быстрее, нежели раньше утомлялась, подолгу спала и всё никак не могла добиться того, чтобы одежда сидела на ней по-старому.
Наверное, это была слабость, но Гнеда позволила её себе. Последнее лето.
И жизнь потекла по-прежнему. Резкие речи, которые вырвались у Славуты, развеяли тень разочарования и недосказанности, возникшую было между подругами, и молодая боярыня была вновь добра и ласкова. Вышеслава вела себя отстранённо, и Гнеда знала, что она не простила ей сына, но боярыня не была враждебна.
Кажется, постепенно тучи над Золотым Гнездом рассеивались, и все стали спокойней. Должно быть, никто не осмеливался оспорить право Стойгнева на престол, и чудилось, словно тетива лука, натянутая для выстрела, наконец расслабилась.
