Десять шагов. Пять.
Я не увидел, как он метнул копье, зато почувствовал выплеск силы. Тварь врезалась в насыпь и растеклась бесформенной лужей. Копье и меч задрожали, наклонились и начали медленно погружаться в черную жижу. А внутри меня вспыхнуло яркое солнце, ослепившее каждого в стае. И Энок одним махом поднялся до десятой руны.
— Скорее!
Альрик подбежал к твари и начал вырезать плоть вокруг копья.
— Нужно вынуть сердца!
Росомаха тоже взялся за дело, только вокруг Дударева меча.
А я моргал, не в силах прогнать странный морок. На кого бы я не взглянул, ясно видел, куда и с какой силой надо ударить, чтобы убить.
Глава 9
Дар растаял, как снег в Бриттланде, хотя я цеплялся за него до последнего, заживляя раны себе и хирдманам. Я шевелил пальцами, сгибал руку в запястье, но удержать что-то тяжелее ножа не мог. Ну, ничего. Попрошу Орсову женщину приложить твариные кости, и за седмицу всё зарастет. Жаль, что в убитой нами твари не было ни одной кости. Росомаха и Альрик изрезали ее всю, чуть ли не вывернули наизнанку, пока искали третье сердце. Нашли там еще темные плотные пузыри, в одном из них болтались перетертые останки коз, а вот костей не было. Вот же Бездново создание!
Альрик, вытащив первое сердце, уволок Энока в первый попавшийся дом. Живодеру я сказал посмотреть раненых, особенно Вепря, нутро ему сильно отбили, раз кольчуга лопнула. А Росомаха вдруг занялся стряпней. Поймал свинью, заколол ее, вытащил кишки, а потом пластами нарезал весь жир. В это время Гвоздь нашел котелок, разжег огонь, Крюк притащил два небольших бочонка и предложил быстренько их опустошить.
Стиг вернулся с жителями деревни, глянул на приготовления Росомахи, кивнул и сказал:
— Одно я заберу. Для конунга.
Росомаха возразил:
— С чего бы? Наш хирд убил тварь. Твой малец даже раза не ударил.
Это он про Магнуса, который весь бой пробегал где-то. Или, скорее, отсиделся. Надо возвращать его отцу, я теперь на него даже смотреть не хочу. Был же толковым воином, а стал размазней овсяной.
— Конунг щедро заплатит. Каждому по полмарки серебра выйдет.
У хирдманов аж глаза загорелись, как услыхали про плату. А я снова дурнем вышел. Сразу не понял, что Мокрые Штаны про сердца говорил, иначе б не согласился. А теперь отказываться — как в мошну к парням залезть.
— Такое надо с хёвдингом решать, а не с хирдом, — только и пробормотал я.
Селяне разбрелись по домам, поднялся вой по погибшим. Одна баба разохалась при виде наполовину сгоревшего дома с проломленной крышей. Другая визжала что-то про своих козочек. Дуры. Радоваться надо, что живы остались. В предыдущих деревнях дома-то целы, а жители все в пузырях твариных померли.
— Ты лучше другое скажи, — Стиг смотрел на меня в упор. — Кто из вас Скириров дар получил?
— Скириров? Это как?
— А так. Фомрир же — бог-воин, потому он и дары дает такие, чтоб сражаться легче было. А Скирир — бог-правитель! Он редко смотрит на людей, заслужить его внимание очень непросто. И всегда его дар не для одного, но для многих. Я сам про такие только слыхал, а увидел впервые.
— А… — я речь позабыл напрочь. — А… А я ж… Я всегда Фомриру…
— Ты? Это твой дар? — прищурился Стиг.
— Н-нет. В хирде вообще даров немного. Энок вон да Сварт. И Трудюр еще, но кто его одарил? Уж точно не Скирир и не Фомрир.
— Да не ври. Еще кто-то с Орсовым даром ходит. Вон тот черный рунную силу издали чует. Синезубый сам семирунный, а копьем бьет почти вровень с девятирунным. Троллиная морда уж больно силен. Про того, который свою кровь хлебал, и говорить нечего. Так что даров у вас полно. Но я ж не про них говорю, они-то Скирировым даром не захвачены. Значит, кто-то из старых хирдманов. Беззащитному дар под стать его условию, и это не то. Так у кого же?
Росомаха топил в котле свиной жир, а сам прислушивался к нашему разговору. Видать, тоже что-то заметил во время боя.
— А зачем тебе? — разозлился я. — Разве можно так выспрашивать про дары? Кто хочет, тот и говорит, а кто не хочет, так и приставать нечего.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Тратить Скириров дар в мелком хирде? — Стиг повысил голос, чтоб слышали все ульверы. — Если такой человек объявится, то Рагнвальд Беспечный возьмет его в свою дружину, да не простым хирдманом, а хёвдингом, назовет ярлом, даст землю, осыпет серебром, рядом с собой за стол сажать будет. А чтобы Альрик не обиделся, конунг и вас щедро одарит. Ведь это вы вырастили такого человека. Так кто из вас одарен отцом богов?
Новые хирдманы оглядывали нас, любопытствовали, кому же так повезло. А мои наоборот смотрели куда угодно, только не на меня. Росомаха чуть котел не перевернул, так жаждал услышать имя.
А я разозлился. Вот же псина поганая! А еще оком и гласом конунга служит, тоже мне. Мало того, что вырвал наше сердце, не торгуясь, так теперь хирдмана забрать хочет. И всё за спиной Альрика, который пока ещё зовётся хёвдингом! Если то не я был, так ведь ушел бы. Кто ж не позарится на звание ярла, землю и целую конунгову дружину? Любой бы позарился. Может, и я бы позарился! Только с чего наш хирд мелкий? У нас почти три десятка людей, ни одного карла, сплошь хускарлы, а с сегодняшнего дня еще и три хельта! Ты пойди еще найди такой хирд в Северных морях! Все ноги истопчешь, а не сыщешь.
— Нет у нас такого, — рявкнул я. — Ошибся ты, Мокрые Штаны. Мы вместе не одну зиму пережили, не одно море исплавали, не одну тварь убили. Друг друга нутром чуем. Пусть конунгова дружина поболе в походы ходит и помене за столом сидит, так не хуже нашего биться станет.
Стиг рассмеялся:
— Ну, бьетесь вы всяко хуже нас. Особенно ты. На ровном месте руку изломал, тетеря.
Тетеря? Да плевать, сколько там у тебя рун, говно мокрожопое… И тут Леофсун расхохотался, да еще звонко так, заразительно. Подошел ко мне, хлопнул по левому плечу.
— А ведь он прав. Тетеря и есть. Как только умудрился в пасть твариную залезть? Пойдем, пусть Живодер и тебя глянет. Вдруг что вырезать нужно?
А как отошли подальше, прошипел на ухо:
— Коли не хочешь к конунгу идти, так молчи. Пусть теперь голову ломает, у кого тот дар.
Мы прождали до вечера. Росомаха уложил сердца в бочонки и залил топленым жиром. И ведь верно, в застывшем сале сердца долго не протухнут. Деревенские перестали стенать и вопить, занялись хозяйством, а заодно и нас накормили. И лишь когда стемнело, из закрытого дома полыхнуло крепкой рунной силой. Вот теперь в хирде и впрямь три хельта!
Я почти не завидовал, хотя был уверен, что следующим хельтом буду именно я. Но сломанной рукой много не навоюешь, да и не мог я убить эту тварь, чтобы не шагнуть прямиком к бездне. Энок был в хирде до меня. И парень он отличный, даром что косоглазый. И не просто так он получил эти руны, не добивал за другими, а в честном бою вырвал, сам пронзил последнее сердце. Да и вообще, если бы не он, мы бы еще месяц эту тварь били, так что заслужил он руны, заслужил. Но как же досадно-то, а!
Переночевав в деревне, мы отправились в Хандельсби. Стиг хотел побыстрее отвезти твариное сердце конунгу. Да и пора было возвращаться! Магнус с нами больше месяца ходит, а толку никакого. Видать, не на те приметы смотрела Рогенда, не те руны выкинул Мамиров жрец.
Именно так и сказал Альрик, когда конунг принял нас в своем доме:
— Ошибся я, конунг Рагнвальд, решил, что вольный ветер и сражения с тварями выбьют иноземную дурь из твоего сына. Но не вышло. Потому возвращаю Магнуса в родной дом и дальше пойду только со своими хирдманами.
Беспечный спокойно кивал, оглядывая меня, Простодушного и Энока. Принял он нас не сразу, полдня с сыном и Стигом разговаривал, а, может, и добытым нашими руками сердцем любовался.
— Я и не думал, что сын излечится за один лишь месяц, так что нет нужды торопиться. Или ты чем другим недоволен?
— Да, я недоволен, — твердо ответил Альрик. — Я недоволен, что на моем корабле моими хирдманами командует пришлый. Недоволен, когда за моей спиной выторговывают за бесценок твариное сердце. Недоволен, что сманивают из моего хирда людей. Вот всем этим я очень недоволен. Я-то думал, ульверы помогают конунгу по добру, а ты, выходит, решил, что на службу нас нанял.
